Бурке взял со спинки кресла рубашку и галстук. Сунув руку в рукав, он заметил:

— Если мы с тобой не прошляпили, и внедренные агенты не прошляпили, и информатор чист как слеза, то единственное логичное умозаключение гласит, что у нас проблемы в собственной конторе.

Решительно покачав головой в знак явного несогласия, Кац ответил:

— Это исключено. Слишком уж засекречены были эти агенты. О них знали всего несколько человек.

Застегивая рубашку, Бурке чуть замешкался со следующей репликой, а затем многозначительно поинтересовался:

— А помнишь Джоанну Бэнк? Она влюбилась в главаря и оказалась у него в постели.

— Еще бы мне ее не помнить! Она ведь была моим агентом. Из-за этой сучки пришлось спустить в унитаз трехлетнюю работу, не говоря уж о целом миллионе долларов из кармана налогоплательщиков.

Бурке уселся за письменный стол и начал делать пометки в блокноте.

— Кто-нибудь из наших парней мог сунуть свой конец не в ту дырку. Это ты проверь. И свяжись с этим так называемым конфиденциальным информатором да убедись в том, что он не переметнулся на другую сторону. А может, ласковый теленок двух маток сосет.

Подойдя к шкафу, он достал и надел коричневый пиджак. И тут его озарила внезапная догадка и он, повернувшись к помощнику, спросил у него:

— А что, Бандюга Джой все еще возится с этими сумасшедшими хасидами?

Школьные автобусы выстроились в ряд у въезда в Йешива Бет Хайм. Прохожий, которому вздумалось бы бросить взгляд в одно из открытых окон первого этажа, увидел бы хасидских мальчиков с пейсами и в ермолках, сидящих, погрузившись в чтение, за партами.

Школьное здание, расположенное в северо-западном конце Вест-Энда, на скрещении Вест-Энд-авеню и Девяносто шестой улицы, более полувека принадлежало государственной школе номер 66. Восемь лет назад школе номер 66 предоставили новое здание на Сотой улице, а прежнее город отдал Йешиве. Верующие заключили тем самым весьма выгодную сделку. Годовая арендная плата составляла всего тысячу долларов, а единственным условием (за исключением само собой разумеющего порядка в здании) было предоставление каменных одноэтажных гаражей на школьном дворе в распоряжение Манхэттенского совета по общему и специальному среднему образованию.

Верзила Паули припарковал служебный «кадиллак» на стоянке в квартале от Йешивы. Пройдя по Вест-Энд-авеню в сторону школы, он попал на школьный двор, где еврейские мальчишки играли в баскетбол, отчаянно размахивая руками, тряся пейсами и женоподобными грудями. Он ухмыльнулся, вспомнив, что Бандюга Джой именует своих хасидов «еврейскими сыщиками»…

Заместитель начальника Джой Романо провел все тридцать три года на службе в Бюро, работая в Королевстве Кривых Зеркал, как все здесь называли службу разведки. В официальной структуре Бюро за службой разведки значились только два подразделения — криминальная служба и служба общественной безопасности. Но Верзиле Паули было известно о существовании и незарегистрированных отделов в Королевстве Кривых Зеркал, причем о существовании некоторых из них ведал лишь его друг Романо. «Бандюга Джой» — таково было кодовое обозначение одного из якобы несуществующих отделов — отдела специальных операций.

Проходя по двору, Бурке с интересом наблюдал, как один из играющих подпрыгнул и, схватив мяч, прижал его изо всех сил к груди, не желая бросать его в игру. Дойдя до выстроившихся в ряд гаражей, он свернул вправо и остановился перед дверью с табличкой «Контора».

Распахнув дверь в контору, он увидел средних лет даму в легком платье кремово цвета, восседающую за стеклянной стеной толщиною в полтора дюйма.

— Что вам угодно, сэр? — спросила она через микрофон.

— Я инспектор Бурке. Мне нужно повидаться с инспектором Романо.

— Ваше удостоверение.

Из стеклянной стены выдвинулся депозитарный стальной ящик.

Верзила Паули достал потрепанное удостоверение, положил его в ящик и понаблюдал за тем, как ящик вдвинули, а его удостоверение извлекли и вставили в компьютер. Программа персональных досье замелькала на мониторе, дойдя до второй буквы алфавита. Затем дама за стеклянной стеной набрала какой-то код — и на экране появилась фотография Бурке. Сравнив это лицо с тем, что маячило за стеклянной стеной, женщина опустила удостоверение Бурке в депозитарный ящик и тем же способом, что и взяла, вернула владельцу. А затем, пошуровав у себя под столом, отперла стальную дверь.

Проникнув в гараж Манхэттенского совета по общему и специальному среднему образованию, Бурке был встречен еще одной женщиной у еще одной двери. Женщина провела его по коридору, все двери здесь были снабжены числовыми замками. Бурке понял, что гаражи соединены общим коридором и превращены в анфиладу офисов.

Глава отдела специальных операций Романо уже ждал в конце коридора своего старинного друга. Пожимая ему руку, Романо сказал:

— Не собираюсь, Пол, спрашивать о твоем самочувствии. Но скажи, как держатся родственники Дилео и Леви?

— Держатся, — неопределенно отозвался Бурке, следуя за Романо в его спартанский кабинет. — Единственное, что хоть как-то поддерживает обеих вдов, это подготовка к похоронам с помощью капелланской службы. Леви хоронят первым — это, как тебе известно, состоится уже в ближайшие сутки. А заупокойную мессу по Дилео отслужат, скорее всего, во вторник.

На стенах кабинета не было ни картин, ни фотографий, да и куда ни брось взор в этом кабинете — нигде не найдешь ничего примечательного, позволяющего судить о характере или привычках его хозяина. На письменном столе не было ничего, кроме телефона и одного-единственного желтого карандаша. Наблюдая за тем, как его друг проходит за письменный стол, Бурке подумал: «В Королевстве Кривых Зеркал могут обитать только призраки».

Положив руки на стол ладонями вниз, Романо улыбнулся и сказал:

— Это ведь ты прозвал меня Бандюгой Джоем?

— Прошу прощения, но это действительно так. Мы учились тогда в Академии. Откуда мне было знать, что кличка к тебе пристанет?

Улыбка сошла с лица Романо, и оно приняло изможденный, бледный, безжизненный вид, причем лысая голова только усиливала сходство с черепом.

— Чем я могу тебе помочь, Пол?

Бурке положил на стол конверт из плотной бумаги. Романо взял его и осмотрел маркировку — женскую головку с тяжелым узлом волос, — головку, явно принадлежащую какой-нибудь знаменитой красавице древности. Головка была изображена на фоне трех горизонтальных золотых полос.

— Что это такое?

— Эта эмблема, так называемая «Золотая Клеопатра», должна служить гарантией, что в конверте содержится восьмидесятипяти-, а то и девяностопроцентный героин.

Лицо у Романо задергалось. Он сделал глубокий вдох, потер брови в надежде, что собеседник не заметит начавшегося у него тика, и осторожно поинтересовался:

— Что еще за «Клеопатра»?

— Название синдиката, убивающего моих парней. Существует, насколько нам известно, около двух лет. Наркотики в изящно оформленной упаковке, что означает намерение обзавестись клиентурой из верхних слоев общества. Раньше героин никогда не считался столь же шикарной штукой, как кокаин, но с появлением СПИДа многим расхотелось колоться. Этот синдикат чрезвычайно агрессивен и амбициозен: фирма веников не вяжет. И действительно, не вяжет. Их героин так чист, что его ни с чем не спутаешь, обеспечивает быстрый «улет» без типичной для кокаина «аварийной посадки» и… не требует шприца. Они создали «высоковольтную линию» с такими вот конвертиками даже в еврейских кварталах — собирают депонированные для них деньги и запускают весь цикл по новой. Наркодельцы, заботящиеся о собственной репутации. Мы пытались внедрить своих людей в эту сеть, и это уже стоило нам трех жизней.

Подняв на него глаза, Романо спросил:

— На чем же засвечиваются ваши парни?

— Вот то-то и оно.

Романо вздохнул. Он понимал, что Бурке ждет помощи, которую он не мог ему предоставить.