Налеты стали привычными в повседневной жизни лондонцев. Каждый день с наступлением сумерек начинали завывать сирены. В тот вечер воздушная тревога была объявлена еще до окончания дежурства в госпитале. Повинуясь давно отработанной привычке, Клэр проверила, плотно ли задернуты светонепроницаемые шторы, и начала свой обход. Останавливаясь возле коек тяжелораненных пациентов, она старалась сказать им что-нибудь хорошее и ласковое.

Мисс Ивэнс, старшая сестра, придирчивая и острая на язык дама довольно почтенного возраста, которую больные прозвали «Старушка Вам-все-нельзя», давала за ширмой наставления младшей сестре милосердия. Как только завыли сирены, у одного из офицеров началось кровотечение.

Клэр умела сохранить самообладание в любой самой сложной ситуации. Больные восторгались этой красивой, всегда невозмутимой девушкой — еще бы, она держалась с таким достоинством! И излучала покой, а его так ждали эти истерзанные духовно и физически люди. Клэр всегда была свежа и подтянута — мисс Ивэнс, и та не могла к ней придраться. В белом накрахмаленном переднике и шапочке, из-под которой выглядывал локон великолепных золотисто-рыжих волос, она казалась настоящей леди. Волосы были очень длинные, и Клэр собирала их в тяжелый пучок.

Изумительная фигура, белоснежная бархатистая кожа, большие синие глаза — все это делало девушку очень привлекательной в глазах противоположного пола. Мужчины, знавшие Клэр плохо, ошибочно принимали внимание, с каким она глядела на них, за приглашение вступить в более близкие отношения. Что за отношения — можно догадаться без труда. Да только взгляд этой очаровательной сестры милосердия выражал всего лишь дружеское расположение, и ничего более. Девушка любила мужское общество и обычно поддерживала хорошие отношения с несколькими больными из госпиталя. Клэр замечательно танцевала, и от поклонников, разумеется, отбоя не было, однако она отгораживалась от них невидимой стеной. Мужчины, рано или поздно натолкнувшись на нее, оставляли в покое эту недотрогу. Их удивляла ее холодность и равнодушие к тому, что они называли любовью. Впрочем, Клэр об этом догадывалась. Молодые люди, пролившие свою кровь на войне, предпочитали простых и сговорчивых девушек. Клэр же им не позволяла распускать руки. Она побаивалась страстных ласок, словно плотская любовь могла сулить ей не наслаждение, а страдание и боль.

Клэр была помолвлена с Робином Клэем, офицером, служившим в Триполи. Он понимал ее куда лучше, чем большинство молодых людей, только и мечтавших о том, чтобы затащить девушку в постель. Похоже, Робин даже ценил ее за сдержанность. По крайней мере до сих пор не делал попыток посягнуть на ее невинность.

Клэр жила у тети Хильды, единственной сестры ее матери, в просторной квартире на Слоун-сквер.

У родителей Клэр была собственная ферма «Лебединая долина», расположенная в одной из самых живописных долин графства Сассекс в пяти милях от Брайтона. В детстве Клэр обожала свой дом и родителей, но постепенно в их отношения вкралась некоторая настороженность. Нет, она с ними вовсе не ссорилась и ни в чем не могла их упрекнуть — отец и мать боготворили свое единственное дитя, — однако в последнее время они как будто перестали понимать ее, и она, естественно, от них отдалилась. Поэтому на выходные Клэр вовсе не стремилась домой — тетя Хильда была ей в чем-то гораздо ближе родной матери. Клэр чуть ли не обрадовалась, когда началась война. К тому времени она успела закончить школу. Появилась возможность уехать в Лондон, выучиться на сестру милосердия и жить с тетей Хильдой. Кузина Клэр Филиппа, Пип, работала секретаршей в Министерстве обороны и вела довольно светский образ жизни, а потому виделись они довольно редко, друг другу надоесть не могли, и в квартире на Слоун-сквер царили мир и согласие. Пип, хохотушка и непоседа, обожала свою серьезную и не очень разговорчивую кузину, и Клэр платила ей тем же.

Клэр Меллорс было двадцать лет. Через десять дней должна была состояться ее свадьба с Робином Клэем.

Девушка старалась внимательней относиться к каждому без исключения пациенту — такая уж у нее работа, — хотя некоторых недолюбливала. Пожалуй, больше всех она благоволила капитану Тэлботу. Возле его койки сейчас и остановилась.

Подушки сползли — нужно поправить… Какое же у парня измученное лицо и грустный потусторонний взгляд. Совсем недавно Тэлбот чуть было не отправился на тот свет. Выкарабкался он лишь благодаря искусству врачей и заботе сестер милосердия. Разумеется, силе воли тоже. Ему двадцать восемь лет и он без пяти минут майор. Многие из больных моложе его. Дети, настоящие дети, уже успевшие испытать столько мук… Клэр глядела на фотографию миловидной девушки в форме военнослужащей вспомогательной службы ВМС и в который раз мысленно желала Колину Тэлботу скорейшего выздоровления. Она знала историю любви этой девушки и капитана Тэлбота. Его невеста сейчас в Гибралтаре, но скоро должна прилететь в отпуск, и тогда они поженятся.

Клэр много знала о своих пациентах. Особенно о тех, кому симпатизировала. Колин, например, до войны преподавал в Оксфорде классическую литературу. Его мать давно умерла, отец занимает какую-то высокую должность в регулярной армии и сейчас служит в Бирме.

Капитаном Тэлботом Клэр искренне восхищалась — никогда не хнычет и не жалуется на свою судьбу, страдания переносит молча, с мужеством настоящего великомученника. Право же, это так трогает сердце.

Она уважала Колина еще и за то, что в отличие от других ее больных, он никогда не пытался к ней приставать. Когда у Клэр выдавалась свободная минутка, они беседовали об искусстве, музыке, словом, о том, что оба любили. Колин мечтал стать театральным режиссером. Разумеется, после того, как окончится война. Он преклонялся перед талантом Шекспира.

— Может, хотите пить? — спросила Клэр у Колина.

— Нет, спасибо. Но с удовольствием выкурил бы сигарету.

Клэр прикурила сигарету и дала ее Колину. Он благодарно улыбнулся девушке.

— Сестра говорит, вы слишком много курите, — заметила Клэр.

— Пускай говорит. На то она и Ивэнс-Вам-все-нельзя.

— Но в данном случае она права. Курение пагубно сказывается на ваших нервах.

Тэлбот ухмыльнулся.

— А у меня их нет. Мисс Меллорс, как вы себя чувствуете? Мы с вами сегодня, можно сказать, еще не виделись.

— Как всегда, по горло дел. Вы, наверное, опять получили письмо от вашей невесты?

Тэлбот повернул голову и с обожанием посмотрел на фотографию на тумбочке.

— Получил. Вы тоже?

— И я получила. Робин приезжает домой на следующей неделе.

— Ну да, его ждет большой праздник.

Она не успела ответить Колину — где-то неподалеку разорвалась бомба. Звякнули стекла. Кто-то громко выругался.

Колин Тэлбот внимательно посмотрел на девушку. Ни один мускул не дрогнул на красивом безмятежном лице.

Настоящая Флоренс Найтингейл, думал он. Невозмутима и бесстрастна. Или же, как и я, испугалась, но не хочет подавать вида. Такими девушками, как она и моя Ив, может гордиться наша добрая старая Англия. Сейчас снова прогремят выстрелы, наверняка еще ближе. А ты лежишь здесь, как бревно, и не можешь даже… Черт побери, об этом лучше не думать. Лучше вообще не думать ни о чем, а смотреть на эту девушку. Красавица, настоящая красавица. И, кажется, очень скрытная. Никогда не поймешь, что у нее на уме. Непостижимое существо…

Сосед Колина не слышал, как рвутся бомбы — ему дали большую дозу снотворного. Орудия противовоздушной обороны стреляли беспрерывно. Следующая бомба разорвалась в нескольких метрах от госпиталя.

Клэр приблизилась к юноше по имени Табби Бенсон. Ему оторвало правую руку по самое плечо. Она знала, что юноша помешан на регби — играл до войны в «Ворсите блю». Жаль его безумно. Табби был неисправимым балагуром и нередко испытывал терпение самой мисс Ивэнс. Уж как только он над ней не потешался.