— До чего же вы все наглые… — тряхнула мокрыми волосами Кристина и, освободившись от него, кролем поплыла в море. В памяти ее опять возникло мимолетное свидание со Славиком.

— Кто это — все? — крикнул ей вдогонку Монтана.

— Мужики — кто же еще… — бросила через плечо она, переходя на брасс.

— Но я вовсе не имел ничего в виду, Кристинка, — стал оправдываться Монтана, — просто приобнял тебя в воде — и все.

— Мы так не договаривались, — прищурилась на него Кристина, — я тебя пригласила сюда, чтобы учить роль, а не заниматься черт знает чем! Если ты не согласен на такой расклад, скажи лучше прямо. Я тогда найду кого-нибудь другого…

— Да согласен я, согласен… — поспешил уверить ее Монтана.

— Тогда без глупостей.

— Совсем? — разочарованно протянул он.

— Вот отыграем премьеру — и тогда уже посмотрим. Понятно?

— Понятно, — вздохнул Монтана, — это называется — «я тя поцалую. Потом. Если захочешь».

— Называй как хочешь. А я все сказала. — Кристина, сверкнув голой попой, ушла под воду.

Когда она вынырнула, Монтана уже подплыл к берегу и теперь ленивой походкой выходил из воды. Кристина невольно залюбовалась его стройной фигурой. Бедра у него были узкие, как у мальчика, и от них к острым плечам тянулся плавный изгиб. Она вдруг поймала себя на мысли, что ужасно хотела бы очертить этот красивый изгиб рукой… Пока она выходила из воды, Монтана прыгал по камням, вытряхивая воду из ушей и отжимая свой намокший русый хвост.

На берегу оба молча оделись и вновь приступили к репетиции. Теперь Кристина кое-как, по своему разумению выстраивала мизансцены.

— Вот это место ты произносишь, стоя боком к зрительному залу и припав на одно колено, — говорила она Монтане, — а на словах «Клянусь тебе священною луной…» ты должен броситься к балкону…

— К какому еще балкону? Ты что, собираешься городить там целый балкон?

— Я думаю, мы поступим проще… — Кристина принялась в подробностях рассказывать ему о декорациях, материал для которых она надеялась выпросить у Вени.

Через час солнце поднялось в зенит, и жара стала совершенно невыносимой.

— Пора закругляться, — сказал Монтана и достал из вытертого почти добела джинсового рюкзака небольшую железную коробочку. Там аккуратно, словно драгоценности в футляре, одна к одной лежали папиросы «Беломор». Кристина сразу поняла, что простые папиросы никто бы так хранить не стал.

— Шмаль? — смакуя это красивое слово, спросила она.

Монтана молча кивнул.

Кристина встала и принялась разминать затекшие от сидения на камнях ноги.

— Будешь? — Монтана протянул ей дымящуюся папиросу с «травкой».

— Не… Меня от нее мутить начинает. И желудок болит. Как вспомню — так вздрогну. Ужасная гадость — я ее еще в десятом классе попробовала.

— Кому как… — пожал плечами Монтана. — А по мне — очень даже ничего. Для разгона очень даже ничего…

Если бы Кристина сразу обратила внимание на эту фразу, то потом все, может быть, повернулось бы иначе. Но она не придала ей должного значения. Поэтому, когда наступил долгожданный день спектакля, внешний вид и состояние Монтаны явились для нее полным сюрпризом…

Два утра они потратили на репетиции. Сцена из Шекспира была небольшая, страниц на шесть негустого текста, поэтому отработать ее было относительно легко. Монтана намертво заучил все слова, хотя при его злоупотреблении «травкой» это было совсем непростым делом. Кристине каким-то образом удалось увлечь его, а может быть, ему было просто нечем заняться. Словом, ничто не предвещало беды…

Однако в день, на который Кристина назначила первое выступление, Монтана явился к ней с опозданием на час и в совершенно непотребном виде.

— Господи, да что же мне теперь делать! — кричала Кристина, мечась по комнате, как обезумевшая от горя Офелия.

В кресле у шкафа сидел понурый Веня и следил за ней испуганным взглядом. А на полу, прислонившись спиной к дивану, сидел Монтана с сигаретой в зубах и лениво пускал дым, стряхивая пепел прямо на ковровую дорожку.

— Веня, ты только посмотри на его глаза! Нет, ты посмотри!

Глаза у Монтаны, без всякого преувеличения, смотрели в разные стороны. Как он ни пытался по просьбе Кристины собрать их в кучку, у него ничего не получалось.

— Ну прости меня, Кристинка, прости, — улыбался он в мушкетерские усы, — я просто не мог поступить иначе… — Он снова старательно стряхнул пепел на ковер. — Такое случается раз в год… Чувак приехал из Тувы… Ты хоть знаешь, что такое Тува?.. Тува — это такая вещь… Там такое растет…

— Да заткнись ты со своей Тувой! — рявкнула на него Кристина. — Связалась с наркотой, идиотка! Господи, Веня, ну что же мне теперь делать? Они ведь даже билеты на нас продавали. И люди даже их раскупили. Представляешь, все соберутся к семи часам, а артистов нет…

— Может, он к семи-то оклемается? — спросил Веня.

— Какое там! Уже пять. А нам еще реквизит везти, костюмы надевать… Тьфу ты, скотина наркоманская! — неожиданно для себя выругалась она и, подойдя к Монтане, вырвала у него из руки горящую без толку сигарету. Тот только блаженно улыбнулся в ответ.

— Кристинка! Какая ты красивая!..

Только сейчас она заметила, что все это время на голове у нее была расшитая жемчугом шапочка. Когда явился Монтана (с опозданием на час против того, как они договаривались), Кристина в очередной раз прилаживала перед зеркалом свой фирменный головной убор. Теперь она сердито дернула за тесемки, сдернула с головы шапочку и отбросила ее на диван.

Она снова стала нервно прохаживаться из одного угла комнаты в другой, судорожно соображая, что можно предпринять. На глаза у нее наворачивались слезы.

— Ну что ты тут расселся! Давай вали отсюда! — развязно выкрикнула она, резко обернувшись к Монтане, как вдруг обнаружила, что тот… мирно спит. Может быть, он не спал в обычном смысле этого слова. Но глаза его были закрыты, голова покачивалась на тонкой шее.

— Никогда еще такого не видел… — со вздохом покачал головой Веня.

— Послушай, — неожиданно встрепенулась Кристина, — а может, ты меня выручишь?

— Как это?

— Ну, сыграешь вместо этого козла? — Она со злостью покосилась на Монтану, который опять поднял веки, в результате чего стало видно, что один его глаз наполовину закатился куда-то под веко, ближе к виску, а другой завис в районе переносицы. — Тьфу! — не выдержала Кристина и с гадливостью отвернулась.

— Подожди, подожди… Ты про что говоришь-то? — не понял Веня.

— Ну, про роль Ромео. Я все объясню администраторше — что, мол, актер заболел. Пришлось временно заменить на другого.

— Но я же не умею играть! — испуганно вытаращил на нее глаза Веня. — К тому же я совершенно не знаю слов…

Кристина, заламывая руки, бросилась к фотографу.

— Ну Венечка, ну миленький! — жалостливо запричитала она. — Я еще никогда тебя так ни о чем не просила… Понимаешь, если я сорву сегодняшнее выступление, то на этом проекте можно будет поставить жирный крест. Они же тут все друг друга знают — слухом земля полнится…

— Кристина, ты только подумай, что ты мне предлагаешь. До спектакля осталось всего два часа. Я не знаю роли… Господи, даже не в этом дело… Ты посмотри на меня — ну какой из меня Ромео? Мне уже под пятьдесят. Старого синьора Капулетти или Монтекки я бы еще смог изображать…

— Но мне ведь надо Ромео! Знаешь что? Я придумала… Ты встанешь спиной к публике, положишь перед собой книгу и будешь спокойно считывать весь текст. Со спины никто не догадается, сколько тебе лет. Фигура у тебя стройная, жилистая, шевелюра богатая. А? Здорово я придумала? Сейчас я быстренько объясню тебе, как строится эта сцена… В конце тебе надо будет немного приподняться… Я свешусь вниз, и мы сделаем вид, что целуемся…

— О-о-о… Господи, ну за что мне это наказание! — застонал Веня, воздевая руки к небу. — Маша, милая, прости меня, ради Бога…

— Маша бы тебя обязательно простила, если бы узнала, что ты выступал на одной сценической площадке с самой Кристиной Быстровой, — сказала Кристина и, взяв за плечи выбранный для костюма Ромео малиновый камзол, подошла к Вене с таким видом, будто в руках у нее была сеть для ловли птиц.