— Понимаете, он сам задрался, огрел Ивана по голове, потом пнул раза три и убежал, а утром мы нашли его уже мертвым. Понимаете, он сам...

— Пока ничего не понятно. Но, конечно, разберемся. Он ваш друг, знакомый?

— Какой там друг. Позавчера всего познакомились, — махнул дрожащей рукой Рузанов. — Иван его из города привез.

Следователь районной прокуратуры почувствовал, что без перекрестного допроса здесь не обойдешься. Рузанов, не вызывавший симпатий с самого начала, чего-то не договаривал, о чем-то умалчивал.

Для несведущих людей осмотр места происшествия, составление протокола кажется второстепенным делом. Здесь надо действовать оперативно, решительно, рассуждают они, а следователи теряют время на пустячные предметы, скрупулезные записи. Касым по опыту знал, что от первоначального знакомства с местом происшествия в дальнейшем зависит успех расследования. Поэтому он разглядывал все мелочи, можно сказать, самозабвенно, обливался по́том на жарком солнце, но не давал ни себе, ни помощнику минуты отдыха.

— Давай, давай, молодец! Чем больше увидим, больше запишем — тем быстрее раскроем дело, — подгонял следователь практиканта.

Наконец, Касым снял форменную фуражку, разгладил пятерней жесткую шевелюру и продиктовал с расстановкой помощнику:

«Протокол осмотра места происшествия, 15 августа 1968 года...» В этом документе на двух страницах машинописного текста уместилось буквально все, что могло интересовать следователя. К протоколу была приложена и схема места происшествия. Закончив с бумагами, Сундеткалиев удовлетворенно сказал:

— Как гора с плеч. Теперь возьмемся за убийцу.

— Вы уверены, что произошло убийство? — полюбопытствовал практикант.

— Несомненно.

— А кто?

— Не спеши, пожалуйста...

За ошибкой в работе следователя стоит разрушенная судьба человека. Касым отлично знал это и поэтому был молчалив.

Из допросов шоферов постепенно вырисовывалась такая картина. Рузанов и Курин Иван Иванович — работники Уральской автотранспортной конторы связи. 13 августа они вместе с Дыкиным Валерием Федоровичем появились на двух автомашинах на реке, поставили сети и начали пьянствовать. На другой день, а точнее, на другой вечер, Курин и Дыкин поссорились, и между ними завязалась драка.

— Он ударил меня молотком, — показал Курин на свою голову. — Вот, посмотрите.

«Экспертиза необходима для всех, — отметил про себя Касым. — И как можно скорее». А вслух спросил:

— Когда познакомились с Дыкиным?

...За неделю до трагического случая Курин, возвращаясь из командировки, заехал в Чапаево, чтобы взять почту. В разговор встретившихся здесь шоферов из Уральска вступил парень. Знакомство, как это часто бывает в дороге, произошло быстро. Новый товарищ — Дыкин — предложил перед возвращением в город порыбачить на Урале.

— Таких сомов наловим — закачаешься, — убеждал он колебавшегося Курина. — Соглашайся, не прогадаешь.

Однако прогадал. Рыбы поймали мало, зато оставили на берегу несколько бутылок из-под водки и вина.

— Теперь мы скрепили дружбу надолго, — засмеялся Дыкин. — Тебе, паря, все можно рассказывать.

— О чем ты?

— Да я ведь тоже шофер. Машину свою загнал к одному дружку и сачкую. Поломки, скажу начальнику. А то двинут в аул на хлебоуборку. Смекаешь?

— Смекаю.

В городе Дыкин раздобыл денег, закупил водки и, когда возвращались назад, пил без передышки.

— Если собрать всю водку, что я выпил, цистерна наберется, — хвастался парень. — А ты что постничаешь? Давай, засоси.

— За Бударином на тракте могут задержать инспектора.

— Это уж точно. Знаю я их...

На повороте в степь пришлось остановиться.

— Подвезите, ребята, — попросил «голосовавший» человек и вдруг обрадованно воскликнул, узнав Ивана Курина: — А-а-а, свой! Вы куда?

— В Грачи на Кушум.

— Меня возьмете?

— Давай!

Сначала выпили, закусили, потом весело покатили. Дыкин ехал то в одной, то в другой машине пассажиром. Потом ему это надоело и он заорал:

— Дай баранку! Поучу вас, как надо ездить!

Досталась ему машина Рузанова. И крутил он баранку с закрытыми глазами: грузовик подпрыгивал на ухабах, натуженно гремел...

...Касым, восстановивший по кусочкам историю знакомства этих людей и их совместной поездки на реку, неторопливо размышлял. Нет, преступление совершено не только здесь, на рыбалке. Еще при первой встрече Курина и Дыкина, когда была откупорена первая бутылка на берегу Урала. Первая легкая ссора. Но уже тогда было ясно: выпьют парни больше — быть беде. И это случилось...

Итак, преступление совершил Курин. Так говорит логика, так подсказывают обстоятельства дела. Но почему в таком случае поведение Рузанова куда более подозрительно? Курин молчалив, объясняет толково, не срывается в голосе, хотя и его выдает легкое дрожание рук. А это вполне понятно: смерть человека в необычных обстоятельствах потрясет любого и с крепкими нервами. И все-таки к происшествию больше причастен Курин... Он ранее дважды судим, и в какой-то мере ему привычно владеть собой. Кроме того, еще одно обстоятельство...

— Не убивал я. Дыкин сам умер. Вон там в стороне ночевал и умер. Спросите у Рузанова. Скажи, Женя, следователю, скажи, что я не убивал!

Первый срыв Курина — это, по существу, первый его ошибочный ход в заранее продуманном плане рассказа. Он запутывал следствие и пока у него шло гладко, если бы... если бы не этот возбужденный выкрик. Касым знал по опыту, что еще ни один преступник, особенно хитрый, побывавший в переплетах, сразу не объяснится начистоту. Надо дать ему возможность рассказывать и рассказывать. И он сам, незаметно для себя выложит еще несколько фактов, которые впоследствии вынудят его признаться, открыться.

— Ну, а как же тогда все это было, если вы не убивали Дыкина? — спокойно, ничем не показывая своей острой заинтересованности в его ответе, спросил Сундеткалиев.

— Когда еще перед отъездом из Чапаева, я напомнил Дыкину о его машине, которую ждут в городе, он обозвал меня дураком и салагой. В Уральске он много пил, в машине — тоже. Я попытался остановить его, но Дыкин снова стал меня ругать, обзывать. Сказал, что я трус и что со мной каши не сваришь. Я не стал спорить и ругаться, а он как заводной, сначала кричал на меня, что я медленно веду машину, что не даю ему сесть за руль, потом просто так, сказав, что ему везет на дураков, над которыми он издевался и будет издеваться. Заметьте, гражданин следователь, я все это ему прощал...

Касым отметил для себя эту фразу: «Все это я ему прощал». А значит, выпив изрядно, уже не простил?

— К этому месту мы подъехали примерно часа в два ночи. Здесь он опять предложил выпить. Мы отказались. Только когда поставили одну сеть, решили погреться и выпили грамм по двести. Поставили вторую сетку и еще раз выпили. Потом Дыкин стал ставить закидные, а мы помогать ему. Было уже почти утро. Я сказал Дыкину, что хватит ставить снасти. Зачем столько рыбы нам? А он как закричит на меня:

— Дурак! Я в кредит плачу, мне рыбы позарез много нужно! И вы оба можете поживиться...

— Я опять не стал с ним скандалить, помогал ставить до последней закидной. Прежде чем лечь спать, мы сварили уху и немного выпили. Дыкин все время приставал ко мне. Я сказал ему, чтобы он замолчал. Он обозвал, меня гнидой и схватил молоток. Рузанов разнял нас, успокоил.

У нас кончилась водка. Дыкин хотел сам ехать в поселок в магазин, но я ему не дал машину. Поехал один. Привез три бутылки. Выпили...

«Это уже много, — отметил про себя следователь. — Дело идет к развязке».

— Закончили эти три бутылки... По просьбе Дыкина мы вдвоем и поехали в Донгулюк, где, по его рассказу, рыбу можно черпать прямо сачком. На шлюзах вода кипела и бурлила, к воде было страшно подойти. Но Дыкин стал спускаться вниз. Я отправился на другой шлюз и вдруг услышал отчаянный крик. Прибежал и вижу, что Дыкин, уцепившись за кронштейн, висит. Я помог ему выбраться наверх и сказал: