Клэр закрыла глаза. Она сама с трудом удерживалась от истерики. Это уж слишком. Эту ужасную женщину зовут Конни. Как ее мать! Какая ирония судьбы! Слава Богу, что она сменила себе имя.

Но бедняжка так несчастна, думала Клэр. И никому не нужна… Если ее умыть, причесать и переодеть, то и она, быть может, станет похожа на человека.

— Почему ты молчишь? — спросила Глория, — Я что, шокирую тебя? Но ведь я — твоя сестра.

Клэр вскочила.

— Я не считаю вас своей сестрой!

— И все равно я твоя сестра, и ничего тут не попишешь, — ехидно заметила Глория. — А папаше придется обо мне позаботиться. Мне больше некуда идти. Я ему внука скоро рожу.

Клэр отошла к окну и устремила взгляд вдаль. Для нее безвозвратно померкла красота этого прелестного мартовского утра. Кто-то жестокий взял и стер все краски, оставив один унылый серый цвет.

Ну и сюрприз ждет родителей! А они себе катаются по берегу моря, ничего не подозревая.

Но неужели это жалкое замызганное существо на самом деле ее сестра? Да не может такого быть! Что общего у них? Ведь она, Клэр, дочка Констанции Рид, бывшей леди Чаттерли, а эта Глория…

— Прости, что я тебя обидела, — услышала она точно издалека. — Мне что-то совсем плохо…

Клэр постаралась взять себя в руки. В ней снова возобладали благородство и человечность, оттеснив на задний план эгоизм. Не ей критиковать ошибки собственных родителей.

Следующие полчаса Клэр посвятила довольно-таки неприятному занятию: несчастной Глории было очень плохо, и Клэр заботливо ухаживала за ней. Умыла, уложила на кровать в комнате для гостей и накрыла одеялом. Пускай поспит хотя бы часок. В час дня она разбудила Глорию — вот-вот должны появиться отец с матерью. Клэр почему-то очень не хотелось, чтобы ее отец увидел свою злосчастную старшую дочь в том виде, в каком она предстала перед ее, Клэр, глазами. Она стянула с Глории грязное платье и швырнула в угол. Туда, где уже валялись пальто и шарф. Эти тряпки наверняка придется сжечь.

Глория была бледна и едва держалась на ногах. Она бормотала какие-то слова извинения и благодарности.

— Прошу вас, помолчите, — велела ей Клэр. — Вы в состоянии ходить?

— Да, я в порядке. Я долго не ела, потому меня и вырвало. Ведь ты меня так хорошо накормила.

У Клэр снова сжалось сердце. Никто не занимался ни ее воспитанием, ни образованием. Вот и превратилась в полное ничтожество. А ведь когда-то, наверное, и она мечтала о любви, о счастливом замужестве. Клэр вздохнула. Ладно, хватит философствовать — делами нужно заняться. Сейчас подъедут отец с матерью и…

Она отыскала старую плиссированную юбку на резинке и длинный свободный вязаный кардиган. Каким-то образом ей удалось натянуть на Глорию всю эту одежду. Сняла с вешалки твидовый жакет матери — слава Богу, он все-таки на нее налез. Заставила причесаться, напудрить лицо и вынуть из ушей уродливые серьги. Теперь Глория казалась гораздо моложе и имела вполне пристойный вид, и Клэр поняла, почему ей показались такими знакомыми синие глаза Глории — они были точь-в-точь такими, как у отца. На бледном узкоскулом лице Оливера Меллорса блестели вот такие же огромные синие глаза!

Увидев себя в зеркале, Глория хихикнула:

— Боже! Да я стала как благородная!

— Вот именно. А теперь спускайтесь вниз и ждите… отца.

— Черт, ты такая добренькая… и я тебе очень, очень…

— Я уже говорила вам, что не люблю, когда меня благодарят, — перебила ее Клэр.

— И все равно ты очень добренькая, — упрямо повторила Глория.

Я сделала для нее все, что могла, думала Клэр, но, да простит меня Господь, я бы не хотела видеть ее снова. Ни за что не останусь здесь. Меня тошнит, тошнит от нее. Мать знала, на что шла, когда выходила замуж за отца. Но я тут при чем? Кажется, их самодовольству наступил конец.

Она дала Глории воскресную газету, чтоб та не скучала.

— Я попрошу миссис Дженкинс сварить яйцо, — сказала она. — Вам следует подкрепиться. Только гуся вам есть не советую.

Она поднялась к себе. Ее воротит от семейных сцен, а поэтому лучше не присутствовать при встрече отца с дочерью от первого брака. Не хочется ей быть свидетельницей позора и разочарования, которые непременно испытает мать, оказавшись лицом к лицу с жестокой реальностью. Теперь наверняка разлетится вдребезги уютный мирок их безмятежного эгоистического счастья.

Конни вошла в гостиную рука об руку с мужем. Ее щеки раскраснелись от свежего воздуха, волосы растрепал ветер. Она казалась самим воплощением здоровья и счастья. Увидев на диване незнакомую женщину, остановилась и в недоумении уставилась на нее. Но Глория мгновенно завладела ситуацией.

— Я узнала вас! — воскликнула она. — Вы — леди Чатли. Папаша, а ты совсем не изменился. Неужели ты не узнал меня? Ведь я твоя дочка, Конни. Правда, я поменяла имя на Глорию.

Оливер Меллорс побелел как мел. Он мгновенно все понял. В последний раз он видел свою дочь от первого брака, когда той было девять лет. Дочка Берты… Как же она похожа на мать! Он в тревоге перевел взгляд на Конни. Должно быть, она потрясена не меньше.

И Конни смотрела на мужа. Смотрела с мольбой. Она определенно не желала верить в то, что это происходит на самом деле. Ведь Конни, то есть Глория, представляла собой весьма неприятное зрелище — волосы стоят торчком от дешевой химии, руки красные, под ногтями грязь. К тому же она беременна и вот-вот должна родить. Неужели это и впрямь дочь Оливера Меллорса?!

Казалось, Глория не замечает смятения, в которое повергло хозяев дома ее появление.

— Неужто вы забыли меня, леди Чатли? — пристала она к Конни. — Помните, успокаивали меня, когда папаша пристрелил мою кошку? Она в ваших владениях охотилась. Еще шестипенсовик мне дали.

— Я уже не леди Чаттерли — я теперь миссис Меллорс, — сухо возразила Конни. Да, она слишком хорошо помнит ту девочку. Она ее очень жалела.

— Прости, что я свалилась тебе на голову, — сказала Глория отцу. — Но мне больше не к кому обратиться. Ты же видишь, я вот-вот рожу, а кроме тебя нету у меня никого. И в кармане ни пенса. Вот я и подумала, что, может, ты меня не оставишь…

Теперь она была смущена и растеряна.

Оливер Меллорс медленно раскурил трубку. У него дрожали пальцы. К этой несчастной неряшливой женщине он не испытывал никаких чувств, хотя и знал, что она — его родная дочь, его кровь и плоть, им же и зачатая. Вместе с ней в залитую солнечным светом комнату ворвался призрак Берты, этой злой, сварливой и порочной бабы.

С тех пор минуло столько лет… Да, наверное уже лет двадцать прошло с тех пор, как он жил с девочкой и ее бабушкой, своей родной матерью, в Рагби. Даже тогда он не испытывал к ней никаких чувств, хотя и старался делать все, что было в его силах. Когда умерла бабушка, Берта написала, что хочет забрать Конни к себе и попросила у него денег. Он отправил ей пятьдесят фунтов. Был уверен, что она попросит еще, но Берта к нему больше не обратилась. И он решил, что с девочкой все в порядке.

— Давай-ка рассказывай, в чем дело, — потребовал Меллорс у старшей дочери.

Глория начала свой путаный рассказ. Оливер слушал нахмурившись, пытаясь собраться с мыслями. Девчонке несладко пришлось — как и следовало ожидать, Берта оказалась никудышной матерью. Конечно, он мог бы направить дочь на путь истинный, да вот как-то упустил ее из виду. Не только Берта, но и он виноват в том, что их дочь превратилась в ничтожество. Оливер очень ей сочувствовал, но любить, уж увольте, никак не мог. Глория вот-вот должна родить, а поэтому нуждается в уходе, хорошем питании и хотя бы капельке нежности. Чужого человека, и того в шею не вытолкаешь, а уж свою собственную дочь подавно.

— Ну и как ты находишь меня, Конни? Я здорово изменился? — спросил Оливер.

— Ой, не называй меня Конни. Мать сменила мне имя на Глорию. Это красивше, правда?

Глория! Конни даже вздрогнула. И это — родная сестра Клэр! Невероятно, да и только. Она не могла вымолвить ни слова и лишь в изумлении смотрела на мужа. Интересно, какие чувства испытывает он? И как намерен поступить? А главное — где Клэр? Видела ли она Глорию? И что думает обо всем этом?..