Сталин на заседании писал сам или вызывал Поскребышева и диктовал ему. Он формулировал очень четко, очень быстро, очень кратко, и не просто основу — в большинстве случаев он давал документ. Потом выводились добавки, кое-какие изменения в окончательном тексте.
В быту
В кабинете Сталина стоял большой стол. У меня было свое место. А так, кто где сидел, трудно сказать. В зависимости от количества людей.
Едва ли в фильме правильно показывают. Надо нарисовать. Я ведь не такой художник, чтобы Красную площадь нарисовать. Вот кабинет (рисует рабочий кабинет Сталина).
Вот основной стол для заседаний… Вот место Сталина… Окна… Я уж не помню, два или три. Вроде три. Вот вход. Тут чекист сидел. Здесь Поскребышев. Сюда дверь, комната для отдыха — там карты, глобус большой, мы там редко бывали.
За столом человек двадцать, пожалуй, могло быть. Суворов и Кутузов, портреты на стене висели, возле окна. В кабинете была маска Ленина в футляре, на подставке, под стеклянным колпаком. Отдельный столик для телефонов. Просторный кабинет на третьем этаже. За окном сейчас виден Вечный огонь.
Теперь о его квартире. Здесь же на первом этаже (рисует). Комнат, наверно, шесть-семь, была комната для Светланы, для библиотеки, для спальной, для служащих. В разные периоды разные люди были. Грузинка одна старая была. Потом Валентина Истомина… Это уже на даче. Приносила посуду. А если была женой, кому какое дело?
Я вот читаю, как Энгельс к этому просто относился. У него не было формально жены. Он жил со своей хозяйкой, ирландкой. А жениться ему было некогда. Когда эта ирландка померла, Маркс не придал этому значения и очень обидел Энгельса. Энгельс завел вторую хозяйку, сестру своей бывшей жены…
У Ленина была история с Арманд — тоже не до этого ему было. У Сталина неудачно сложилось. И дети… Не до детей ему было. Его не хватало и на то, что делалось, — очень трудные условия.
…Пожалеем бумагу. Вот здесь на половинке столовую вам изображу. Стол был большой, продолговатый, потому что компания у него частенько большая собиралась. Тут тоже у него было постоянное место. Большая комната, тоже, наверно, три окна. Вот здесь был диван. Прямо скажем, квартира не очень удобная. Около кухни раздевалка. На даче был патефон. Отдыхали на этом деле. Здесь чаще встречались, когда мирная жизнь была. По вечерам после заседаний идем к нему обедать. Продолжается разговор, само собой…
Сталин запрещал в присутствии русских говорить по-грузински. Берия однажды попытался, он его сильно отругал. (Мне вспомнилось, что С. Аллилуева в своей книге пишет, как ее брат Вася под большим секретом рассказал ей, что в молодости их папа был грузином. — Ф. Ч.)
16.08.1977, 28.12.1977
— Светлана Аллилуева пишет, что он плохо относился к Якову.
— Я бы сказал, что Яков каким-то беспартийным был. Я его встречал у Сталина, но очень редко, и особой теплоты, конечно, не было. Сталин его суховато принимал. Был ли Яков коммунистом? Наверно, был коммунистом, но эта сторона у него не выделялась. Работал на какой-то небольшой должности. Красивый был. Немножко обывательский. Служил в артиллерии. В плену вел себя достойно. Погиб героем. Сталин не стал выручать его, сказал: «Там все мои сыны».
Василий — тот был более-менее боевым коммунистом, не то что коммунистом, а советским гражданином военного направления, бойцом Советской Армии. Он выпивал здорово и, видимо, допускал всякое… Вокруг него такая братва была, что хорошего ждать нельзя было. Он себя ранил во время войны — что-то взорвалось около него на пирушке, а попировать он умел…
27.72.1979
— Василий был человек неважный. Нельзя сказать, что он во всех отношениях был плох, но много плохого у него было. Его прославлять начали, а он и доволен. А талантов не особо, не заметно. Не в отца, не в отца, да. Слабовольный человек. Ему с разных сторон — угощение, награды, а сам он — малоразвитый человек в политическом отношении. А что касается окружения его — окружение ненадежное, малопартийное, во всяком случае. И он был малопартийным. Грелись около него многие, нагревали руки.
13.04.1972, 21.10.1982
— Я разговаривал с Артемом Федоровичем Сергеевым, сыном Артема, легендарного большевика, — говорю Молотову.
— Он считался сыном Сталина, был его приемным сыном. Он совсем маленьким остался, когда Артем погиб, — отвечает Молотов.
— Он мне рассказывал о домашней обстановке в квартире Сталина до войны. Квартира была в двухэтажном доме в Кремле, у Троицких ворот. В прихожей стояла кадка с солеными огурцами.
— Помню, — говорит Молотов.
— Сталин часто ходил в старой дохе, рассказывал мне Артем Федорович. По-видимому, она у него была с Гражданской войны, но многие считали, что он привез ее из ссылки, из Туруханского края… В прихожей висела его фронтовая шинель, которую ему однажды пытались заменить, но он устроил скандал: «Вы пользуетесь тем, что можете мне каждый день приносить новую шинель, а мне еще эта лет десять послужит!» Старые-престарые валенки…
В разговор вступает Татьяна Афанасьевна:
— Тогда все они скромно одевались. У Вячеслава Михайловича одно пальто было, больше ничего. Одна шапка — всю жизнь носил, везде на фотографиях. Тогда не то, что сейчас. (Я заметил, что сам Молотов относился к новым вещам так, как обычно бывает в трудовых семьях. Когда ему что-то дарили, скажем, на день рождения, куртку или галстук, чувствовалось, что он радуется, хотя вроде бы и не показывает радость. Но обязательно примерит и как-нибудь сдержанно похвалит. — Ф. Ч.)
— Сталин очень строго к этому относился. Его и хоронить-то не в чем было. Рукава обтрепанные у мундира подшили, почистили…
«Когда Сталин приходил домой с работы, — рассказывал мне Артем Федорович, — за ним шел Поскребышев с мешком писем. Сталин садился за стол, читал, некоторые — вслух. На письмах делал пометки или писал краткие резолюции. В основном просьбы, жалобы… Шахтеры написали, что у них нет бани. «Начальник — враг народа!» — сказал Сталин.
Мы были одногодки с Василием. Сталин любил нам читать вслух Зощенко. Однажды смеялся чуть не до слез, а потом сказал: «А здесь товарищ Зощенко вспомнил о ГПУ и изменил концовку!»
«ГеПеУ!» — сказал Сталин.
Однажды собрал сыновей: Якова, Василия и меня: «Ребята, скоро война, и вы должны стать военными!»
Мы с Яковом, — говорил Артем, — стали артиллеристами, Василий — летчиком. Все трое пошли на фронт. С первого дня. Сталин позвонил, чтоб взяли нас немедленно. Это была единственная от него привилегия как от отца.
Сохранились письма Василия к отцу. В одном из них, с фронта, Василий просил выслать ему денег — в части открылся буфет, и, кроме того, хотелось сшить новую офицерскую форму. На этом письме отец начертал такую резолюцию: «1. Насколько мне известно, строевой паек в частях ВВС КА вполне достаточен. 2. Особая форма для сына тов. Сталина в Красной Армии не предусмотрена». То есть денег Вася не получил».
…Артем Федорович Сергеев прошел всю войну, генерал-майор артиллерии. Все сыновья Сталина были на фронте, один, как известно, погиб…
Артем Федорович показал мне подаренный Сталиным в день рождения патефон — в 1933 году Артему исполнилось двенадцать лет.
— Сергеев дружит с сыном Тевосяна, Владимиром, и тот попросил узнать ваше мнение об отце.
— Я его высоко ценю, — сказал Молотов. — Очень честный, культурный, последовательный сторонник Ленина — Сталина. Человек, хорошо знающий металлургию, был в Германии в тридцатые годы на практике, у Крупна на заводе работал.
09.03.1985, 04.10.1985
Сыновья Микояна
— Я знал его — хороший был парень Володя Микоян. Другой, старший, генерал, да. По натуре другой, но героически себя вел. Летчик. Попал под обстрел как летчик, погорел весь, но как-то выжил, а Володя погиб…
