Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

У нас на «Джулии» тоже был один из таких морских пророков — старик с волосами цвета соломы, всегда ходивший в самодельной шапке из невыделанной тюленьей кожи и носивший табак в объемистом кисете из того же материала. Ван, как мы его называли, на вид казался спокойным, безобидным человеком, и на проявляемые им по временам странности наша команда до сих пор не обращала внимания. Теперь, однако, он выступил с предсказанием, замечательным тем, что оно в точности исполнилось, хотя и не совсем в том смысле, какой он имел в виду.

В ночь похорон он положил руку на старую подкову, прибитую на счастье к фок-мачте, и торжественным тоном сказал, что меньше чем через три недели на «Джулии» не останется и четвертой части из нас — остальные к тому времени навсегда расстанутся с нею.

Кое-кто рассмеялся; Жулик Джек назвал его старым дураком. Но в общем предсказание произвело на матросов большое впечатление. Несколько дней после этого на судне стояла относительная тишина, и разговоры по поводу недавних событий велись такие странные, что их можно было объяснить лишь пророчеством финна.

Лично я считаю, что оно имело некоторое влияние на все случившееся в дальнейшем. Оно заставляло нас помнить о нашем поистине критическом положении. Доктор Долговязый Дух тоже часто делился со мной своими опасениями; как-то он честно признался мне, что отдал бы многое, чтобы благополучно высадиться на любой из окружавших нас островов.

Никто, вероятно, кроме старшего помощника, в точности не знал ни того, где мы сейчас находились, ни того, куда мы направлялись. Капитан — полное ничтожество — болел и не выходил из каюты; не лучше обстояло дело и с многими из его людей, чахнувшими в кубрике.

То обстоятельство, что мы при таких условиях продолжаем держаться открытого моря, казалось нам довольно странным с самого начала, а теперь оно не имело, по-видимому, никакого оправдания. К тому же нас не покидала мысль, что наша судьба всецело находилась в руках безрассудного Джермина. Случись с ним какая-либо беда, мы остались бы без штурмана. Ведь, по словам самого Джермина, на протяжении всего плавания местонахождение судна определял только он, ибо капитан обладал недостаточными познаниями в навигационном деле.

Впрочем, как это ни странно, подобного рода мысли, если и приходили на ум матросам, то лишь очень редко. Они были склонны только к суеверному страху; и когда, в явном противоречии с предсказанием финна, состояние больных несколько улучшилось, к матросам постепенно вернулось прежнее настроение, и воспоминания о пережитом мало-помалу изгладились из их памяти. Через неделю непригодность «Джульеточки» к плаванию в море, и прежде нередко служившая объектом насмешек, снова стала для всех темой веселых острот. В кубрике Жулик Джек то и дело ковырял ножом мокрые гнилые доски, отделявшие нас от смерти, и, отбрасывая щепки, отпускал морские шуточки.

Что касается еще не поправившихся матросов, то вряд ли они были настолько больны, чтобы у таких беззаботных людей, как они, могли возникнуть серьезные опасения — во всяком случае в данное время. И даже самые тяжелые больные старались воздерживаться от жалоб.

Надо сказать, что матросы очень не любят, когда кто-нибудь заболевает в море, и не обращают на него почти никакого внимания; поэтому, даже сильно расхворавшись, они обычно пытаются скрыть свои мучения. Они не сочувствовали другим и не ждут, чтобы им сочувствовали. В этих случаях поведение моряков так противоречит их обычному великодушию на берегу, что вызывает крайне неприятное чувство у новичка, впервые очутившегося в их обществе на судне.

Иногда, правда редко, наши больные начинали ругаться по поводу того, что их держат в море, где от них нет никакого прока, между тем как им следовало бы находиться на берегу и на пути к выздоровлению. Тогда старший помощник говорил:

— Чего там! Выше нос, выше нос, ребята! — И ему кое-как удавалось прекратить ворчание.

Было, впрочем, одно обстоятельство, о котором я до сих пор упоминал лишь мельком и которое сильней всего способствовало примирению многих со своим положением. Регулярно два раза в день все получали порцию писко; его раздавал у шпиля юнга, наливая в маленькие жестяные стопки, которые назывались «чарками».

Пристрастие матросов к крепким напиткам общеизвестно; но в Южных морях, где их так трудно достать, чистокровный моряк готов на любые жертвы ради своей любимой «чарки». В нынешние времена на американских китобойных судах, плавающих в Тихом океане, и не помышляют о том, чтобы держать запас спиртных напитков для раздачи матросам; обычно их не выдают даже во время самой тяжелой работы. Однако все сиднейские китобойцы до сих пор придерживаются старинного обычая, и водка относится к числу обязательных продуктов, захватываемых ими в плавание.

Во время стоянок выдача писко прекращалась — несомненно с той целью, чтобы повысить привлекательность пребывания в открытом море.

И вот из-за отсутствия настоящей дисциплины наши больные, не довольствуясь той дозой, которую они получали в качестве лекарства, частенько являлись на палубу, чтобы за компанию выпить положенную «чарку»; в добавление ко всему каждый канун воскресенья отмечался «субботними бутылками», как их именуют на английских судах. С наступлением темноты в кубрик присылали две бутылки: одну для штирбортной вахты, а другую для бакбортной.

По традиции самый старый матрос каждой вахты считал угощение своей собственностью; соответственно, отхлебнув как следует, он пускал его вкруговую, подобно хозяину, потчующему гостей. Но и «субботними бутылками» дело не ограничивалось. Плотник и купорный мастер, на морском жаргоне Стружка и Затычка, признанные «сазаны», или вожди кубрика, тем или иным путем умудрялись раздобывать добавочные порции, от которых они постоянно пребывали в прекрасном послеобеденном настроении и даже склонны были одобрительно относиться к тому положению, в каком мы тогда находились.

Но где же были все это время кашалоты? По правде говоря, не все ли равно, где они были, коль скоро мы не имели возможности их поймать. До сих пор матросы несли вахту на мачтах, более или менее регулярно сменяя друг друга каждые два часа. Но вот как-то, спустившись, очередная смена поклялась больше никогда не лазить наверх. В ответ на это старший помощник беззаботно заметил, что скоро мы окажемся там, где вовсе не будет нужды в дозорных, так как киты, которые у него на примете (правда, Жулик Джек утверждал, что они все у него на примете), совершенно ручные и имеют обыкновение вертеться вокруг судов, почесывая о них свои спины.

Так шла наша жизнь в море на протяжении четырех с лишним недель после того, как мы покинули Ханнаману.

Глава 13

Мы меняем курс

Вскоре после смерти двух матросов до нас дошли сведения, что здоровье капитана Гая быстро ухудшается, а еще через несколько дней — что он умирает. Доктор, прежде ни в коем случае не соглашавшийся войти к нему в каюту, теперь смягчился и нанес своему заклятому врагу профессиональный визит.

Он прописал теплую ванну. Ее приготовили следующим образом. Убрав светлый люк, в каюту спустили бочку, а затем ведрами натаскали воду из камбузных котлов. Мучительно было слышать крики больного, когда его посадили в эту примитивную ванну. Наконец, его полумертвого положили на сундук.

В этот вечер старший помощник был совершенно трезв и, подойдя к шпилю, у которого мы болтались без дела, предложил доктору, мне и еще нескольким своим любимцам пройти на корму; там в присутствии маори Бембо он обратился к нам с такими словами:

— Я хочу вам кое-что сказать, ребята. Кроме вот Бембо, никакого начальства у нас нет, а потому я выбрал вас как лучших, чтобы посоветоваться, видите ли, насчет судна. Капитан скоро окочурится; я не удивлюсь, если он к утру испустит дух. Что же нам делать? Если придется его зашить, кое-кому из пиратов там, на носу, может взбрести в голову удрать вместе с судном, потому как у румпеля никого нет. И вот, стало быть, я придумал, как лучше всего нам поступить; но, чтобы я это сделал, хорошие ребята должны меня поддержать и здесь, и дома, если бог даст нам вернуться.

13
{"b":"205481","o":1}