Напрашивалось два объяснения. Первое – Уинифред действительно была сумасшедшей, либо что-то перепутала, либо обладала уникальными способностями, не зависящими от планеты. Второе – экспериментаторам просто не удалось достичь нужного уровня концентрации, ведь ими двигало только научное любопытство, и они знали, что в любой момент могут прервать опыт; а для Уинифред поиск протеина был буквально делом жизни и смерти.

Здесь нужно учитывать, что колония не обладала достаточными ресурсами, чтобы тратить их на столь расплывчатые исследования. Хотя планета и была пригодна для жизни, она все же нуждалась в частичном терраформировании. Работы было много, людей мало. Поэтому службе статистики был поручен мониторинг подозрительных событий, а изучение проблемы отложили в долгий ящик.

Долгое время исследования, на которые тратилось мало времени и денег, давали незначительный результат. Статистики исправно представляли в головную контору сведения о потерянных и через несколько лет чудесным образом найденных домашних любимцах, о появлении копий умерших людей (правда, то были именно копии, причем неорганические) и прочих странных случаях. Однако все эти случаи были сильно разобщены в пространстве и во времени, и непонятно было, как их анализировать.

Здесь, как сказал бы автор XIX века, наша история прощается со страстной и непредсказуемой миссис Котовски и выводит на сцену героя совершенно другого склада. Рудольф Хофф был скромным служащим статистического бюро в городке Лилиенталь. Прекрасный семьянин, счастливый отец двух детей, обожаемый муж своей обожаемой жены, хороший друг, с которым всегда можно было перекинуться в карты, сыграть в гольф или съездить на рыбалку. Но – никакой работник. Собственно, ему поручили мониторинг в рамках «программы Котовски» именно потому, что он не ленился отслеживать массивы однообразных данных и не претендовал на большее. Если же ему поручали мало-мальский анализ полученных данных, он замучивал коллег, постоянно консультируясь у них и фактически уговаривая сделать работу за него. Но механическая и потенциально безрезультатная деятельность была, казалось, создана для него. Или он был создан для нее.

Однажды Рудольф обратил внимание на случаи идиопатических инсультов у подростков пятнадцати-шестнадцати лет. Слово «идиопатических» означало, что они возникали буквально на пустом месте и у детей, обследование которых не выявляло никаких патологий. На Земле было известно всего несколько случаев инсультов в раннем возрасте, и все они были связаны с предшествующими, часто врожденными заболеваниями. На Неверленде это случалось чаще. Статистически достоверно чаще. И без предупреждения.

Возможно, информация взволновала Рудольфа потому, что у него было два сына-подростка. Поэтому он сделал то, чего не рекомендовало ни одно утвержденное руководство по обработке данных: запустил систему на поиск других уникальных событий в регионах, отмеченных нарушением статистической закономерности, во временном диапазоне два месяца: месяц до случая инсульта, месяц после случая инсульта. И отправился домой, поскольку как раз был конец недели. Вероятно, в эти два дня он был особенно нежен со своими мальчиками и одновременно – необычно задумчив и рассеян.

Когда же в понедельник Хофф вернулся на рабочее место, его ждал потрясающий ответ: в тот же период времени в тех же регионах наблюдались погодные катастрофы: землетрясения, ураганы, сходы лавин, селей и даже цунами. Причем катаклизмы были тоже в своем роде «идиопатическими» – возникали без причины и были нетипичны для местности.

Придя к подобному результату, любой другой испугался бы, что его сочтут малокомпетентным, и придержал бы выводы при себе. Но Рудольф был начисто лишен амбиций. Его в тот момент волновало только одно: грозит ли что-либо его мальчикам. И тогда он решился на новый нестандартный поступок: зная осторожность своего непосредственного начальника, Хофф отправил свой доклад прямо во всемогущий Санитарно-эпидемиологический комитет. И там его прочитали.

Не надо было иметь семи пядей во лбу, чтобы вспомнить о записке Котовски и найти связь между спонтанными погодными катастрофами и инсультами у подростков в одно и то же время, в одном и том же регионе. Для этого хватало бытовых знаний о психологии подростков, а именно того, как часто они мысленно желают, «чтобы все сдохли» и «гори все огнем». Когда психологи более глубоко изучили биографии юных пациентов, стало ясно, что у большинства из них было так называемое «дисгармоничное» развитие – они находились в затяжном конфликте с родителями, школой или вообще со взрослым миром. Причины были самые разные, но последствия оказывались неизменно разрушительны как для самого бунтаря, так и для его окружения. Очевидно, если взрослым не хватало первобытной силы желания, чтобы воспользоваться «эффектом Котовски», а детям не хватало четкости воображения, то подростки инстинктивно находили то сочетание этих качеств, которое запускало механизм «исполнения желаний».

Население Неверленда в тот момент составляло около пять миллионов человек. Среди них было около миллиона детей. Поэтому, когда Санитарно-эпидемиологический комитет осознал, что по планете ходит миллион потенциальных бомб, которые только ждут своего часа, он принял меры, и очень быстро.

Была разработана так называемая процедура биоблокады. При первых признаках полового созревания подросткам вживлялся под кожу инъектор с датчиком, который, ориентируясь на уровень стрессорных медиаторов в крови, вводил пациенту ту или иную дозу легких седативных средств. Также проводились многочисленные тренинги среди подростков по самоконтролю и психотерапевтические беседы, но наиболее надежным средством все же считалась биоблокада. Побочными эффектами ее были вялость, сонливость и апатия, что, разумеется, не слишком нравилось ни самим подросткам, ни их родителям, но и положительный эффект был налицо: если в начале введения биоблокады фиксировалось десять-пятнадцать случаев «болезни Хоффа» в год, то ко времени моего появления на свет статистика свелась к одному случаю за десятилетие. Даже если ребенок начинал «падать», как я, его самоуничтожение удавалось задержать более серьезными препаратами, и он не превращался в «выскочку» – так на жаргоне называлась клиническая манифестация болезни Хоффа. Мой случай был уникальным, потому что я «упала» задолго до подросткового возраста. После этого инцидента комитет стал вводить предварительную биоблокаду детей с посттравматическим синдромом.

Сыновей Рудольфа болезнь Хоффа не коснулась. Оба благополучно выросли и прожили долгую жизнь. Столь же незаметную и счастливую, как их отец и мать.

Лева явился за мной около полудня, когда я уже изрядно оглохла от подростковой музыки и обалдела от подростковой порнографии. Кажется, Курт интуитивно нашупал свой путь к биоблокаде: его любимые композиции и ролики погружали в транс не хуже транквилизаторов. Я была почти рада выбраться из участка на свежий воздух.

– Так вы говорите, мальчика нашли? – сказала я, садясь в машину.

– Да, он успел добраться до плато и спрятаться в пещере. Сейчас спасатели его обложили и ждут, пока он выйдет.

– Разумно. Заедем к доктору Нистрому, мне нужна сумка с набором для ЧС.

– Не нужно, я уже прихватил. Мы можем сразу отправляться в горы.

– Хорошо, вы молодец, Лева.

«А особенный молодец – сержант Роджерс, – подумала я. – Умеет не задавить в подчиненных инициативность. Уважаю».

Говоря честно, я все еще надеялась, что от меня потребуется только присутствие. Полицейские – профессионалы, рейнджеров специально обучали действовать в чрезвычайных ситуациях, а я нездешняя и новичок, мое дело – не путаться под ногами да вовремя попадать в вену, что я хорошо умею.