Прежде всего мне нужно было купить кое‑что для осуществления моего плана. Но здесь, где все люди жили как под стеклом, у всех на виду, делать это было довольно опасно.

В четверг я попросил Харшоу дать мне на пятницу выходной день, чтобы съездить в Хаустаун и забрать свои деньги из банка.

С Долорес Харшоу я больше не встречался. Зато днем в четверг я встретился в закусочной с Глорией Гарнет. Она была одна. Увидев меня, она улыбнулась, и я подсел к ней.

— Сегодня вечером вы тоже заняты? — спросил я.

— Нет, сегодня я свободна.

— Отлично. В кино показывают фильм «Самые прекрасные годы нашей жизни». Может быть, сходим?

— С удовольствием.

Я заехал за ней около семи часов. Фильм оказался не очень плохим. Выходя из кино, Глория остановилась, чтобы купить карандаш у старого слепого негра, которого я видел в банке. Он продавал разную мелочь перед кинотеатром.

— Как поживаете, дядюшка Морти? — спросила она.

— Спасибо, мисс Глория. Хорошо.

Он узнал ее по голосу.

— Кто это? — спросил я, когда мы сели в машину.

— Морти… Он вечно торгует здесь всякой мелочью.

— А вам нужен был этот карандаш?

— Он всегда пригодится, — ответила она, покраснев.

Мы немножко покатались на машине по городу, а потом я подвез Глорию к ее дому. В окнах света не было. Видимо, Робинсоны куда‑то вышли.

Мы немного постояли у ограды. Опять светила луна, и опять Глория показалась мне очень миленькой девушкой. Я хотел поцеловать ее, но не решался.

— Ну что ж, спокойной ночи, Глория, — сказал я.

— Спокойной ночи и спасибо вам за все. Мне очень понравился фильм.

На следующее утро я уехал, но не в Хаустаун, как сказал Харшоу, а в небольшой городок, удаленный от нашего миль на полтораста. Раньше я никогда не был там. Сняв комнату в одном из бунгало для туристов, я отправился за покупками.

В хозяйственном магазине я купил будильник, в аптеке — два больших пакета ваты, а в остальных магазинах — дешевый паяльник, клещи, моток толстого медного провода и несколько листов наждачной бумаги. Напоследок я приобрел также веревку и электрический фонарик. Покончив с магазинами, я зашел в пивной бар, купил пиво и спички и попросил продавца дать мне кусок картона из‑под пивных коробок. Придя домой, я поставил пиво в холодильник, опустил шторы и занялся будильником.

Припаяв к молоточку звонка два куска медного провода, я снова собрал будильник и проверил, как он будет действовать. Проволока вибрировала достаточно сильно для того, что я задумал.

Выпив немного пива, я продолжил работу. Прежде всего я обернул каждый пакет с ватой наждачной бумагой и связал их веревкой, а потом, прикрепив к поперечной планке звонка по несколько спичек с каждой стороны, подвязал к ним пакеты с наждачной бумагой и ватой.

Посмотрев на произведение своих рук, я отхлебнул еще пива и привел звонок в действие. Спички начали тереться о наждак и вспыхнули почти сразу…

Так я проделал двенадцать проб и ни в одной из них не потерпел фиаско. И только закончив все свои пробы, я по–настоящему осознал, что я хочу сделать. Я хочу совершить поджог и, пока внимание жителей будет отвлечено пожаром, ограбить банк. Понял я также и то, что эта затея может окончиться для меня тюрьмой.

И тем не менее я уже был готов к преступлению. Иначе я вечно буду нуждаться в деньгах и, как говорится, не жить, а прозябать. И единственной радостью в моей жизни будет прощальный обед при выходе на пенсию и какой‑нибудь дешевый подарок — скажем, часы стоимостью в сорок долларов.

Нет, такая перспектива меня явно не устраивала.

Изобретенный мною механизм я положил в багажник своей машины и решил держать его там, предварительно завернув в старое одеяло, которое уже давно валялось в багажнике.

Вернувшись в свой городок, я сразу же отправился в автопарк Харшоу и домой приехал лишь по окончании рабочего дня.

Меня ждали два письма, написанные одним и тем же почерком.

«Дорогой Гарри, — говорилось в первом. — Очень прошу Вас позвонить мне по телефону. Мне очень недостает Вас, и я очень сожалею о своем поведении. Я обязательно должна повидаться с Вами.

Любящая вас подруга».

«Еще хорошо, что у нее хватило ума не подписываться», — подумал я.

В другом письме я прочитал:

«Гарри, почему Вы мне не позвонили? Почему? Так больше продолжаться не может. Я же попросила у Вас прощенья! Мне совершенно необходимо Вас увидеть».

Она что, спятила? И наверняка выкинет какой‑нибудь фокус, когда напьется в следующий раз.

Я брезгливо бросил письма в пепельницу и сжег их.

На следующее утро, в субботу, я сел в машину и выехал из города на Южное шоссе. Доехав до проселочной дороги, ведущей к буровой скважине, я свернул в лес. У заброшенных ферм я заметил следы автомобильных шин, и это позволило мне без всякого риска оставить здесь свою машину.

Утро было прекрасное. В такое утро только за городом и чувствуешь, что такое природа.

Я направился вверх по холму и скоро нашел то, что искал: старую полусгнившую сосну, валявшуюся на земле. Легко приподняв ее, я положил ее на пень и наломал щепок. Развести костер с помощью этих щепок не составит никакого труда.

Спрятав целую охапку щепок в укромном месте, я подошел к ферме. Двери фермы были сорваны с петель, а внутри — лишь пыль, паутина и битые стекла. Слева от дома стоял сеновал. Там пахло сеном и сухим табаком. Наконец там я нашел то, что искал, — бечевку.

Скручивая ее, я услышал, как по дороге проехала машина. Я осторожно выглянул. Кроме Суттона здесь никто не мог проезжать. Наверное, едет домой или, наоборот, в город.

Внезапно машина замедлила ход, а потом свернула к ферме. Я не делал здесь ничего предосудительного, но встречаться с кем бы то ни было мне нельзя. Что ж, будем надеяться, что ему не придет в голову забираться на чердак сеновала.

Я снова осторожно выглянул наружу и на этот раз уже увидел человека, приехавшего на машине. Это была… Глория Гарнет.

Это меня очень удивило. Что ей здесь нужно? И что это она кладет на порог? Какая‑то тарелка или подставка… А может быть, хлебница?

Внезапно я заметил в ее руках какие‑то палочки и сразу же понял. Это кисти. Она приехала сюда рисовать. На ней были надеты шорты и пестрый пуловер.

Она нашла место в тени и вскоре уже занялась своим любимым делом. Разумеется, она и не подозревала, что за ней наблюдают. Лицо ее было совершенно спокойно и даже безмятежно. Мне очень захотелось подойти к ней, но я сознавал, что это таит для меня определенную опасность.

Выход был только один: выскользнуть незаметно с другой стороны сеновала, обойти ферму стороной, а потом снова, уже в открытую, подъехать к ней на машине. Тогда можно будет ей сказать, что я еду купаться.

В этот момент я опять услышал шум машины. Сидящий в ней наверняка заметил молодую девушку и тоже свернул к ферме. Глория с беспокойством положила кисть и посмотрела на человека, выходившего из машины. То был Суттон.

Он подошел к ней и что‑то сказал. Видимо, что‑то неприятное, а может быть, и омерзительное. Это было понятно по лицу Глории.

Внезапно я увидел в сарае щель и подскочил к ней. Расстояние сократилось почти вдвое, и теперь до меня уже доносился их разговор.

— Как поживает моя маленькая подружка? — спросил Суттон.

— Если вы имеете в виду меня, то спасибо. У меня все в порядке.

— Во всяком случае, выглядите вы просто очаровательно… — Он прямо‑таки пожирал ее глазами. — А ножки‑то… Словно точеные… Не одного мужчину могут свести с ума!

— У вас ко мне дело? — сухо спросила она.

— Нет, нет… Я остановился просто поздороваться с вами и пожелать вам приятного времяпрепровождения. Кстати, а где ваш друг?

— Какой друг?

— Ну, тот высокий парень, который…

— Вы имеете в виду мистера Мэдокса?

— Тот парень, с которым вы приезжали ко мне. У меня создалось впечатление, что вы очень дружны. У него, наверное, тоже странные вкусы…