М.В. Петрашевский — К.И. Тимковскому в Ревель, декабрь 1848 г.
«Нам понравилась ваша откровенность, она предпочтительнее многозначительного немования, за откровенность вам благодарность и ответ тем же. Я являюсь не представителем в этом случае моего единственного убеждения, но убеждения тех людей, которые считают содействование свое общественному развитию не делом личного вкуса, но и естественной обязанностью; которые ложь считают единственным преступлением и потому давно объявили войну не на жизнь, а на смерть всякому предрассудку, всякому предубеждению, изгнали из себя старого человека, по словам известного демагога Христа, несколько неудачно кончившего свою карьеру; которые не сделают уступок ни на вершок от истины, которые считают отступление от своих убеждений пред лицом смерти или из страха делом физически невозможным. На людей с таким воззрением объявление о вашей готовности запечатлеть действительность ваших убеждений вашей смертью в доказательство справедливости ваших убеждений не произвело того поразительного действия, которое, вы предполагали, оно могло произвести… Не важно умереть, произведя театральный эффект, но важно наполнить тот кратковременный срок своего существования, в который можно надеяться сохранить полноту жизненных сил, делами поистине общеполезными…
Вы объявили себя фурьеристом… Но, сочувствуя к какой-либо системе, следует ли еще принимать ее во всем безусловно?..
Согласиться в том, что принимать за истину, смешно и даже постыдно, в истинах можно только убеждаться…
Вы сделали милостиво предложение быть нашим путеводителем… не вините нас за то, что, не привыкшие считать всякую решимость хорошей за одну только быстроту, с каковой она происходит, мы его не приняли с энтузиазмом…
Между людьми правильно мыслящими, как мне кажется, и одинаково образованными, т. е. основывающими свои суждения на одинаковом количестве фактов, несогласие само собой устраняется. Считать временное и преходящее разногласие в мнениях, разность в понятиях, происходящую от неравности количества фактов, на которых основывается суждение, чем-то безусловно присущим природе каждого — значит клеветать на природу человеческую и презирать разум… Отчаиваться сделать общепонятной истину — значит не знать действительности.
Докажите нам, что все то, что вы считаете истинным, истинно, мы не до того болезненно самолюбивы, чтоб обижаться за то, что не все истины изобретены нами… Но так как покамест истины, могущие нас покорить, еще вами нам не открыты, мы покуда очень вправе не признавать авторитета вами открытых новых истин…
Мы не считаем нужным вдруг оптом высказывать все нам известные истины; а обыкновенно высказываем их помаленьку, стараемся сперва возделать почву для их восприятия. Мы не пытаемся никого знакомить с социализмом прежде, нежели разрушим совершенно в нем союз с его наследственными предрассудками… дело трудное и смелое философа-пропагатора… Наше странствие не вчера началось, не завтра оно и кончится. Мы хорошо знаем, что наш путь хотя и долог, но маршрут хороший у нас… Если история делает людей, то люди делают историю. Этим толково заняться не пирог с кашей есть…
Мы будем то же делать, что и прежде делали, — будем помаленьку стараться совершенствоваться, усовершать других по возможности. Наша сила не в числе, но в истине… Чтоб совершилось торжество истины, не надо умалять ее силы и значения примесью к ней своих личных расчетов, но надо для истины принести в жертву самолюбивые притязания своей личности. Прощайте, мы ждем вас с ответом и спешим вас предварить, что по нашей системе место нашего привала и успокоения будет там, где постановлена грань развитию человечества рукою природы…»
Донос за доносом…
Иван Петрович Липранди настойчиво раскидывал свои сети, пока наконец не попалась в них как будто бы подходящая рыбка. Молодой человек с большими амбициями, с юрким, прячущимся взглядом и страстью к павлиньей одежде, бедствующий и более всего на свете стыдящийся своей бедности. Он явился на обед к Липранди в красном жилете и с рассуждениями об искусстве. Иван Петрович обратил на него внимание и навел о нем справки. Осиротевший отпрыск академика живописи с болезненною матушкою и тремя малолетними сестрами на руках. Как было не принять участие в бедном молодом человеке?! Тем паче тот проявил смышленость и выдержал маленькое испытаньице по сыскной части, искус, которому его подверг Липранди. Убедившись в определенных способностях своего кандидата, многоопытный Иван Петрович попросил его об услуге царю и отечеству — в уверенности, что, будучи истинным сыном отечества, он почтет за честь и т. п. и исполнит свой долг верноподданного в раскрытии дерзких злоумышленных замыслов и поползновений. Как и предвидел Иван Петрович, молодой человек оказался выше предрассудков, единственным условием выставил: не оглашать его имени; Иван Петрович уверил, что это само собой и что без вознаграждения по мере заслуг правительство его не оставит.
Торопиться, однако же, Иван Петрович не думал. Или, точнее, не хотел, торопясь, оплошать. Пристроил молодого человека в департамент, где служил Петрашевский, велев присматриваться и при случае сблизиться с ним, но самому такого случая не искать, дабы не пробудить неосторожностью подозрений. Когда же, следуя советам, опекаемый Иваном Петровичем ловкий молодой человек познакомился с общительным Петрашевским, то получил инструкцию выказать свою недоверчивость, дав понять, будто почитает Петрашевского за agent-provocateur.
— Это, — наставлял понятливого молодого человека Липранди, — поможет вам сойтись покороче…
И еще минуло месяца два, прежде чем на стол действительного статского советника стали ложиться донесения из неприятельского стана, регулярные, как некогда в Бессарабии.
Агент 1-й — действительному статскому советнику И.П. Липранди, 1849 г.
«14 января.
…§ 2. Известное лицо часто было преследуемо, но всегда, по его словам, счастливо отделывалось…
19 января.
…§ 3…Известное лицо уже около пяти лет стремится к перемене правительства.
Собственные мнения и слова известного лица:
„Одно правительство республиканское, представительное достойно человека, потому что и неприлично и смешно существу, одаренному и разумом, и волею, и самопознанием, подчинять и тело свое, и душевные способности произволу другого существа, отличающегося от него только самопроизвольным деспотизмом. Всякий народ должен управляться сам собою, быть сам властелином, а не подчинять себя власти… Сравните правительство Северо-Американских Штатов и наше, и вы убедитесь в истине моих мнений… Перемена правительства нужна, необходима для нас, но переменить его нужно не вдруг, но действуя исподволь, приготовляя как можно осторожнее и вернее средства к восстанию таким образом, чтобы идея о перемене правительства не заронилась бы в головы двум, трем, десяти лицам, но утвердилась бы в массах народа и казалась не внушенной, а естественно рожденной по положению дел.
Действовать нужно на средний класс людей, как имеющих более средств и более причин быть недовольными… Действовать должно не только на отдельные слои общества, но и на отдельные страны государства, например, приготовив восстание на Кавказе, в Польше, в Сибири, на дела которой имеет большое влияние некто Черносвитов, человек, который, как говорят, прошел огонь и воду…
Религии по собственному сознанию я не имею никакой или, если хотите, принадлежу ко всем, впрочем, пишусь православным.
В отношении к правительству должно выказывать как можно более пауперизма, выставляя напоказ все его неправильные действия и показывая несообразность его установлений, делая таким образом его смешным в глазах общества. Насчет этого у меня есть большой запас книг как политических, так и религиозных. Если кто желает узнать о существовании бога, то даже и на этот счет у меня есть сочинения“.
