— Видишь ли, мы попытаемся помочь вам в этом,— сказала Оуне,— Дух этого ребенка заточен. А пока он заточен, вы все тоже остаетесь пленниками.

Старик снова предложил им мешочки с золотом.

— Возьмите это и оставьте нас.

— Нет, мы этого не сделаем,— твердо сказала Оуне и повела своего коня дальше мимо старика,— Идем, Элрик.

Альбинос заколебался.

— Может быть, порасспрашиваем его еще, Оуне?

— Больше он ничего не скажет.

Сенешаль бросился к ней, размахивая тяжелыми мешочками,— поднос со звоном упал на пол.

— Она не позволит! Это больно! Этого не должно быть. Наступит боль! Боль!

Элрик испытал сочувствие к старику.

— Оуне, мы должны послушаться его.

Она не останавливалась.

— Идем. Ты должен идти.

Элрик уже научился доверять ее мнению. Он тоже прошел мимо старика, который принялся молотить себя по телу мешочками с золотом и выть; слезы текли по его щекам на бороду.

Впереди показался еще один огромный проход — тонкая решетка и мозаика, отделанная полосами нефрита, голубой эмали и серебра. Перед ними были две большие двери темного дерева на мощных медных петлях.

Оуне не знала, что делать. Она наудачу протянула руки и уперлась пальцами в двери, и те стали медленно, как и предыдущие, расходиться. Элрик и Оуне услышали слабый звук изнутри, похожий на плач. Двери открывались все шире и шире и наконец распахнулись до предела.

Несколько мгновений Элрик стоял, ошеломленный увиденным.

Помещение было затоплено серовато-золотистым светом, который испускала колонна высотой в человеческий рост, на ее вершине находился шар. В центре этого шара мерцала Жемчужина, она была огромных размеров — почти с кулак Элрика. К колонне со всех сторон вели короткие лестничные пролеты, на ступеньках которых стояли фигуры, которые сначала Элрик принял за статуи. Но он тут же понял, что это мужчины, женщины и дети, одетые в самые разные костюмы, хотя большинство из них были сшиты по кварцхасаатской моде и по моде кланов пустыни.

К ним сзади на нетвердых ногах подошел сенешаль.

— Не повредите это!

— Мы защищаем себя, господин сенешаль,— сказала ему Оуне, не поворачивая головы.— Это все, что тебе нужно знать о нас.

Медленно, все еще держа на поводу своих серебристых коней и не убирая в ножны серебристые мечи, они направились в следующее помещение; свет Жемчужины касался их серебристых доспехов и шлемов, отчего те издавали мягкое мерцание.

— Это нельзя уничтожить. Это нельзя победить. Это нельзя повредить.

Элрик вздрогнул, услыхав этот голос. Он бросил взгляд к дальней стене помещения и увидел там воина Жемчужины. Его доспехи были продырявлены и покрыты кровью, его лицо — сплошная зияющая рана, его глаза то увядали, то загорались огнем. А иногда они становились глазами Алнака.

Следующие слова воина прозвучали чуть ли не с жалостью.

— Я не могу драться с вами. Больше не могу.

— Мы здесь не для того, чтобы вредить,— снова сказала Оуне.— Мы пришли, чтобы освободить вас.

Среди застывших фигур произошло какое-то движение. Появилась женщина в голубых одеяниях и вуали. Глаза королевы Су были в слезах.

— И вы пришли с этим? — Она указала на мечи и лошадей, на доспехи.— Но наших врагов здесь нет.

— Скоро они здесь будут,— сказала Оуне,— Я думаю, очень скоро.

Элрик, все еще пребывавший в ошеломленном состоянии, оглянулся, словно ожидая увидеть врагов. Он сделал движение к Жемчужине в Сердце Мира, только для того, чтобы полюбоваться этим чудом. И сразу же все фигуры ожили — встали у него на пути.

— Ты украдешь! — Голос старика звучал еще несчастнее, еще бессильнее.

— Нет,— сказала Оуне,— у нас другая цель. Вы должны это понять.— Она говорила убедительным тоном. — Нас послал за ней Раик На Сеем.

— Она в безопасности. Скажите ему, что она в безопасности.

— Она не в безопасности. Скоро она будет уничтожена,— Оуне повернула голову в сторону перешептывающейся толпы.— Она разделена, как разделены и мы. А причина в Жемчужине.

— В этом-то и весь фокус,— сказала королева Су.

— Фокус,— эхом отозвался раненый воин Жемчужины, и из его разодранного горла донесся слабый смешок.

— Мы пришли сюда не для того, чтобы красть. Мы пришли защищать. Смотрите! — Оуне очертила в воздухе круг своим мечом, чтобы показать им то, чего они еще, очевидно, не видели.

Стены помещения сделались прозрачными. За ними стояли татуированные воины Кварцхасаата — головы скрыты капюшонами, в руках оружие самых разных видов. Наемники-колдуны.

— Мы не можем с ними сражаться,— спокойно сказал Элрик своей подруге.— Их слишком много.

Он приготовился к смерти.

И тогда Оуне запрыгнула в седло своей серебристой лошади и подняла свой серебристый меч.

— Элрик! — воскликнула она.— Делай, как я!

Оуне с ходу пустила своего коня галопом, отчего стук его копыт громом разнесся по помещению.

Готовый умереть с честью, когда до победы оставались считанные шаги, Элрик тоже вскочил в седло, взял копье в руку, которая обычно держала поводья, и, размахивая мечом в другой руке, понесся на противника.

И только когда они сгрудились вокруг него, подняв топоры, булавы, пики и мечи, Элрик понял, что действия Оуне — это не жест отчаяния. Эти полутени двигались лениво, глаза У них были подернуты дымкой, они спотыкались, а удары наносили слабые.

Эта бойня вызывала у него тошноту. Следуя примеру Оуне, он рубил направо и налево, делая это чуть ли не механически. Головы отделялись от тел, как гнилые плоды, отсеченные руки падали на пол, как листья с деревьев, пика или меч пронзали тела. Их вязкая кровь — кровь мертвецов — прилипала к оружию и доспехам, а их крики жалобно отдавались в ушах Элрика. Если бы он не поклялся следовать за Оуне, он бы повернул коня, предоставив ей доканчивать эту работу в одиночестве. Хотя новые воины в капюшонах продолжали появляться из стен, опасности для Элрика и Оуне они почти не представляли — их встречала острая сталь и искусная тактика.

У них за спиной, стоя вокруг колонны с Жемчужиной, наблюдали за происходящим придворные. Они явно не догадывались, сколь незначительна опасность, с которой столкнулись два воина в серебристых доспехах.

Наконец все было кончено. В помещении лежала гора обезглавленных, расчлененных тел. Элрик и Оуне покинули поле боя; они пребывали в мрачном, жутком настроении, их одолевала тошнота — таковы были следствия их собственных действий.

— Все,— сказала Оуне.— С наемниками-колдунами покончено.

— Вы истинные герои! — По ступенькам им навстречу спустилась королева Су, она распростерла руки, глаза ее светились восхищением.

— Мы — те, кто мы есть,— сказала Оуне.— Мы смертные воины, и мы уничтожили угрозу Крепости Жемчужины! — В ее голосе зазвучали успокаивающие нотки, и Элрик, научившийся доверять ей, слушал с ее удовольствием.

— Вы — дети Шамога Борма, брат и сестра Лунной Плоти, дети Воды и Прохладного Ветра, родители Дерева...— Сенешаль уронил свои мешочки с золотом, его сотрясали рыдания. Он плакал от облегчения и радости, и сейчас Элрик увидел, что этот старик очень похож на Райка На Сеема.

Оуне спешилась, и Королева Су заключила ее в объятия. А тем временем посапывание и похохатывание известило о приближении воина Жемчужины.

— Больше для меня нет ничего,— сказал он. В мертвых глазах Алнака не было ничего, кроме смирения.— Это к уничтожению...

И он упал лицом на мраморный пол — его доспехи расколоты, руки и ноги безжизненно разметались, и живой плоти в нем больше не было, только кость; все, что осталось от воина Жемчужины, напоминало теперь несъедобный остов краба — остатки трапезы какого-то гигантского морского хищника.

Королева Су, раскинув для объятия руки, подошла к Элрику. Она теперь казалась много меньше, чем при их первой встрече. Ее голова доходила ему до подбородка. Ее объятие было теплым, и он почувствовал, что и она плачет. Потом вуаль упала с ее лица, и он увидел, что она потеряла свои годы, что она была всего лишь девочкой.