Обособленность, рождающая чувство опасности и страха, усиливается по мере того, как слабеют между людьми теплые человеческие связи. Одновременно с этим растет индивидуализм, формируется отчуждение личности. Первыми вступают на путь индивидуализма так называемые культурные слои общества, и они первые чувствуют опасность и страх. Простолюдины дольше сохраняют старые, клановые узы. Но в конце концов и они их теряют. Тогда и возникают классовое сознание и классовая ненависть. Классовое сознание и классовая ненависть — лишь свидетельство того, что старые родовые связи окончательно порвались и человек ощущает себя отчужденной ото всех личностью. В обществе появляются группировки, партии для совместной борьбы и выживания. Наступает гражданская нестабильность.

Это еще одна трагедия современной жизни. В старой доброй Англии между людьми существовали тесные связи. Сквайры были грубы, высокомерны, несправедливы, отличались буйством натуры, но они были плоть от плоти народа, частицей общего кроветока. Мы чувствуем это, читая Дефо, Фильдинга. Тогда были характеры, теперь — личности.

Сэр Клиффорд, герой романа — продукт нашей цивилизации, личность, утратившая все связи со своими соотечественниками, мужчинами и женщинами. Тепло человеческих отношений ему неведомо, очаг его холоден, сердце — мертво. Он добр, как велят устои, но простое человеческое участие ему чуждо. И он теряет любимую женщину.

Меня много раз спрашивали, умышленно ли я сделал Клиффорда калекой, не символично ли это. Мои собратья по перу говорят: не лучше ли было создать его целым и невредимым — женщина от такого все равно уйдет. Право, не знаю. Сев за роман, я не думал ни о какой символичности. Когда стали вырисовываться образы Клиффорда и Конни, я и понятия не имел, что они такое и как все у них будет. Но роман был переписан три раза от начала до конца. И когда я прочитал первый вариант, мне сразу пришло в голову, что увечность Клиффорда символична. Она символизирует глубокий эмоциональный паралич большинства современных мужчин того класса, к которому принадлежит Клиффорд. Я понимал, что этим самым я делаю Конни менее привлекательной в глазах читателя. Не очень-то красиво бросить пострадавшего на войне мужа. Но их отношения складывались сами собой, и я не хотел в них вмешиваться. Символична увечность Клиффорда или нет, роман неизбежно должен был вылиться в то, что он есть.

Одна газета пожалела бедного итальянца-наборщица, не знавшего ни слова по-английски и, по-видимому, втянутого в этот скандал обманно. Спешу разуверить почтенную газету, никакого обмана не было. Маленькому седоусому итальянцу, только что женившемуся второй раз, было сказано: «В этой книге имеются такие-то и такие слова, и она описывает кое-какие вещи. Если вы боитесь неприятностей, можете отказаться от этой работы». Наборщик спросил, что это за вещи, а узнав, сказал с типичной невозмутимостью флорентийца: «Ну и что, мы этим занимаемся каждый день». И вопрос был исчерпан. Поскольку в книге нет ничего политического, ничего вредного, то и говорить больше не о чем. Дела житейские, так сказать.

Одна американка, прочитав книгу, заметила: «Муж — интеллектуальный вампир, любовник — сексуальный маньяк. Бедняжке Конни не из чего было выбирать. Обычная история».