По другую сторону двери оказалась комната размером побольше, отделанная панелями и богато обставленная, с большим золотым столом посередине. По одну сторону стола располагались два больших кожаных кресла, а по другую – маленькая деревянная табуретка для дебитора. У стен стояли на страже два гоблина в полном доспехе и богато украшенных наушниках и очках. Ни одной стороне не дозволялось иметь при себе палочек или других магических предметов, а если бы кто-то во время этой мирной встречи, проходящей под надзором банка Гринготтс, посмел бы использовать беспалочковую магию, на него сразу же напали бы охранники. Причудливые наушники позволяли гоблинам-стражам слышать лишь слова, обращённые напрямую к ним, а очки превращали лица волшебников в расплывшиеся пятна. Короче говоря, тут было обеспечено некое подобие настоящей безопасности, по крайней мере для владеющих Окклюменцией.
Гарри вскарабкался на неудобный деревянный табурет, мысленно хмыкнул: «Какое коварство» и стал ждать своих кредиторов.
Довольно скоро – по закону должника можно было бы заставить ждать гораздо дольше – в комнату вошёл Люциус Малфой. Привычным отработанным движением он изящно опустился в кожаное кресло. Трость со змеиной головой отсутствовала, грива белых волос как всегда плыла следом, а лицо было непроницаемо.
За ним, молча и с таким же непроницаемым выражением на лице вошёл мальчик с белыми волосами. Теперь на нём были чёрные одежды, куда более высокого качества, чем любая хогвартская мантия. Этому мальчику Гарри тоже был должен в общей сумме сорок галлеонов, и он тоже принадлежал к Дому Малфоев, и следовательно, имел право находиться на санкционированной Визенгамотом встрече.
Драко. Гарри не произнёс его имени вслух и не позволил эмоциям отразиться на своём лице. Он не знал, что сказать. Даже «мне жаль» не казалось уместным. Во время их краткого обмена сообщениями – когда они назначали эту встречу – Гарри и патронусу Драко не осмелился сказать ничего такого. И не только потому, что Люциус тоже мог услышать. Гарри было достаточно знать, что счастливые мысли Драко остались счастливыми, и что он до сих пор хочет, чтобы Гарри это знал.
Люциус Малфой заговорил первым, его голос звучал ровно, лицо по-прежнему оставалось бесстрастным.
– Я не понимаю, что происходит в Хогвартсе, Гарри Поттер. Не могли бы вы объяснить мне?
– Я не знаю, – сказал Гарри. – Если бы я понимал суть этих событий, я бы не позволил им произойти, лорд Малфой.
– Тогда ответьте на следующий вопрос. Кто вы?
Гарри не отрывал взгляд от лица своего кредитора.
– Я не Сами-Знаете-Кто, как вы думали, – произнёс он. Не будучи совсем уж полным идиотом, Гарри успел догадаться, за кого принимал его Люциус Малфой в зале Визенгамота. – Очевидно, я не обычный ребёнок. В той же степени очевидно, что это наверняка имеет какое-то отношение ко всей этой истории про Мальчика-Который-Выжил. Но мне не известно, какое именно, или почему. Не более, чем вам. Я спрашивал Распределяющую шляпу, и она тоже не знает.
Люциус Малфой задумчиво кивнул.
– Мне удалось придумать лишь одну причину, по которой вы бы могли решить заплатить сто тысяч галлеонов за жизнь грязнокровки. Лишь одна причина могла бы объяснить её силу и кровожадность. Но затем она погибла от лап тролля, а вы – нет. Кроме того, мой сын многое рассказал о вас, Гарри Поттер, и в этом не было ни малейшего смысла. Мне доводилось слышать лепет сумасшедших из больницы Святого Мунго, и их бред звучал гораздо более здраво, чем то, что мой сын рассказал мне о вас под сывороткой правды. И ту часть «бреда сумасшедшего», за которую отвечаете лично вы, вам придётся объяснить мне прямо сейчас.
Гарри повернулся к Драко, и тот встретил его взгляд. На лице мальчика появились какие-то эмоции, ему удалось взять их под контроль, но затем его лицо снова выдало внутреннее напряжение.
– Я тоже, – голос Драко Малфоя срывался и дрожал, – хотел бы знать. Почему, Поттер?
Гарри закрыл глаза.
– Мальчик, которого воспитали маглы и который думает, что он умён. Ты увидел меня, Драко, и подумал, что из всех первогодок полезнее всего было бы подружиться с Мальчиком-Который-Выжил и показать ему истину. И я подумал то же самое про тебя. Но мы по-разному представляли истину. Я не хочу сказать, что существуют разные истины. Есть разные убеждения, но лишь одна реальность, лишь одна вселенная, в которой эти убеждения становятся истинными или ложными…
– Ты мне лгал.
Гарри открыл глаза и посмотрел на Драко.
– Я бы это назвал, – голос Гарри тоже немного дрогнул, – правдой с определённой точки зрения.
– С определённой точки зрения?! – Драко Малфой выглядел настолько сердито, как имел бы право выглядеть Люк Скайуокер, будучи не в настроении выслушивать оправдания Кеноби. – Для правды с определённой точки зрения есть специальное слово. И это слово – ложь!
– Или уловка, – спокойно ответил Гарри. – Утверждение, которое фактически является истиной, но заставляет слушателя сформировать убеждение, которое будет ложным. Мне кажется, стоит подчеркнуть это различие. То, что я тебе сказал, было самоисполняющимся пророчеством – ты поверил, что не сможешь обмануть себя, поэтому и не пытался. Навыки, которым ты обучился, – настоящие, и для тебя ничем хорошим не закончится, если ты начнёшь внутренне с ними бороться. Люди не могут усилием воли заставить себя поверить, что синее – это зелёное, но часто считают, что могут, и это почти так же плохо.
– Ты меня использовал, – сказал Драко.
– Я использовал тебя, но в результате ты становился сильнее. Именно так кого-то может использовать друг.
– Даже я знаю, что дружба такой не бывает!
На этом месте вмешался Люциус Малфой.
– С какой целью? Ради чего? – даже его голос перестал быть бесстрастным. – Зачем?
Гарри пристально посмотрел на него, затем повернулся к Драко.
– Наверное, твой отец сейчас мне не поверит, – начал он. – Но ты, Драко, в состоянии увидеть, что всё случившееся согласуется с этой гипотезой. И что любая более циничная гипотеза не объяснит, почему я не надавил на тебя сильнее, когда у меня была возможность, и почему я научил тебя столь многому. Я считал, что наследник дома Малфоев, который на виду у всех удержит маглорождённую от падения с крыши, станет прекрасным компромиссным кандидатом на роль главы магической Британии после реформ.
– То есть вы хотите меня убедить, – тихо произнёс Люциус Малфой, – что притворяетесь сумасшедшим. Ладно, оставим этот вопрос. Скажите, кто провёл тролля в Хогвартс.
– Я не знаю, – ответил Гарри.
– Скажите, кого вы подозреваете, Гарри Поттер.
– У меня четыре подозреваемых. Первый – профессор Снейп…
– Снейп?! – выпалил Драко.
– Второй, естественно, профессор Защиты Хогвартса, просто потому что он – профессор Защиты. – Гарри не стал бы его упоминать, он не хотел привлекать к профессору Защиты внимание Малфоев, если тот невиновен, но Драко мог его на этом поймать. – Если я назову третьего, вы мне не поверите. Четвёртый – категория под названием «Все остальные».
Пятый – Лорд Волдеморт. Не думаю, что мне стоит его упоминать при вас.
Люциус Малфой чуть ли не прорычал:
– Вы думаете, я не распознаю наживку на вашем крючке? Вы хотите заставить меня поверить, что ваша третья возможность и есть правильный ответ. Скажите мне, о ком речь, и бросьте ваши игры.
Гарри спокойно посмотрел на лорда Малфоя.
– Однажды я прочёл книгу, которую не должен был читать, и в ней было сказано: Настоящее общение происходит только между равными. Служащие лгут своим боссам, которые, в свою очередь, ожидают, что им солгут. Я не играю в недомолвки. Я считаю, что если я сейчас назову вам моего третьего подозреваемого, вы просто подумаете, что вся моя история – это западня.
– Это отец, да? – вмешался Драко.
Гарри удивлённо посмотрел на него.
– Ты подозреваешь, что отец послал тролля в Хогвартс, чтобы убить Грейнджер, верно? – ровным голосом спросил Драко. – Вот о чём ты думаешь!