Я тихо позвал Эллен, но никакого ответа не получил. Я позвал ее громче, но с тем же результатом. Тогда, отдернув занавеску, я быстро вошел в эту комнатку и оглядел ее в полутьме. Прежде всего я заметил очертания настольной лампы на подставке около окна. Я подошел к ней и зажег, делая все почти механически. Мой ум в какой-то степени оцепенел от сознания того, что через секунду-две я увижу Эллен, неясные очертания фигуры которой я уже успел заметить, добираясь до лампы. Я представил себе тонкую струйку крови, сбегавшую по се щеке, и, сжав губы, резко повернулся. Крови я не заметил. Подойдя к Эллен, я пощупал пульс. Почувствовав его биение, я как-то сразу и внезапно ожил. Я осторожно осмотрел ее голову и обнаружил у правого виска содранную кожу и большой синяк, причиненный каким-то ударом.

Я смочил водой полотенце, вытер ее лицо и положил полотенце на лоб и виски.

Некоторое время спустя с ее губ сорвался легкий, мягкий стон.

— Эллен… Эллен…

Она слегка пошевелила головой, и тут же веки ее дрогнули.

Я снова смочил полотенце, протер им ее лицо и принялся слегка бить им ее по щекам, пока она не открыла глаза. Сначала они были бессмысленными, потом в них отразилось недоумение.

— Что случилось, дорогая? — спросил я.

Память возвращалась к ней медленно. Понемногу она начала приходить в себя, недоуменно всматриваясь в мое лицо.

— Дип?..

Я мягко и осторожно сжал ее лицо.

— Вы нормально себя чувствуете, крошка?

— Дип?..

— Конечно, дорогая. Это я.

Внезапно она, по-видимому, что-то вспомнила, глаза ее, наполненные ужасом, широко раскрылись, но, прежде чем она успела закричать, я зажал ее рот рукой и привлек к себе ее голову.

Когда приступ прошел, я спросил:

— Так что же случилось?

Она облизнула пересохшие губы.

— Дверь… Я подошла к ней… и ответила… думала, что это вы…

Широко раскрытыми глазами она пытливо всматривалась в меня.

— Это не я был, крошка.

— Когда я отперла дверь… она… дверь… с силой распахнулась… я упала… и ничего не помню больше… Дип, что же произошло?

— Очень просто. Вы получили удар по голове. Может быть, только створкой двери, а может, еще дополнительно и синей бутылкой.

— Что?

— Он и меня стукнул этой бутылкой.

— Но кто?

— Не знаю.

— Дип…

Она протянула руку и коснулась моего лица.

— Дип… А что… с Тэлли?

— Она убита, Эллен.

— Нет! — вскрикнула она и прикусила нижнюю губу, чтобы сдержать новый крик. Но уже через секунду глухие рыдания сотрясли все ее тело, и я, крепко обняв ее, держал ее в своих руках, пока она не успокоилась.

Снова смочив полотенце, я обтер ее лицо, усадил ее прямо и, когда убедился, что она более или менее овладела собой и может ясно мыслить, сказал:

— Теперь слушайте. Можете вы что-либо припомнить о нем?

Она покачала головой.

— Только то, что я уже сказала.

— Его лицо вы видели?

— Нет.

— Как он был одет?

— Это случилось слишком быстро, Дип.

— Он говорил?

— Нет… Я… не знаю… Нет, он ничего не сказал.

Она подняла на меня встревоженные глаза, а затем огляделась.

— Вы… принесли меня сюда?

— Нет, не я. Это он. Ему нужна была Тэлли. Он притащил вас сюда и затем убил Тэлли.

Дрожь пробежала по ее телу, и она вновь вся напряглась в моих успокаивавших ее руках.

— Но почему, Дип? Почему?

— Пока я еще не знаю. Но скоро я найду ответ на этот вопрос.

— Что мы будем делать?

— Позвоните в полицию. Больше ничего не остается делать.

— Но Тэлли…

— Для кого-то она представляла большую опасность. А теперь ее пет. И вот что: чувствуете ли вы себя уже достаточно хорошо, чтобы ответить еще на некоторые мои вопросы?

— Спрашивайте, Дип.

— Хорошо. Но постарайтесь не допускать ошибок в ответах. У пас не так много времени. Расскажите все, что случилось после того, как вы вернулись сюда.

Она вновь облизнула свои сухие губы, откинула назад волосы, сложила на коленях руки и уставилась в пол. Она уже стала спокойнее, но плечи ее слегка подрагивали, что не исключало опасность нового приступа истерики.

— Здесь был доктор, — начала она. — Он сказал, что у Тэлли все в порядке, но она немного возбуждена и ей надо успокоиться. Что-то успокоительное он и прописал ей. Миссис Глиссон… с ее мужем вы говорили внизу… Миссис Глиссон ушла, когда я вернулась. Когда Тэлли проснулась, я покормила ее.

— Она что-нибудь сказала?

— Ничего… особенного. Она была очень утомлена. Я дала ей пилюлю, которую оставил доктор, и некоторое время сидела с ней.

Она замолчала, затем сжала руки и сказала:

— Дип…

— Ну?

— Тэлли была напугана. Даже во сне она чего-то боялась. Она пыталась кричать и не могла.

— Продолжайте.

— Она произнесла ваше имя. И имя Беннета также. И некоторые слова…

— Повторите их.

— Они были бессвязные, непоследовательные.

— Хотя бы отдельные слова. Все, что помните.

— Как будто она говорила о том, что могла бы что-то привести в порядок. Еще говорила, что сможет что-то сообщить, и она это непременно сделает, и что она знает, как ей надлежит поступить. Затем она пыталась кричать. А потом назвала вас по имени, вслед за тем — Беннета.

Я молчал, мысленно оценивая ее сообщение.

— Дип, не была ли она убита… из-за вас?

Я положил руку на ее руки и сказал:

— Не думаю, чтобы из-за меня.

— Говорите правду, Дип.

— Я никогда вас не обманывал, дорогая.

— В таком случае…

— Не думаю так. По крайней мере, прямой связи нет. Я убежден в том, что так или иначе она была бы убита, независимо от того, нахожусь я здесь или нет.

Она вздохнула и сказала:

— Что мы будем делать, Дип?

— Как я сказал, позвоните копам.

— Но что случится тогда с вами?

— Никаких копов я не боюсь, детка. Вы должны это знать.

— В таком случае позвоните им.

— Разумеется, — сказал я.

Она внимательно посмотрела на меня, терпеливо ожидая, что произойдет. Я помог ей подняться и провел в кухню так, чтобы она не смогла видеть убитую. Затем подошел к телефону.

Дежурный участка сказал, что машина выезжает немедленно и что никто ничего не должен трогать в комнате убитой. Я сказал, что конечно, и положил трубку.

В комнате Тэлли я нашел свой чек, приколотый к ее подушке, порвал его на мелкие кусочки и выбросил их в туалет, смыв затем водой.

Потом вынул из-за пояса револьвер, обернул его тряпкой и сунул в мусорный ящик, поставив сверху ведро с помоями.

Покончив с этими приготовлениями, я присоединился к Эллен, и мы вместе стали поджидать полицейскую машину.

Сержант Кен Херд принадлежал к той части населения центра города, которая отличалась от жителей окраинной части известным аристократизмом и некоторым превосходством своего образа жизни. Его лицо словно вырубили из чего-то простым топором, и не было никакой возможности отгадать, о чем он думает или что переживает, испытывает ли какое-либо чувство. Его холодные голубые глаза были лишены какого бы то ни было выражения, хотя порой вы и могли почувствовать безграничную ненависть, исходившую от него. Он признавал только два типа людей: тех, кто нарушал закон, и тех, кто его поддерживал. За пределами этого никакого понятия о добре и зле для него не существовало. Не существовало в понятии Херда и просто хороших людей. По его классификации, таковые зачастую представляли собой всего лишь помеху при поимке нарушителей закона.

В его присутствии требовалось соблюдать особые правила. При нем полагалось говорить мягко, вежливо и ходить тихо. Когда он спрашивал, надо было отвечать. Хуже всего было, когда на его огрубелом лице появлялось нечто вроде улыбки, почти всегда это предвещало кровавый исход либо в тот же самый момент, либо позже.

Его шефы позволили ему работать там, где он хочет, и он выбрал себе наиболее трудную окраину города, выбрал Улицу с большой буквы. Эта улица нравилась ему тем, что он мог проводить здесь свои операции, будучи уверенным, что жалоб не будет, так как всякий, попадавшийся в его тиски, знал, что в следующий раз жалоба обернется для него худшими последствиями.