Солнце прогрело сухую известковую почву, и Колину даже не пришлось подстилать свой пиджак. Они сели рядышком прямо на душистую горячую траву.

В знойном июльском воздухе дурманяще пахло цветущим тимьяном. Клэр в ленивой истоме растянулась на траве, подложила под голову руки и устремила взгляд в сияющую голубизну неба. Теснившиеся с утра на горизонте тучи куда-то исчезли. Лишь со стороны моря плыло одинокое облако, напоминавшее распустивший паруса корабль.

— Как хорошо, — прошептала девушка. — Настоящий рай. Боже, как давно я не чувствовала себя до такой степени счастливой!

Колин долго и задумчиво смотрел на девушку. С самого первого дня их знакомства ее красота восхищала его до глубины души. Сегодня не просто восхищала — а причиняла ему боль. Он думал о том, что когда-нибудь Клэр выйдет замуж, у нее появится своя семья, и они невольно отдалятся друг от друга. Если это случится, он потеряет все, что еще привязывает его к жизни. Ведь такого близкого по духу человека, как Клэр, ему вряд ли доведется встретить. Судьба, думал Колин, не слишком щедра на подобные подарки.

Он повернулся на бок и, приподнявшись на локтях, спросил:

— Я не ослышался? Ты на самом деле сказала, что давно не чувствовала себя такой счастливой?

— Ты не ослышался. — Клэр тихо рассмеялась и слегка повернула к нему голову. — Но я сказала неправду. На самом деле я еще никогда в жизни не чувствовала себя такой счастливой.

И Колин нахмурился. Странно, но он не знал, что сказать этой девушке.

— Говорят, для того чтобы быть по-настоящему счастливым, нужно напрочь забыть о себе и думать о других. Ты, Клэр, точно живая иллюстрация к подобному образу жизни. Но разве тебе самой ничего не хочется от нее? Не может быть, чтобы в тебе не было ни капли здорового женского эгоизма.

— Успокойся, чего-чего, а уж эгоизма во мне больше, чем достаточно. Наверное, ты возомнил, будто я только и думаю о том, как бы сделать что-нибудь приятное тебе? Нет уж, дудки. Мне самой нравится быть с тобой рядом.

— Ничего не понимаю, — искренне удивился Колин. — Полным-полно парней куда более веселых и… скажем так, привлекательных, чем я, которым только намекни, и они будут у твоих ног. Ты же изо дня в день жертвуешь всем, чтобы доставить мне удовольствие.

Клэр покачала головой.

— Ничем я не жертвую. Дело в том, что мне не нужен никто, кроме тебя. У нас с тобой одинаковые взгляды на жизнь, на литературу, искусство. Мало того, и в быту наши вкусы очень схожи. Ты словно мой близнец, мое второе «я».

Он глядел в широко раскрытые глаза девушки и понимал, что она ничуть не кривит душой. И все равно отказывался верить собственным ушам. Да такая красавица, как Клэр, должна ходить на свидания, танцы, по ресторанам, влюбиться, наконец, в кого-то должна. Она же только и делает, что исполняет все его желания, а он ее добротой злоупотребляет.

— Я так многим обязан тебе, Клэр. Но… понимаешь, что-то здесь не так. Я чувствую себя виноватым перед тобой. Ты должна встречаться со своими сверстниками. Вокруг так много молодых, красивых, здоровых ребят.

— Но мне никто не нужен! — горячо воскликнула она. — Я так счастлива с тобой. Мне еще никогда ни с кем не было так хорошо.

— Но почему? Ведь я — инвалид. К тому же настоящий урод.

— Господи, да при чем тут твоя внешность? Ведь я люблю тебя, а не твое лицо. Люблю твою душу, твой ум… — Она замолчала, словно удивленная собственным словам. — Да, я люблю, люблю тебя, Колин, — уверенно сказала она.

И вдруг осмыслила сказанное. И поняла, что на самом деле любит Колина — всей душой, всем сердцем. И очень страшится его потерять.

Колин нахмурился. Он видел, что Клэр говорит правду. Но видел и то, что она сама испугалась этой правды. Зарделась, отвернулась.

Колин протянул руку и крепко стиснул ей локоть.

— Я знаю, ты сказала это просто так, не подумав, но все равно мне было очень радостно это услышать. Не волнуйся, родная, я не собираюсь ловить тебя на слове.

В его голосе было столько нежности и грусти.

— Я сказала то, что чувствую. Да, Колин, я люблю тебя. Впервые в своей жизни. О Господи, наконец-то, наконец свершилось! И я не стану притворяться перед тобой, даже если ты отвергнешь мою любовь.

— Отвергну? Я отвергну твою любовь? Да ведь я… я очень давно люблю тебя, моя хорошая. Но я бы никогда не признался тебе в этом первым.

— Почему, Колин?

В глазах девушки было искреннее удивление.

— Потому что я не имею права навязывать тебе свою любовь.

Клэр отвернулась и сказала, глядя куда-то в сторону:

— Я помню, когда погибла Ивлин, ты сказал, что больше никого не полюбишь.

Он лег на спину и стал смотреть в небо. Глубокий шрам на его подбородке напрягся и побелел. Прошлое все еще имело над ним свою власть.

— Да, тогда мне так казалось. Но это было очень давно, — наконец заговорил он. — Сама знаешь, сколько у меня было времени все обдумать. Я лежал ночами без сна, я не мог ни читать, ни писать, а только думал, думал и вспоминал. Я старался найти в себе силы жить. Вот тогда-то я и понял, что наше с Ивлин чувство оказалось недолговечным. Рано или поздно она бы все равно ушла от меня. Понимаешь, нашей любви не хватало глубины. Это было очарование молодостью, упоение новизной ощущений. Теперь я понимаю, что Ив любила меня только за мою внешность.

— Ты неправ, Колин! Ив тебя обожала.

— И я ее тоже. Но это была не любовь, а увлечение. Порыв. Она влюбилась не в меня, а в мою внешность. Уж теперь-то я могу сказать это без страха прослыть тщеславным и самоуверенным. К тому же ей нравилась военная форма, пьянило ощущение опасности, грозившей нам обоим, возбуждала радость встреч и сладкая горечь расставаний. Ив обожала новизну ощущений, перемены. Ей было скучно со мной наедине. Она любила шумные компании, вечеринки, танцы. Даже во время нашего медового месяца она обращала внимание на то впечатление, какое производит на мужчин. Я старался не замечать этого. Да Ив и не виновата — она была очень темпераментной девушкой. Я старался убедить себя в том, что люблю Ив такой, какая она есть, что, будь она другой, и я бы не влюбился в нее. Я думал, в дальнейшем она угомонится, пойдут дети, заботы. К счастью или к несчастью, но нам выпало совсем немного дней вместе. И все это время любовь нам заменяло физическое влечение друг к другу.

В голосе Колина не было ни горечи, ни сожаления.

Для Клэр слова его звучали как настоящее откровение. Уж она-то была уверена, что Колин не только не сомневался в любви Ивлин к нему, но и питал надежду на то, что его жена в конце концов преодолеет свое физическое отвращение, и жизнь у них со временем наладится.

Выходит, он все эти долгие месяцы ни минуты не обманывал себя. И не питал ни малейших иллюзий по поводу Ивлин.

— Я любил Ивлин глубокой страстной любовью, — продолжал свою исповедь Колин. — Но она не виновата, что не могла отвечать мне тем же. С тех пор прошло много времени… У меня нет от тебя секретов, Клэр, поэтому я затеял сейчас этот разговор. Знаю, ты пыталась поделиться с бедной малышкой Ив частью своего мужества, ты очень хотела, чтобы она преодолела себя. Увы, ей это было не дано. Но тебе за твои старания огромное спасибо.

Клэр молча смотрела вдаль, на лениво вращающиеся крылья большой ветряной мельницы. Ее волосы мягко теребил теплый летний ветерок, напоенный ароматами цветущих трав. Разбросанные на равнине домики окутывала прозрачная дымка зноя. У горизонта синела и переливалась на солнце морская гладь. Над головой летели самолеты. Но теперь их гула можно не бояться. Неужели война закончилась? Неужели на землю больше не будут сыпаться бомбы? И все равно, думала Клэр, гул самолетов всегда будет напоминать ей о войне…

Она повернулась и посмотрела на Колина. Какой же он… необыкновенный. У него очень красивые карие глаза. Сейчас в них столько нежности и духовной страстности, а потому его лицо кажется прекрасным. Она всегда восхищалась этим человеком. Она и любила его всегда, но только боялась себе в этом признаться. К тому же он принадлежал другой…