Рыба была великолепная; печеная в земле, она сохраняла все соки и становилась исключительно ароматной и нежной. Пудинг из пизанга оказался почти приторным, пирожные из индийской репы вполне съедобными, а печеные плоды хлебного дерева хрустели, как поджаренный хлеб.

Во время обеда мальчик туземец непрерывно обходил гостей, держа в руках длинный ствол бамбука. То и дело он постукивал им по скатерти, насыпая перед каждым гостем кучу каких-то белых комков, по вкусу слегка напоминавших творог. Это были «лоуни», великолепная приправа, приготовленная из растертой мякоти спелого кокосового ореха, пропитанной кокосовым молоком и морской водой; получившуюся массу держат тщательно закупоренной, пока в ней не начнется сахаристая стадия брожения.

Пиршество сопровождалось оживленными разговорами островитян; их способность к болтовне значительно превосходила нашу. Молодые девушки также искусно владели язычками и вносили немалый вклад в царившее веселье.

Эти бойкие нимфы успевали следить и за тем, чтобы рвение обедающих не ослабевало; когда доктор с удовлетворенным видом откинулся, они вскочили на ноги и буквально засыпали его апельсинами и гуавами. На этом, однако, прием закончился.

Мой долговязый приятель своими бесконечными чудачествами завоевал величайшее расположение всех присутствовавших, и они наградили его длинным забавным прозвищем, которое прекрасно характеризовало и его тощую фигуру и «руру». Последняя, кстати сказать, неизменно обращала на себя внимание всех, кого мы ни встречали.

Давать людям прозвище — у жителей Таити и Эймео настоящая страсть. Ни один человек — будь то даже иностранец, — обладающий какой-нибудь странностью в наружности или характере, не бывает ими обойден.

Чопорный капитан военного корабля, посетив Таити второй раз, узнал, что среди островитян он известен под почтенной кличкой «Ати Пои» — буквально «пои-голова», или дурная голова. Даже самое высокое положение в туземной иерархии не может служить защитой. Первого супруга нынешней королевы при дворе обычно называли Пузатый. Конечно, брюхо составляло главную часть его особы — как это было и у достойного Георга IV, ^[116]но что за прозвище для принца-супруга!

Даже «Помаре», наследственное имя королей, первоначально было простым прозвищем и буквально означает «гнусавый». Первый монарх, носивший это имя, во время военного похода проводил ночи в горах и однажды утром проснулся с насморком; какой-то придворный шутник оказался настолько бестактен, что увековечил это событие пошлой кличкой.

Как отличаются легкомысленные полинезийцы и в этом и в других отношениях от наших серьезных, сдержанных североамериканских индейцев! Между тем как первые награждают прозвищами по какому-нибудь смешному или недостойному качеству человека, последние выделяют самые возвышенные и воинственные. Поэтому у краснокожих мы встречаем такие поистине благородные имена, как «Белый орел», «Молодой дуб», «Огненный глаз», «Согнутый лук»…

Глава 69

Кокосовая пальма

Пока доктор и туземцы предавались полезному для пищеварения послеобеденному сну, я отправился побродить и осмотреть местность, которая могла доставить столь обильное угощение.

К моему удивлению, довольно большая полоса земли поблизости от деревушки, защищенная со стороны моря рощей кокосовых пальм и хлебных деревьев, была прекрасно возделана. Там росли сладкий картофель, индийская репа и ямс, а также дыни, немного ананасов и другие плоды. Еще больше радовали молодые хлебные деревья и кокосовые пальмы, посаженные заботливыми руками, словно вопреки своему обыкновению непредусмотрительные полинезийцы решили позаботиться о будущем. Впрочем, это был единственный пример процветающего туземного хозяйства, какой мне довелось видеть. Во время моих скитаний по Таити и Эймео больше всего меня поражало, что эти деревья, которые, казалось бы, должны были здесь расти в изобилии, встречаются довольно редко. Целые долины, подобно Мартаирской, неистощимо плодородные, оставлены на произвол судьбы и заполоняются дикой растительностью. Наносные равнины, тянущиеся вдоль берега моря и орошаемые горными реками, зарастают кустами дикой гуавы, завезенной иностранцами и распространяющейся с роковой быстротой; туземцы, которые не принимают против этого никаких мер, предвидят, что в недалеком будущем гуава покроет весь остров. Даже открытые поляны, где так легко можно было бы развести фруктовые сады, остаются в полном пренебрежении.

Когда я думал о плодороднейшей почве и несравненном климате Таити, до нелепости плохо используемых, я не мог не изумляться туземцам в окрестностях Папеэте, часть которых чуть не умирала с голоду в своих захиревших садах. На других посещенных мною островах, столь же плодородных и не претерпевших никаких изменений со времени их открытия, подобной картины мне наблюдать не приходилось.

То благоговение, с каким жители Таити и Эймео относятся ко многим из своих плодовых деревьев, красота, придаваемая ими ландшафту, многообразная польза, приносимая ими, быстрота, с какой они распространяются, — все это делает нерадивость таитян еще более непонятной. Примером может служить кокосовая пальма, представляющая главное природное богатство тропических стран. Особенно для полинезийцев она является Древом жизни, превосходя даже хлебное дерево по разнообразию своего применения.

Кокосовая пальма производит величественное впечатление. Прямой мощный ствол свидетельствует о ее превосходстве и делает ее среди остальных деревьев, пожалуй, тем, чем является человек по отношению к низким существам.

Блага, приносимые ею, неисчислимы. Из года в год островитянин отдыхает в ее тени, ест и пьет ее плоды; он кроет свою хижину ее листьями и плетет из побегов корзины для переноски провизии; в жару он обмахивается веером, изготовленным из ее молодых листочков, и защищает свою голову от солнца шляпой из ее листьев; иногда он делает себе одежду из похожего на ткань вещества, окружающего основание ствола; скорлупа более крупных орехов, обструганная и отполированная, служит ему красивым кубком, а более мелких — чашечками курительных трубок; сухая шелуха горит в его кострах; из волокон он плетет рыболовные лесы и шнуры, чтобы связывать из досок борта своих пирог; он лечит свои раны бальзамом, составной частью которого является кокосовое молоко, а маслом, выжатым из мякоти ореха, он умащивает покойников.

Самый ствол также представляет большую ценность. Распиленный на столбы, он поддерживает жилище островитянина, превращенный в древесный уголь, — жарит его пищу, а положенный на каменные глыбы, — огораживает его поля. Туземец заставляет свои пироги двигаться по воде при помощи весла из древесины кокосовой пальмы и идет сражаться, вооруженный палицами и копьями из того же твердого материала.

На Таити во времена язычества ветвь кокосовой пальмы была символом королевской власти. Положенная на жертву в храме, она освящала жертвоприношения; этой ветвью жрецы усмиряли и изгоняли злых духов, нападавших на островитян. Олицетворением великого Оро, верховного бога таитянской мифологии, был обрубок ствола кокосовой пальмы, из которого грубо изваяли его изображение. На одном из островов Тонга стоит живая пальма, почитаемая сама по себе божеством. Даже на Сандвичевых островах кокосовая пальма полностью сохраняет былую славу, и их жители подумывают о том, чтобы избрать ее своей национальной эмблемой.

Кокосовую пальму сажают следующим образом: выбрав подходящее место, кладут в землю совершенно спелый орех. Через несколько дней тонкий копьеобразный побег пробивается сквозь крошечное отверстие в скорлупе, пронизывает шелуху и вскоре выбрасывает три бледно-зеленых листика; одновременно два волокнистых корня, развившихся из той же самой мягкой белой губчатой массы, которая теперь заполняет весь орех, оттесняют «пробки», прикрывающие отверстия в противоположной стороне, вылезают из скорлупы и углубляются вертикально в землю. Еще через день-два скорлупа и шелуха, на последней стадии созревания ореха становящиеся такими твердыми, что нож их почти не берет, самопроизвольно лопаются под действием какой-то внутренней силы. С этого времени стойкое молодое растение начинает свой мощный рост и, не нуждаясь ни в уходе, ни в подрезке, ни вообще в каких-либо заботах, быстро движется к зрелости. Через четыре или пять лет дерево начинает плодоносить, а через вдвое больший срок его макушка уже возвышается над рощами. Становясь все более могучей, пальма гордо растет почти столетие.