Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

В Полинезии считается «огромной удачей», если мужчина, женившись, войдет в семью, состоящую в родстве с большей частью общины (бог свидетель, у нас дело обстоит вовсе не так).

Причина здесь та, что в таком случае во время путешествия больше домов будет всецело к его услугам.

Получив родительское благословение старых Дерби и Джоан, мы продолжали путь, решив сделать следующую остановку в ближайшем месте, какое нам приглянется.

Идти пришлось недолго. Приятная прогулка вдоль покрытого ракушками берега, и вот мы на широком лугу, кое-где поросшем деревьями; он опускался к самой воде, которая шевелила окаймлявшие его заросли тростника. Вблизи находилась крошечная бухточка, защищенная коралловыми рифами; там на волнах покачивалась флотилия пирог. Поодаль на естественной террасе, обращенной в сторону моря, стояло несколько туземных хижин с новыми тростниковыми крышами, которые выглядывали из листвы, точно зеленые беседки.

Когда мы подошли ближе, послышались громкие голоса, и вскоре показались три веселые девушки; от них так и веяло жизнерадостностью, здоровьем и юностью, и они казались олицетворением живости и лукавства. На одной из них было яркое ситцевое платье, а длинные черные волосы свисали позади двумя огромными косами, соединенными внизу и перевязанными зелеными усиками виноградной лозы. По самоуверенному, дерзкому виду островитянки я решил, что это какая-то молодая особа из Папеэте, приехавшая навестить деревенских родственников. Наряд ее спутниц состоял лишь из простого хлопчатобумажного балахона; их волосы были растрепаны. Эти очень хорошенькие девушки проявляли сдержанность и смущение, свойственные провинциалкам.

Ому - _24.jpg

Маленькая плутовка (первая, о которой я упомянул) подбежала ко мне и, очень радушно поздоровавшись по-таитянски, закидала такой кучей вопросов, что я не успевал не только ответить, но даже понять их. Впрочем, в сердечном приеме в Лухулу, как она называла деревню, мы могли не сомневаться. Тем временем доктор Долговязый Дух галантно предложил руку двум другим девушкам; поначалу они не понимали, чего от них ждут, но в конце концов, усмотрев в этом какую-то шутку, приняли оказываемую им честь.

Три девицы немедленно сообщили нам свои имена, которые были весьма романтичны, и я не могу удержаться, чтобы не привести их. Итак, на руках моего приятеля повисли Ночь и Утро, в лице Фарновары, или Рожденной Днем, и Фарноопу, или Рожденной Ночью. Та, что с косами, носила очень подходящее имя Мархар-Раррар — Бодрствующая, или Ясноглазая.

К этому времени из хижин вышли остальные их обитатели — несколько стариков и старух и какие-то рослые молодые парни, протиравшие глаза и зевавшие во весь рот. Все окружили нас и спрашивали, откуда мы явились. Услышав о нашем знакомстве с Зиком, они пришли в восхищение; а один из них узнал ботинки на ногах доктора.

— Кики (Зик) маитаи, — закричали они, — нуи, нуи ханна ханна портарто (делает много картофеля).

Теперь начались дружеские препирательства по поводу того, кому выпадет честь принять у себя чужеземцев. Наконец, высокий старый джентльмен по имени Мархарваи, с лысой головой и седой бородой, взял нас за руки и повел в свой дом. Как только мы вошли, Мархарваи, указывая палкой на все находившееся внутри, принялся с таким подобострастием просить нас считать его дом своим, что Долговязый Дух предложил ему тут же составить дарственную.

Время приближалось к полудню, а потому после легкого завтрака из печеных плодов хлебного дерева, после нескольких затяжек трубкой и веселой болтовни, наш хозяин стал уговаривать нас прилечь и предаться длительному отдыху. Мы согласились и хорошенько всхрапнули всей компанией.

Глава 68

Званый обед на Эймео

В середине чудесного ликующего дня нас повели обедать под зеленый навес из пальмовых листьев, открытый со всех сторон и такой низкий у стрех, [114]что, входя, мы должны были нагнуться.

Внутри землю устилал свежий ароматный папоротник, называемый «нахи»; когда его шевелили ногой, он испускал сладкий запах. По одну сторону лежал ряд желтых циновок с узорами из волокон древесной коры, окрашенных в ярко-красный цвет. Сидя там по-турецки, мы любовались зеленым берегом и расстилавшейся за ним синей гладью безбрежного Тихого океана. Двигаясь вдоль края острова, мы зашли уже так далеко, что Таити больше не было видно.

На папоротнике перед нами в несколько слоев лежали широкие толстые листья «пуру», перекрывавшие один другой. Поверх них были уложены в ряд недавно сорванные банановые листья, длиной по меньшей мере в два ярда и очень широкие. Чтобы они не топорщились, черенки из них вырвали. На этой зеленой скатерти стояло следующее.

Вдоль одного края были разложены листья «пуру», заменявшие тарелки; около каждого стояла простая чаша из скорлупы ореха, до половины наполненная морской водой, и лежала таитянская булочка, то есть маленький плод хлебного дерева, подрумяненный на огне. В центре находилась огромная плоская тыквенная бутыль, доверху набитая бесчисленными пакетиками из влажных листьев, от которых шел пар; в каждом была завернута маленькая рыбка, печеная в земле по всем правилам кулинарного искусства. По обе стороны от этой аппетитной горы стояли украшенные резьбой тыквенные бутыли. Одна была до краев полна золотистым «пои», то есть пудингом, приготовленным из красного пизанга, [115]растущего в горах, другая — пирожными из индийской репы, которую разминают в ступке и замешивают на молоке кокосового ореха, а затем пекут. Между тремя тыквенными бутылями лежали груды молодых кокосовых орехов, очищенных от шелухи. Их глазки были вскрыты и расширены, так что каждый плод представлял собой готовый к употреблению кубок.

В одном углу на чем-то вроде добавочной скатерти лежали отборные бананы в яркой глянцевитой кожуре, спелые красные «ави», гуавы, чья бордовая мякоть просвечивала сквозь прозрачную кожицу, создавая впечатление как бы трепетного румянца; были там и апельсины, окрашенные местами в темно-коричневый цвет, и большие чудесные дыни, покачивавшиеся от своей тучности. Какая груда! Все румяные, зрелые и круглые — брызжущие животворной силой тропической почвы, на которой они выросли!

— Страна фруктов! — воскликнул в восторге доктор и урвал кусочек плода, особенно любимого джентльменами сангвинического темперамента, иначе говоря, приложился к спелым вишневым губкам мисс Рожденной Днем, которая стояла рядом и наблюдала за происходившим.

Мархарваи рассадил гостей по местам, и обед начался. Решив поблагодарить за любезный прием, я встал и выпил за его здоровье растительного вина, то есть кокосовое молоко, произнеся при этом обычный тост: «Ваше здоровье, приятель». Наш хозяин понял, что ему оказана какая-то честь, принятая среди белых, и, улыбнувшись, вежливым взмахом руки попросил меня сесть. Вряд ли есть на свете люди, как бы ни были они хорошо воспитаны, которые обладали бы такими непринужденными и утонченными манерами, как жители Эймео.

Доктор, сидевший рядом с хозяином, пользовался его особым вниманием. Положив перед гостем пакетик с рыбой, Мархарваи развернул его и принялся усиленно потчевать. Но мой товарищ был из тех, кто во время пиршеств умеет сам о себе позаботиться. Он съел бесчисленное количество «пехи ли ли» (маленьких рыбок), два плода хлебного дерева (свой и предназначенный соседу) и отведывал все кушанья с непринужденностью человека, привыкшего бывать на званых обедах.

— Поль, — сказал он, наконец, — вы, кажется, плохо стараетесь; почему бы вам не попробовать этого соуса из перца? — И чтобы показать пример, он обмакнул кусок в морскую воду.

Я послушался его совета и нашел, что получается довольно пикантно, хотя и несколько горько — в общем прекрасная замена соли. Жители Эймео неизменно употребляют морскую воду за едой и считают ее хорошим угощением; принимая во внимание, что их остров окружен целым океаном соуса, такую роскошь нельзя признать слишком разорительной.

62
{"b":"205481","o":1}