Фольклорные, сказочные мотивы в этой легенде явно переплетаются с книжными. Бес летит не на Лысую гору, а в самое святое для христиан место — в Иерусалим, ко Гробу Господню. Иоанн проговорился и за это наказан, однако в финале торжествующий бес посрамляется Богом.

При всей фантастичности, и эта легенда содержит в себе зерна исторической правды. Новгородцам знаком феномен обратного течения Волхова при экстремальном повышении уровня воды в Ладожском озере. Случалось это редко, и потому воспринималось как чудо или предзнаменование каких-либо потрясений, которых всегда хватало в жизни республики.

Кстати, в новгородском музее хранится древний рукомойник, принадлежавший архиепископу Иоанну. Тот самый…

Согласно древнему преданию при архиепископе Иоанне жил в Новгороде посадник по имени Щил. Был он очень богат и имел только одного сына. Щил промышлял ростовщичеством, он давал новгородским купцам деньги под грабительские проценты. Чувствуя приближение смерти, дабы замолить грехи, посадник захотел построить храм во имя Покрова Пресвятой Богородицы. Архиепископ Иоанн благословил его на доброе дело и сам положил первый камень в основу храма, однако потом владыка засомневался, вправе ли он принимать на святое дело неправедные деньги.

Когда храм был уже готов, архиепископ Иоанн призвал Щила к себе и повелел ему одеть саван и заживо отпеть себя в новой церкви. Плача и рыдая, Щил воротился домой и немедленно исполнил все, что ему было велено владыкой. И когда пели над ним надгробное пение, он внезапно исчез вместе с гробом перед певшими, а на том месте разверзлась пропасть. Прибыв на освящение церкви, архиепископ Иоанн понял, что за свои грехи Щил низвергнулся в геенну огненную. Он приказал иконописцу изобразить на стене храма ад и там Щила в гробу, а неосвященную церковь велел запечатать.

Тем временем сын Щила стал умолять архиепископа Иоанна о спасении души своего отца. Владыка повелел ему заказать сорокоуст в сорока церквях и одаривать нищих. Сын все исполнил. Иоанн послал дьякона тайно проникнуть в запечатанный храм и донести о виденном. Вернувшийся дьякон сообщил владыке, что он видел Щила на стенной росписи в гробу, но головой он уже вне ада. После этого сын грешника должен был еще сорок дней молиться о спасении души Щила. Опять был послан в храм дьякон, который увидел, что Щил уже вне ада по пояс. И еще сорок дней молился сын за отца и раздавал его наследство бедным. И только тогда дьякон увидел всего Щила вне ада. Одновременно из пропасти появился фоб посадника, что означало его прощение. Уверовав в спасение души Щила, архиепископ Иоанн торжественно освятил церковь. Впоследствии на этом месте возник Щилов монастырь.

В чем мораль «Сказания о Щиле»?

Это, конечно же, осуждение лихоимства, но это и моление за душу грешника. Сказание гуманно по своей сути, поскольку оно дает надежду раскаявшимся грешникам. Ведь даже если они сами не успели замолить свои грехи, за них это могут сделать их ближние.

Был ли посадник Щил историческим персонажем? В.Л. Янин отождествляет его с новгородским посадником Богданом Абакумовичем, который провел последние годы в Щиловом монастыре под именем Феодосия и умер в 1415 году.

Щилов Покровский мужской монастырь находился недалеко от Новгорода в урочище Дубенки (Дубно) на правом берегу Волхова. Монастырь был основан в 1310 году на месте древнего храма, построенного неким монахом Олонием, который также мог явиться прообразом посадника Щила. В 1387 году монастырь был сожжен самими новгородцами во время похода на Новгород Дмитрия Донского, потом был возобновлен и снова разрушен. В 1725 году Щилов монастырь разобрали окончательно, а его колокольню перенесли в Юрьевскую обитель.

«Сказание о Щиле» было одним из любимых сюжетов для церковных художников. Запечатленная в рисунках история постепенного высвобождения грешника из адского пламени производила сильное впечатление на верующих.

Летом 1911 года в Новгороде проходил XV Археологический съезд, в работе которого принимали участие известные шведские ученые: специалист по древней истории северных стран профессор Оскар Альмгрен, археолог Туре Арне и профессор Густав Хальстрем. На одном из последних заседаний к участникам съезда обратился член Русского военно-исторического общества капитан Петр Иванович Белавенец. От имени Трофейной комиссии, занимающейся сбором вещественных памятников боевой славы России, он попросил участников съезда дать ответ, какие врата Софийского собора в Новгороде можно считать реликвией морского похода новгородцев на Сигтуну в 1187 году.

Вопрос о происхождении бронзовых врат Новгородского Софийского собора, которые называли то Сигтунскими, то Корсунскими, то Магдебургскими, до сих пор остается открытым. Истоки же происхождения сигтунскои легенды можно установить на основании изучения шведских источников.

Устное предание о Сигтунских вратах существует в Швеции с глубокой древности. Его записал со слов своей бабушки, слышавшей его от своих родителей и дожившей до 120 лет, шведский священник и антикварий Мартин Ашаней. В своем «Описании Сигтуны» он рассказал, что, согласно старинному преданию, городские врата из Сигтуны были увезены в Москву или Новгород русскими, разрушившими город. В Смутное время Ашанею довелось побывать в России. Увидев в Новгороде врата Софийского собора, латинские надписи на которых свидетельствовали об их западноевропейском происхождении, он отождествил их с теми, о которых ранее рассказал в своем сочинении.

Каким-то образом об этих вратах стало известно Густаву II Адольфу, и он приказал Якобу Делагарди доставить их в Швецию. Однако Делагарди, понимая, к каким последствиям может привести оскорбление главной святыни новгородцев, не рискнул выполнить этот приказ короля. К тому же, как следует из его письма канцлеру Акселю Оксеншерне, он не разделял уверенности короля относительно шведского происхождения бронзовых врат Софийского собора. Вот что он писал: «Относительно медных врат, которые Его Королевское Величество желает, чтобы ему прислали из Новгорода ради их достопримечательности, тем более, что Его Королевскому Величеству сообщили, что они, вероятно, некогда были взяты из Сигтуны, то я бы очень желал исполнить приказание Его Королевского Величества, но так как эти врата, о которых русские уверяют, что они как дар вывезены из Греции, служат входом в главный храм митрополита, то вызовет много шума, жалоб и беспокойства, если мы при настоящих обстоятельствах, когда идут переговоры с русскими, силой выломаем и увезем эти врата». Таким образом, в начале XVII века легенда о Сигтунских вратах была зафиксирована в двух источниках. Возродиться ей было суждено спустя столетие.

В 1722 году в Новгороде побывал шведский ориенталист Генрих Бреннер, который более 20 лет прожил в России. Семь лет спустя в письме к шведскому историку Георгу Валлену он описал Сигтунские, или Сартунские, врата Софийского собора. Это описание Валлен опубликовал в своем сочинении о древней Сигтуне «Sigtuna stans et cadens». Позднее эта легенда была изложена в «Истории Шведского государства» известного шведского историка Улофа Далина. Перевод его сочинения на русский язык способствовал распространению легенды в России. Именно на него ссылался в 1911 году П.И.Белавенец на Археологическом съезде в Новгороде.

В 1823 году в Берлине была издана работа Фридриха Аделунга о западных наружных вратах Софийского собора, которые он назвал Корсунскими и сделал вывод об их германском происхождении. В той же работе он описал и внутренние врата Софийского собора, которые называл Сигтунскими.

В 1907 году шведский исследователь Якоб Аренберг высказал предположение, что наружные врата Софийского собора, в некоторых деталях которых он увидел скандинавские черты, могли попасть в Новгород из Магдебурга через Сигтуну, которая в XII веке имела тесные связи с Новгородом.