По выражению его глаз она поняла, что сейчас он взвешивает…

– Я помню, как мистер Хагрид держал вас на руках, когда вы были младенцем, – добавила она. – Я думаю, он будет очень рад, когда узнает.

По лицу Гарри она легко могла заметить мгновение, когда он пришёл к выводу, что Рубеус для него бесполезен.

Гарри покачал головой:

– И так плохо, что кто-то может догадаться, что в этом году среди первогодок появился змееуст. Думаю, будет более благоразумно держать всё в тайне, насколько это возможно.

Она вспомнила Джеймса и Лили, которые без колебаний приняли дружбу огромного грубовато-добродушного человека, несмотря на то что Джеймс был наследником богатого Дома, Лили была подающим надежды Мастером Чар, а Рубеус – всего лишь полу-великаном, чья палочка была сломана…

– Это потому, что вы не считаете его для себя полезным, мистер Поттер?

Повисло молчание. Она не хотела этого говорить, но слова вырвались у неё сами.

По лицу Гарри скользнула печаль.

– Может быть, – сказал он тихо. – Просто я не думаю, что мы с ним поладим. А вам так не кажется?

Слова застряли у неё в горле.

– Кстати, об использовании людей, – заметил Гарри. – Кажется, меня вскоре бросят на войну с Тёмным Лордом. И пока я в вашем кабинете, я хочу попросить, чтобы мой цикл сна был расширен до тридцати часов в день. Невилл Лонгботом собирается обучаться дуэльному искусству – один из старшекурсников Пуффендуя предложил ему свою помощь, и они пригласили меня присоединиться. Я хотел бы изучать и другие предметы. Если вы или директор считаете, что я должен обучиться чему-то конкретному, чтобы стать могущественным волшебником, дайте мне знать. Будьте добры, укажите мадам Помфри, чтобы она выдала мне соответствующее зелье, или что там необходимо…

– Мистер Поттер!

Гарри смотрел ей прямо в глаза.

– Да, Минерва? Я знаю, это не ваша идея, но я хочу пережить то, что уготовано мне директором. Пожалуйста, не препятствуйте.

Это чуть не сломило её.

– Гарри, – едва прошептала она, – дети не должны думать подобным образом.

– Вы правы, не должны, – сказал Гарри. – Но многим детям приходится рано взрослеть, не только мне. И большинство детей с радостью бы поменялось со мной местами. Я не собираюсь жалеть себя, профессор МакГонагалл, когда есть люди в реальной беде, а я не один из них.

Она с трудом сглотнула и произнесла:

– Мистер Поттер, тридцать часов в день, вы станете… старше, вы будете быстро стареть…

Как Альбус.

– И на пятом курсе я буду примерно в том же физиологическом возрасте, что и Гермиона, – заметил Гарри. – Это не кажется таким уж страшным.

Теперь на лице Гарри была кривая улыбка.

– Честно говоря, возможно, я бы хотел этого, даже если бы Тёмного Лорда не было. Волшебники живут долго, и либо волшебники, либо маглы, вероятно, ещё увеличат продолжительность жизни в течение следующего столетия. Нет причин не упаковывать столько часов в один день, сколько я только могу. У меня большие планы, и хорошо бы их реализовать побыстрее.

Повисла тишина.

– Хорошо, – наконец почти шёпотом сказала Минерва.

Она повысила голос:

– Хорошо, мистер Поттер, я поговорю с директором, и, если он согласится, то так и будет.

Глаза Гарри на мгновенье сузились.

– Понятно. Тогда, пожалуйста, напомните директору о последних словах Годрика Гриффиндора, который сказал, что если что-то правильно для него, то он не посоветует кому-либо поступать иначе, даже самому юному ученику Хогвартса.

И она поняла, ощутив пустоту внутри, что её надежда на Альбуса, который мог бы не допустить это, не допустить хоть что-то из этого, только что канула в небытие. Именно эти слова Альбус говорил ей, когда она возражала, что Кэмерон Эдвард ещё слишком молод, и позже, когда она возражала, что Питер Певенси ещё слишком молод, и в конце концов она просто перестала возражать.

– Кто рассказал вам об этом, мистер Поттер?

Не Альбус. Альбус ни за что не сказал бы такое ученику.

– Я много читал в последнее время, – ответил Гарри. Он начал подниматься из обхватывающего его кресла, но остановился. – Могу я спросить о второй хорошей новости?

– О, – спохватилась она, – профессор Квиррелл очнулся и сказал, что вы можете…

Лазарет Хогвартса представлял собой большой зал без перегородок, залитый светом, струящимся из окон во всех четырёх стенах, несмотря на то, что лазарет вроде бы находился глубоко внутри замка. В зале стояли длинные ряды белых кроватей, но сейчас заняты были только три. Друг напротив друга неподвижно лежали юноша и девушка с закрытыми глазами. Вероятно, они были без сознания и зачарованы на время, пока какое-то лечащее заклинание или зелье перестраивало их тела неприятным образом. Вокруг кровати третьего пациента были установлены занавески, для чего, видимо, были свои причины.

Мадам Помфри сурово подтолкнула Гарри в спину и сказала, чтобы он перестал глазеть. Гарри пришлось резко напомнить себе, что некоторые люди до сих пор не знают, кто такой Мальчик-Который-Выжил. Ну или мадам Помфри привыкла безраздельно властвовать на своей территории.

За рядами кроватей находились пять дверей, ведущих в отдельные комнаты, где размещались пациенты, лечение которых занимало дни, а не часы, но чьё состояние при этом не требовало транспортировки в больницу Святого Мунго.

Комната за средней дверью оказалась без окон и освещалась единственным бездымным факелом, укреплённым на каменной стене. Гарри задумался, могут ли профессора просить Хогвартс менять обстановку, или в лазарете была предусмотрена такая комната для людей, которые не любят свет.

В центре комнаты, между двумя одинаковыми прикроватными столиками, которые выглядели так, будто они вырезаны из того же серого мрамора, что и стены, стояла белая больничная кровать. В свете бездымного факела она казалась слегка оранжевой. На кровати, слегка опираясь на изголовье, сидел одетый в больничную пижаму и укрытый простынёй по пояс профессор Квиррелл.

Было немного страшно видеть профессора Квиррелла на одной из кроватей мадам Помфри, даже при том, что профессор Защиты, казалось, не был ранен, и даже помня о том, что профессор Квиррелл поддался в поединке с Северусом, чтобы дать себе возможность восстановить силы после Азкабана. На самом деле Гарри никогда не видел умирающих на больничной койке, но он видел слишком много фильмов. Это был намёк на смертность, а профессор Защиты не должен быть смертным.

Мадам Помфри сказала Гарри, что ему абсолютно запрещено утомлять её пациента.

Гарри ответил, что он понимает, хотя формально это ничего не говорило о том, что он подчинится этому требованию.

Суровая пожилая целительница повернулась и начала объяснять профессору Квирреллу, что он абсолютно не должен перенапрягаться и… беспокоиться…

Мадам Помфри прервалась, торопливо повернулась и покинула комнату.

– Неплохо, – заметил Гарри, когда дверь закрылась за сбежавшей смотрительницей лазарета. – Надо и мне как-нибудь такому научиться.

В улыбке профессора Квиррелла не было ни капли юмора. Его голос прозвучал гораздо бесстрастнее обычного:

– Спасибо за вашу высокохудожественную критику, мистер Поттер.

Гарри смотрел в бледные голубые глаза, и думал, что профессор Квиррелл выглядит…

…старше.

Ощущение было неуловимым, может, даже воображаемым, возможно, всё дело было в плохом освещении. Но волосы надо лбом Квиринуса Квиррелла вроде бы немного поредели, а те, что остались, казалось, истончились и поседели, лысина, уже заметная на его затылке, продвигалась дальше. Лицо как будто слегка осунулось.

Однако взгляд бледно-голубых глаз оставался как прежде острым и пронзительным.

– Я рад, – тихо сказал Гарри, – что вы выглядите здоровым.

– Внешность, конечно, может быть обманчивой, – ответил профессор Квиррелл. Он шевельнул пальцами, и когда движение было завершено, в руке его оказалась волшебная палочка. – Представляете, эта женщина думает, что конфисковала её у меня.