— Наверное, он прав, — пожала плечами Кристина и задумчиво отвернулась.

Значит, папа Бося просто осторожничал и вел себя дипломатично. Вероятно, доктор провел работу с родителями Антона и велел любыми способами избегать волнений для своего подопечного. Предполагалось, что «Наташа» уедет к себе в Питер и все будет по известной поговорке: с глаз долой — из сердца вон. Мамаша с ее активностью могла бы запросто подыскать Антону какую-нибудь подходящую партию из своего круга и ненавязчиво подсунуть ее сыночку в постель. А там уже дело было бы за матушкой-природой…

— Значит, ты на их стороне? — обиженно нахмурился Антон.

— Последнее время я тоже думала об этом, — сказала Кристина. — Мне кажется, расписываться стоит только ради ребенка. А если нет детей и пока действительно рано о них думать, то зачем нам этот дурацкий штамп? Разве от него что-то изменится?

— Да, изменится. Прежде всего отношение со стороны родителей. Нам не придется прятаться от них, как будто мы какие-то нашкодившие щенки…

— Тото! — оборвала его Кристина. — Ты противоречишь сам себе. Отец же ясно тебе сказал: не торопись. В любом случае до конца этого учебного года тебе не стоит даже дергаться. Учись спокойно в своем колледже — экономика всегда пригодится. А ближе к лету начнешь конкретно готовиться в художку…

«Но только уже без меня», — хотелось добавить Кристине, но она, естественно, промолчала.

— А ты уедешь? — спросил Антон, хотя прекрасно знал, что она ему ответит.

Кристина лишь молча и печально кивнула.

Это она, она была во всем виновата! Зачем она только согласилась на этот гнусный обман!..

Сидеть на камне голой попой было колко и неприятно. Кристина сделала своему «быку» нечто вроде попоны из махрового полотенца. Внимательно изучив незаконченную картину, она с легкостью переняла позу, в которой позировала для Европы Наташа, даже манера дергать головку в полоборота была у нее та же.

Сегодня Кристина волновалась сильнее обычного, ведь раньше Антон видел ее обнаженной только мельком, впопыхах и под одеялом. Ему было некогда рассматривать ее под одеялом, главное — скорее отдаться друг другу.

Сейчас от одного его взгляда может зависеть почти все.

Всю дорогу, пока они поднимались на «Олимп», Кристина почти что тащила Антона на себе — как санитарка раненого бойца. Пещера находилась на одной из сопок, которые возвышались рядом с поселком недавно отстроенных местными нуворишами особняков. Впрочем, Кристина прекрасно понимала, почему юные любовники так высоко забрались.

С противоположной стороны к поселку скалистым высоким берегом примыкало море. Хотя и пляж для состоятельных господ был огорожен высокой сеткой, туда все равно проникало много народу. Сопки были идеальным местом для уединения.

Их отпустили ненадолго. Петр Петрович все еще беспокоился за состояние Антона, хотя последние дни тот чувствовал себя отлично. Сначала Кристина пыталась отговорить Антона идти, однако он был неумолим. Он считал, что если уж доктор разрешил им покинуть пределы дома, то надо использовать это время на полную катушку.

— Не так уж и далеко нам идти, — убеждал ее он, — зато мы убьем сразу двух зайцев. Я попишу «Европу», а потом мы, как всегда, устроим большой праздничный «трах».

Против такого заманчивого плана Кристине было трудно что-либо возразить.

Как только они дошли до места, Тото сразу же заметил на «Олимпе» следы пребывания посторонних.

— Вот уроды… — выругался он, тяжело дыша после трудного подъема. — Неужели они все разграбили?

— Когда я была здесь, все было нормально… — поспешно вставила Кристина, боясь, что он может уличить ее во лжи.

Между тем Антон углубился в пещеру и через некоторое время вышел оттуда радостный и с картиной в руках.

— Представляешь, они ее не нашли, — с сияющим видом сказал он, — потырили всякую дребедень: одеяло, ящик с пепси-колой… Краски раскидали… Но самое главное — «Европа» цела!

Картина Кристине понравилась. Даже неоконченная, она впечатляла. Море, по которому плыл бык, было настоящим. Бык был только намечен широкими черными штрихами, а Европа красовалась без волос и со смазанным пятном вместо лица.

Ее туловищу явно не хватало объема и завершенности. И все-таки даже то, что уже было сделано, позволяло сказать: картина удалась. У Антона получилось главное — передать динамику в движении быка, отчаяние и напряжение в позе украденной девушки…

Он радовался как ребенок. Кристина даже поймала себя на мысли, что она ревнует его к этой картине. Не к модели, которая там изображена, а к самой работе. Ей вдруг показалось, что по сравнению с этим куском холста, натянутым на деревяшку, сама Кристина — живая и одушевленная — почти ничего для него не значит.

Она еще не знала, что для большинства мужчин их работа или просто увлечение, которое они считают делом своей жизни, всегда стоит на первом месте, вытесняя любовь и семью на второй план. Она даже не предполагала, что когда-нибудь и сама задумается о том, что же ей выбрать…

Сидеть в одной позе, к тому же такой неудобной, было жутко тяжело. Очень скоро Кристина поняла, какой это тяжелый труд — работать натурщицей. К счастью, день выдался не слишком жаркий, иначе она бы просто потеряла сознание. Временами налетал ветер, и Кристина чувствовала, как все тело покрывается мурашками, а соски твердеют и морщатся.

Разве раньше ей могло прийти в голову, что она добровольно согласится вот так мучиться из-за какой-то картины! Да она первая подняла бы на смех того, кто бы осмелился даже это предположить…

Кристина издала едва слышный вздох, который, впрочем, не ускользнул от слуха Антона.

— Устала? — спросил тот, вытирая о траву кисть. — Хочешь, я тебя немного утешу?

— Угу…

— Тебе еще повезло. Знаешь, что вытворял со своими натурщицами Роден?

— Что? — спросила Кристина, мучительно пытаясь вспомнить, кто такой Роден.

— Он заставлял их позировать, лежа на холодном мраморном полу по нескольку часов.

— А потом просто выбрасывал их, как пустые шкурки, — да? — скосила глаз Кристина и быстро почесала правой рукой живот.

— Зато теперь их имена вошли в историю, — ловко ушел от ответа Антон, — а скульптуры, которые сделаны с них, стоят так дорого, что практически бесценны.

— Но сами-то они об этом не знают… — сказала Кристина, продолжая заступаться за бедных жертв искусства. — А даже если бы и знали… Не представляю, как можно жить, все время думая о завтрашнем дне. Мне, например, хочется, чтобы все у меня было уже сегодня!

— Будет, будет — потерпи еще чуть-чуть, — ласково уверил ее Антон, мастихином размазывая краску на фанерке, которая служила ему палитрой.

Наконец сеанс рисования был закончен. Кристина так устала, что сначала ей казалось, она не сможет двинуть ни рукой, ни ногой — не то что заниматься любовью. Однако когда Антон осторожно поднял ее на руки, а потом, покачиваясь, куда-то понес, она тут же опьянела просто от его прикосновений.

Они очутились у небольшого ручья, прятавшегося в тени кизила и плакучих ив. Здесь Антон опустил Кристину на землю, снял с себя футболку и плавки.

— Это, конечно, не ванна с гидромассажем, как у нас дома, — сказал он, — но помыться можно. Главное, чтобы мы оба были чистенькие и аппетитные.

Увидев его голый торс, Кристина залюбовалась им. Теперь ей стало понятно, что заставляет кошек в период гона так страстно мурлыкать. То, что она ощущала, было похоже на сумасшествие. Она как будто перестала быть собой, а может быть, наоборот, только сейчас и стала настоящей, какой она и должна быть — нежной и страстной.

Антон понемножку зачерпывал из ручейка холодную воду и с мылом растирал свое взмокшее от работы тело. Кристина, поеживаясь, делала то же самое.

— Эту воду можно пить? — спросила она и мгновенно поняла, что проговорилась. Кровь бросилась ей в лицо. Сейчас он спросит, в своем ли она уме.