К воде ползли повозки, за которыми
Следили эвкалипты или ивы.
Товарищество
Связано с просторами,
А с теснотою — ссоры да разрывы.
Но и в просторах
(вроде столько сделавших,
Чтоб не было к побоищам соблазна),
Вдруг разгорался бой
В защиту девушки,
Которую могли обидеть грязно.
Теперь — не могут. (Крепко спят, — не вскинутся —
В игле, в кольце, в ларце, в макушке дуба, —
Все те,
Кому был ясен стих шекспировский
Про «девственность, поруганную грубо».)
Теперь — не ясен. Что такое «девственность»?
Где стыд девичий? Где мужская совесть?
Воюй за то, что и сейчас на свете есть,
А не за то, чего никак не вспомнить!
Бесчинствуй смело; на дуэль не вызовут
И в рыло не дадут: здесь безопасно!
Небось не дровосек какой безвизовый,
А что не дворянин — так это ясно.
Но в мире дольнем есть воспоминание
О лучших днях, — которыми гордится
Нерабский дух! Звенит, как заклинание,
В лучах блестит, как в колесе ступица
В мельканьи утр, внутри пути зелёного,
Великое воспоминанье это
О мощи — не для низостей рождённого;
Для счастья предназначенного, света!
Мужская честь — на страже чести девичьей;
Всей чистоты, всей грации — на страже!
Так было. Листья плыли по воде ничьей…
Фургоны шли… Я слышу, слышу даже,
Я и теперь как будто слышу даже:
В изножье гор с их лиственными свитами,
У розовой равнины в изголовье —
Перебирают лошади копытами
Да колокольчики бренчат воловьи,—
Те самые…
В тех далях.
В том верховье.
