Сердито закусив губу, Алехандро наблюдал за тем, как ярко-красный пламенеющий шар, казалось настолько раскаленный, что вокруг него в небе плавала золотистая дымка, озаряет одинаково интенсивным светом и небо, и море.

Он поглядел на наркодельцов. Но все они тоже были поглощены созерцанием великолепного зрелища.

Солнце скользнуло за горизонт, уводя с собой день и погружая мир в ночную тьму.

Никогда в жизни Алехандро не чувствовал себя таким одиноким, как сейчас.

Из глубины грузовика высунулся какой-то человек и крикнул по-испански:

— Самолет только что вылетел.

— А где зона приземления? — спросил Алехандро у Писсаро.

— Через несколько минут выезжаем, — ответил тот, переглянувшись с Барриосом, который по-прежнему смотрел в бинокль на дорогу.

Прямо из песка на пляже в Ла-Плайя-Ропе начинались каменные ступени лестницы, ведущей к началу крутой тропы по горному склону. Тропа поднималась вверх по спирали, с каждым витком оказываясь все выше и выше над уровнем океана, а на самом верху заканчивалась у заброшенного маяка, который одиноко высился над широким водным простором.

На черном небе сияла полная луна, прохладный бриз с моря заглушил последние воспоминания о дневной жаре. Алехандро посмотрел на юг, где уже зажглись огни Зихуатанеджо. Казалось, в ущелье между скалами раскинулся огромный лагерь и его обитатели зажгли множество костров.

Алехандро услышал, что Писсаро с кем-то переговаривается по «уоки-токи», и, оглянувшись, посмотрел на него. Барриос, в свою очередь, прислонясь к стене маяка, не спускал глаз с Алехандро. С плато, на котором был расположен здешний Парфенон, караван автомобилей выехал двадцать минут назад, проехал по прибрежной дороге и остановился, едва миновав ресторан «Росси». Телохранители выскочили из грузовика и заняли позиции у подножия невысокой горы, тогда как Алехандро, Писсаро и Барриос отправились по каменной лестнице, а затем по тропинке к маяку.

Алехандро посмотрел вниз, на пляж. Вид ночного песка пробудил в нем воспоминания о днях юности. Тогда, давным-давно, пляж принадлежал по ночам древесным крысам, бродячим одичавшим собакам, рыщущим в поисках пищи, и влюбленным парочкам, уединяющимся под досчатым навесом и предающимся любви под шум морского прибоя. И он вспомнил, как босоногим юнцом шнырял из отеля в отель, сбывая туристам поделки из местного дешевого серебра. «Серебряное ожерелье, сеньора? Браслет из чистого серебра, сеньора?» Он вспомнил с улыбкой и еще об одном — уже не столь невинном — промысле тогдашних дней: Алехандро похищал у туристов их любимых собачек, а позднее, когда владельцы впадали в истерику, возвращал их за вознаграждение. Вспомнились ему и более приятные вещи: праздники, фестивали, первая подружка, которой он обзавелся в двенадцатилетнем возрасте. Но от приятных воспоминаний его отвлек голос Писсаро:

— Парашюты спущены.

Алехандро выставил ручную антенну и подошел к честной компании, держа прямо перед собой принимающее устройство и целясь им куда-то во тьму.

Писсаро и Барриос встали над обрывом, уставившись во тьму, в надежде разглядеть хоть что-нибудь в тропической ночи.

Сначала Алехандро показалось, будто навстречу к ним в лунном свете устремились ночные птицы. Но когда птицы подлетели поближе, он почувствовал неизъяснимый восторг. Нацелившись в их сторону принимающим устройством, он сказал наркобаронам:

— А вот и они!

Писсаро и Барриос бросились к нему и застыли на месте рядом с ним, следя взглядом за направляющимися в их сторону парашютами. Грациозно скользящие по воздуху парашюты могли показаться доисторическими хищными птицами, рыщущими над землей в поисках добычи; но в клюве у этих птиц были смерть и страдания для людей. И в это мгновение Алехандро поневоле порадовался тому, что он не наркоделец, а полицейский, помогающий пресечь преступный промысел и упрятать его организаторов за решетку.

Парашюты рамочной конструкции подплывали все ближе и ближе, на глазах увеличиваясь в объеме, — и наконец, очутившись уже всего в нескольких метрах от горной вершины, они замедлили лет и, казалось, остановились, ориентируясь с помощью компьютера в направлении ветра, чтобы завершить спуск. Писсаро удовлетворенно ухмыльнулся, Барриос то и дело переводил взгляд с принимающего устройства в руках у Алехандро на парашюты и обратно, как будто ему не терпелось выяснить, чем же все это представление в конце концов закончится.

Парашюты вильнули влево, развернулись, полетели над ровной площадкой возле самого маяка и наконец упали к самым ногам ожидающих их прибытия людей. Куполы сразу же обмякли, окутав груз, который они доставили.

Спрятав принимающее устройство за пояс, Алехандро подошел к парашютам, опустился на одно колено, откинул куполы в сторону, предъявив наркодельцам доставленные рюкзаки.

Поглядев на Писсаро, он сказал:

— Ну что, мы договорились?

— Весьма впечатляюще, — ответил тот, подойдя поближе и поставив ногу на один из рюкзаков. — Но где гарантия того, что система «Парапойнт» всегда будет работать с такой же прицельной точностью? Ведь если мы утратим партию или часть партии в ходе доставки, это принесет нам колоссальные убытки. В конце концов, мы не более чем маленькое сообщество друзей, пытающееся встать на ноги в сугубо враждебном окружении.

— Эй, амиго, сойди с креста, аборигенам он сгодится на дрова. Поза мученика тебе не идет, — насмешливо отозвался Алехандро.

Писсаро неприятно рассмеялся:

— Что верно, то верно.

Алехандро не заметил, как Барриос зашел ему за спину. Не заметил он и того, как костистые пальцы наркодельца скользнули за пазуху и вытащили оттуда девятимиллиметровый автоматический пистолет. Лунный луч, упав на хромированную рукоять, привлек к себе внимание Алехандро как раз в тот миг, когда он увидел, что лицо Писсаро превратилось в сатанинскую маску откровенной ненависти. И тут же услышал у себя за спиной шорох шагов.

«Они собираются прикончить меня!» — подумал он, вскакивая на ноги, взбивая каблуками тучу пыли и кидаясь назад — туда, откуда доносились угрожающие звуки. Он столкнулся с Барриосом, с разгону въехав ему затылком в лицо. Они повалились наземь, из носу и изо рта у Барриоса хлестала кровь, он вслепую тыкал в Алехандро своей пушкой.

Писсаро подскочил к дерущимся, взял Алехандро борцовским захватом и потянул его вверх, заставив встать на колени, — причем потянул с такой силой, что боль сразу же разлилась у Алехандро по шее и по плечам. Он впился зубами в руку Писсаро.

Тот взвыл от боли, но ему все же удалось все тем же могучим захватом наклонить вперед голову Алехандро.

Барриос поднялся на ноги. Разъярившись, он ударил рукояткой пистолета по голове Алехандро. Ярость, охватившая сейчас и Алехандро, позволила ему вытерпеть эту боль, он лишь глубже вонзил зубы в руку Писсаро, чувствуя во рту вкус чужой крови. Потянувшись вниз обеими руками, он ухватил Писсаро за щиколотку и дернул на себя, сбивая с ног, одновременно он изогнулся всем телом и, подпрыгнув, ударил Барриоса обеими ногами в пах. Тот, скрючившись, опустился на колени.

С диким воплем Барриос скорчился на земле в позе зародыша, зажав руки в паху. Алехандро потянулся за пистолетом, который выронил Барриос, но Писсаро ухватил Алехандро за ногу и оттащил прочь.

Алехандро ударил Писсаро в лицо и, вырвавшись из захвата, бросился к пистолету. Но сзади на него навалился Барриос. Завязалась отчаянная борьба, каждый стремился дотянуться до пистолета первым. Алехандро уже удалось было продеть палец в спусковое устройство, но подоспел Писсаро и принялся беспощадно избивать Алехандро. Прозвучал выстрел. Пуля попала в стену здания маяка, осыпав дерущихся каменным щебнем. Алехандро услышал звук близящихся шагов. Собрав всю оставшуюся у него силу, Алехандро выхватил у противников пистолет и крепко сжал его в руке, но в то же самое мгновение, получив сокрушительный удар по затылку, потерял сознание.

Линии расплывались. Алехандро увидел их сразу же, как открыл глаза, и тотчас же ощутил тупую боль в голове и острейшую — в спине и в плечах. Он был распластан на холодном цементированном полу. Несколько раз моргнув, он попытался сфокусировать зрение на вертикальных линиях — они оказались прутьями решетки на стене прямо перед ним.