– Хорошо, – сказала Гермиона. – Другой вопрос. Что делает человека героем?

– Героем? – переспросил Гарри.

– Да, – ответила Гермиона.

– Ну… – потянул Гарри. Вилка и нож в его руках нервно пилили отбивную на всё более тонкие ломтики. – По-моему, нетрудно сделать что-нибудь, если оно лежит в рамках привычного мира… Например, если от тебя ждут, что ты это сделаешь, или если у тебя уже есть необходимые для этого навыки, или ты выполняешь работу под наблюдением человека, который не даст тебе совершить ошибку и проследит, чтобы ты сделал свою часть. Но для таких ситуаций, скорее всего, уже есть готовые решения, а значит в них не нужны герои. Поэтому я считаю, что люди, которых мы называем «героями», редки, поскольку им приходится всё делать самостоятельно, а большинство чувствует себя неуютно в таких обстоятельствах. А почему ты спрашиваешь? – Гарри наколол на вилку три кусочка тщательно искромсанного бифштекса и отправил их в рот.

– О, я только что оглушила трёх слизеринских хулиганов-старшекурсников и спасла пуффендуйца, – ответила Гермиона. – Я собираюсь стать героем.

Когда Гарри перестал давиться едой (некоторые из когтевранцев на расстоянии слышимости до сих пор кашляли), он только и смог вымолвить:

– Что?

Гермиона рассказала, что произошло. Волны перешёптываний побежали от них даже раньше, чем она успела закончить. (Правда, Гермиона не стала упоминать про феникса – ей показалось, что это личное и должно остаться между ними. Размышляя об этом впоследствии, Гермиона с некоторым удивлением подумала, что феникс приходит к тем, кто хочет быть героем. Эти мысли казались немного эгоистичными, но, возможно, это не важно, если феникс видит, что ты хочешь помогать людям.)

Когда она закончила, Гарри некоторое время лишь изумлённо смотрел на неё и молчал.

– Прости меня за то, как я вела себя раньше, – сказала Гермиона. Она отпила грейпфрутового сока из стакана. – Я должна была вспомнить, что, если я по-прежнему обставляю тебя на уроках Чар, то ты имеешь полное право быть лучше меня на уроках Защиты.

– Пожалуйста, не пойми меня неправильно, – сказал Гарри. Сейчас он выглядел слишком взрослым и мрачным. – Но ты уверена, что это то, кто ты есть, а не, грубо говоря, кто есть я?

– Я совершенно уверена, – ответила Гермиона. – Посмотри, даже моё имя напоминает слово «Героиня», надо только выкинуть «м» и переставить пару букв, а я и не замечала этого до сегодняшнего дня.

– Жизнь героя – это не игры и шутки, – предупредил Гарри. – Настоящий героизм, который приходится проявлять взрослым – это совсем другое, и это вовсе не так просто.

– Я знаю, – кивнула Гермиона.

– Это тяжело, это болезненно, и тебе придётся принимать решения там, где хороших решений просто нет…

– Да, Гарри, я тоже читала эти книги.

– Нет, ты не понимаешь, несмотря на то, что книги тебя предупредили, попросту не существует способа понять это, пока…

– Но ведь это не остановило тебя, – сказала Гермиона. – Не остановило тебя ни на секунду. Готова поспорить, ты даже никогда не задумывался о том, чтобы из-за этого отказаться от судьбы героя. Так почему же ты думаешь, что это остановит меня?

Повисла пауза.

Широкая улыбка внезапно озарила лицо Гарри, улыбка настолько же светлая и мальчишеская, насколько его лицо только что было взрослым и мрачным. Между ними всё снова стало хорошо.

– Ты ведь знаешь, что обязательно случится что-нибудь кошмарно невообразимое и всё пойдёт наперекосяк? – спросил Гарри, по-прежнему широко улыбаясь.

– Да уж знаю, – ответила Гермиона. Она откусила ещё кусочек тоста. – Кстати, я тут вспомнила, что Дамблдор отказался стать моим таинственным старым волшебником. Куда надо написать, чтобы мне выдали другого?

Послесловие:

– …и профессор Флитвик сказал, что, судя по всему, её решимость непоколебима, – строгим тоном продолжала Минерва, не сводя глаз со старого седобородого волшебника, ответственного за всё это. Альбус Дамблдор лишь молча сидел и слушал, взгляд его был печален и устремлён в даль. – Когда профессор Флитвик пригрозил ей переводом в Гриффиндор, мисс Грейнджер не моргнув глазом ответила, что в таком случае она заберёт с собой все книги. Гермиона Грейнджер решила стать героем, и она не желает слышать слова «нет». Я сомневаюсь, что вам бы удалось её подтолкнуть к этому решению сильнее, даже если бы вы постарались…

Минерве потребовались пять полных секунд, чтобы осознать.

– АЛЬБУС! – завопила она.

– Дорогая моя, – произнёс старый волшебник, – после общения с тридцатым по счёту героем начинаешь понимать, насколько предсказуемо они реагируют на определённые фразы, например, что они слишком молоды, или что им не суждено быть героями, или что жизнь героя полна невзгод. Для полной уверенности следует сказать им все три. Однако, – с коротким вздохом продолжил директор, – не следует делать слишком явных намёков, иначе тебя может подловить твоя заместительница.

– Альбус, – ещё строже сказала Минерва, – если она пострадает, клянусь, что на этот раз я....

– Она бы пришла к тому же самому в своё время, – прервал её Альбус, его взгляд был по-прежнему печален и отстранён. – Те, кому суждено стать героями, не будут слушать наших предупреждений, Минерва, и не имеет значения, как сильно мы стараемся. И раз уж так, для Гарри будет лучше, если мисс Грейнджер не слишком сильно от него отстанет.

Как будто из ниоткуда директор достал шкатулку, открыл её и вытащил маленький жёлтый комочек. Минерве никогда не удавалось понять, где он её хранит, и никогда не удавалось определить, какая магия здесь замешана.

– Лимонную дольку?

– Ей двенадцать лет, Альбус!

После-послесловие:

В чёрных водах озера плавали едва заметные в вечернем сумраке рыбки. Когда рыбки подплывали близко, их освещали яркие окна слизеринской гостиной, но, уплывая прочь, они растворялись во тьме.

Дафна Гринграсс сидела на удобном чёрном кожаном диванчике, пряча лицо в ладонях. Дафну окружали сияющие ярко-белые искры, а её голова светилась жёлто-золотым.

Она заранее была готова услышать, как её дразнят за влюблённость в Невилла Лонгботтома. Она ожидала услышать множество ехидных замечаний о пуффендуйцах. Она придумала вагон и маленькую тележку остроумных ответов по дороге в подземелья Слизерина.

Она с нетерпением предвкушала, когда же её начнут дразнить из-за Невилла. Если тебя дразнят за что-то подобное, значит ты уже стала настоящей девушкой.

Но, как оказалось, никто не сообразил, что она вызвала Невилла на Древнейшую Дуэль, потому что Невилл ей понравился.

Она-то думала, что это очевидно, но нет, никому и в голову не пришла эта мысль.

Заклятье, что настигает тебя, всегда оказывается незамеченным.

Ей следовало бы назвать себя просто Дафной из Солнечных, как Невилл из Хаоса. Или Солнечной Дафной, как Солнечный Рон. Да как угодно, только не Солнечной Гринграсс.

Солнечная Гринграсс.

Это имя превратили в Солнечную Зелёную Травку и Голубое Небо. [В переводе с английского фамилия «Гринграсс» значит «Зелёная трава» – Прим. переводчиков.]

Затем кто-то добавил Покрытые Снегом Горы и Шаловливых Лесных Созданий.

В настоящий момент она носила титул Сверкающей Принцессы Единорогов из Благородного и Древнейшего Дома Сверкающих Какашек.

И какая-то чёртова семикурсница наложила на неё Сверкающее проклятие – Дафна даже не знала, что такое заклинание вообще существует. Фините Инкантатем не помогало, она просила помочь старших девочек, которые, как она думала, были её подругами (очевидно, она ошибалась на этот счёт), затем она угрожала шутнице тяжёлыми политическими последствиями, которые не преминут обрушиться на неё, когда узнает отец, но в итоге, несмотря ни на что, сверкающая Дафна Гринграсс по-прежнему сидела в гостиной Слизерина, пряча лицо в ладонях, и недоумевала, как же её угораздило оказаться единственным здравомыслящим человеком в Хогвартсе.