Анхель уехал из дома через час, сославшись на срочную деловую встречу. Но Лина понимала, что он просто не хотел встречаться со знахарем, которого должна была привести служанка.

Ревностный католик, Анхель все то время, пока болел Фидель, молился, но Спаситель не спешил исцелять его ребенка. Однако Анхель не роптал – на все воля Божия, и только Бог решает, кому жить, а кому умереть. Он уже смирился, что Господу будет угодно забрать у него одного из пяти сыновей. Поэтому Анхель был не очень рад, когда жена сказала, что решила по совету служанки пригласить в дом какого-то шамана. Тем не менее он не решился запретить жене испробовать последнее средство – которое наверняка не поможет, ведь доктор сказал, что эта разновидность тропической лихорадки неизлечима.

Это был грех, который он, Анхель, теперь будет вынужден долго замаливать. И неизвестно еще, простит ли ему этот грех Господь…

Лина стояла у дверей детской, в которую час назад вошел колдун сантеро – мрачный чернокожий старик лет восьмидесяти, косматый, длиннобородый, облаченный в разноцветную хламиду: черную спереди и красную сзади. Еще он был обвешан какими-то странными и страшными побрякушками. Лина заметила даже несколько черных черепов, висевших у него на шее, и хотела перекреститься – но испугалась, что это может повредить умирающему сыну.

– Жди! – даже не посмотрев на Лину, уронил каменное слово старик, заходя в комнату.

Лина, для которой этот жуткий колдун был последней надеждой, почти час простояла у двери, пытаясь уловить хотя бы один звук из комнаты. Но ничего не слышала. Правда, один раз ей показалось, что из-за двери доносятся монотонные завывания, похожие на плач раненого койота, и она едва удержалась от того, чтобы распахнуть дверь, ворваться в комнату и увидеть, что же творит колдун с ее несчастным сыночком…

Но этот порыв угас быстрее, чем родился. На Лину навалилась нечеловеческая усталость, ей захотелось пойти в свою комнату, лечь на кровать и уснуть… Но женщина лишь сжала кулаки и уперлась головой в стену, чтобы отогнать наваждение… Ведь за дверью сейчас умирал – или возвращался к жизни? – ее сын, и она должна быть рядом…

Прошла целая вечность, прежде чем дверь отворилась, и из комнаты вышел, сгорбившись, колдун. Его черная лысина блестела от пота. Лине показалось, что он постарел еще лет на десять.

– Твой сын скоро оправится от недуга, – тяжело дыша, проговорил старик, глядя прямо в глаза испуганной женщине. Лина вздрогнула и зажмурилась – в черных зрачках колдуна плескался водоворот, затягивая в свое жуткое нутро.

Она так и простояла с закрытыми глазами, пока старик говорил – про то, что линии на руке ребенка рассказали ему о долгой жизни, которая ему предстоит, и о том, что мальчика ждет великая судьба, но все эти слова не задерживались в голове измученной женщины. Лина поняла только одно: ее маленький мальчик будет жить. Болезнь, против которой была бессильна современная медицина, оказалась вполне по силам неграмотному старику, который владел древней знахарской магией, которая, как пыталась ей объяснить Розалия, как-то связана с древним африканским культом вуду. Лина мало что знала о том, в каких богов верили потомки некогда завезенных на остров черных рабов, но если они смогли спасти ее сына – значит, она будет им благодарна.

Лина снова решилась взглянуть на старика, лишь когда услышала:

– Боги сантерос спасли твоего мальчика. И один из них взял его под свою защиту. Теперь у твоего сына есть покровитель. Это верховный бог – Обитала Аягуна. Теперь твой сын должен будет всю жизнь служить ему. И тогда он на самом деле проживет очень долгую жизнь, в конце которой он сможет стать земным воплощением Обитала Аягуна и обрести могущество. Впрочем, могущество он обретет раньше… Я все сказал…

Лина решительно посмотрела старику прямо в глаза, уже не испытывая страха перед бездной, которая в них плескалась.

– Спасибо, – выдохнула она.

Когда старик ушел, Лина постаралась выкинуть из головы тот бред, который он нес. Какие там древние боги, какой Аягуна, которому теперь ее Фиделито должен будет служить всю свою жизнь – если вот он, лежит сейчас в своей кроватке, румяный, но не от жара, а потому что начал выздоравливать. И дыхание у него ровное.

Даже улыбается во сне…

Рауль спрятался за каменной грядой, которая тянулась вдоль побережья, и наблюдал за братом.

Фидель сначала какое-то время ходил вдоль кромки прибоя, затем уселся на песок – спиной к морю. Затем вытащил из-за пазухи круглый предмет, похожий на небольшой камень. Погладив его ладонью, Фидель поднял глаза к небу, которое постепенно очищалось от грозовых туч, обещая к утру ясную погоду.

Рауль видел, что губы брата двигались – он что-то говорил, а его пальцы гладили темный кругляш.

Затем Фидель поднялся на ноги и протянул руки с зажатым в ладонях камнем к горевшим над его головой звездам. Губы продолжали что-то шептать – Рауль был уверен, что брат молился.

Однако Рауль также был уверен и в том, что Фидель молился совсем не христианскому богу.

Фидель некоторое время задумчиво сидел на песке, прокручивая в памяти разговор с братом (который наверняка наблюдал сейчас за ним из-за укрытия), а потом достал из внутреннего кармана камень – амулет, очертаниями похожий на свиной череп.

Этот амулет всегда был с Фиделем. С того самого дня, когда его спас от смерти колдун сантеро.

Фидель нежно, словно это была ладошка любимой девушки, погладил ровную холодную поверхность камешка.

– Вот и настал мой час! – прошептал он.

Амулет матово блестел, переливаясь черными и красными бликами – словно внутри камня таилась своя, неведомая жизнь. Фидель знал, что если долго смотреть на игру света и теней, то она затягивает, рождая в душе желание слиться с той силой, которая создала этот магический артефакт.

– Обитала Аягуна, мой бог, – прошептал Фидель, вздымая ладони с зажатым в них амулетом к небу. – Помоги мне…

Небо стремительно очищалось от грозовых туч, звезды взирали на землю холодными зрачками.

– Обитала Аягуна!

Порыв резкого ветра чуть не сбил Фиделя с ног. А амулет стал нагреваться, обжигая ладони. Но нужно было терпеть боль – иначе Покровитель не поверит в искренность твоих просьб.

– Обитала Аягуна…

Кроваво-красная звезда сорвалась с неба и полетела в сторону гор, почти невидимых в ночной темноте.

План захвата казарм, расположенных в старинной крепости Монкада, был, конечно, авантюрой, хотя и имел шансы на успех. Фидель понимал, что штурмовать в лоб крепкие стены – это гарантированное самоубийство, поэтому создал группу захвата из четырех человек, которые должны были подъехать к воротам казарм раньше остальных, застать часовых врасплох, нейтрализовать их, после чего открыть ворота основной группе, которая спокойно въезжала на территорию крепости на автомобилях, захватывала внутренние помещения и арестовывала спящих солдат.

– Великолепный план! Да мы передавим их, как сонных мух! – воскликнул Ренато Гитарт, один из четверки бойцов, выделенных на захват ворот. В отличие от других трех – Хуана Альмейды, Хесуса Монтано и Хосе Суареса, он был уроженцем Сантьяго и хорошо знал не только город, но и расположение помещений в Монкаде.

Услышав слова Ренато, Фидель недовольно нахмурился, но тем не менее спокойно ответил:

– Арестовать, а не перебить. Мы – революционеры, борцы за свободу, а не убийцы. Солдаты – это те же крестьяне, которые пошли служить диктатору совсем не потому, что они так уж ему преданны. Они такие же наши братья, только обмануты…

Однако Фидель ничего не имел против убийства «братьев», если они станут оказывать сопротивление. Он отнюдь не был толстовцем, хотя в университете изучал труды этого великого русского. Фидель понимал, что революция не бывает без крови, и был готов пролить и свою кровь, и тем более кровь врага.