— Я прочитал в энциклопедии, о вас написано: член Петроградского ВРК. Почему Петроградского?
— Значит, выборов не было с мест, только Петроградский. Во главе стоял Петроградский Совет рабочих депутатов. Вот я был представителем Петроградского комитета в составе Военно-революционного комитета, руководившего всеми делами. Должен сказать, что руководящую работу вел не ВРК, а Центральный комитет, его группа.
— Троцкий большую роль сыграл?
— Большую, но только агитационную роль. В организационных делах он мало принимал участия, его не приглашали, видимо… Крошу в суп корочку. Иначе у меня зубы не берут… (Снова наливает вина.) За Октябрьскую революцию мало одного бокала!
Сами не думали, что мы готовы для этого, а вот пришлось. За Ленина! Да, как он выдержал…
В первые дни Октября я видел его часто, но не разговаривал с ним. Он меня знал как секретаря и члена редакции «Правды».
15.11.1984
— Я участвовал, присутствовал, не больше, чем присутствовал, при обсуждении в Смольном в ночь на двадцать пятое, а может, даже на двадцать шестое октября вопроса о создании нового правительства. Помню, что был Ленин, и почему-то Сокольников запомнился. Потому что, видимо, он какие-то факты сообщал. Ну и группа членов ЦК, связанных с Лениным. Я не был членом ЦК, но был вроде старшего от Петроградского комитета. Обсуждали вопрос, как открывать съезд. Ну ясно, что Ленин должен открывать. Он и открыл.
«Как мы назовем правительство?» — Ленин говорит. Решили, что Совет Министров как-то не подходит, буржуазное. Кто-то предложил — Совет Народных Комиссаров. Во Франции очень распространенное — комиссары. Комиссары полиции, муниципальные, прочие. Потом, Франция ближе к нам по своему духу, чем, скажем, Германия, где муштра более… Мы и в армии взяли: маршал, а не фельдмаршал, ближе к Франции. Все-таки старались не немецкое брать. Потом кое-что и немецкое взяли. Ну в армии унтеров не завели. А тут сказалось то, что многие наши эмигранты, ставшие членами правительства, жили в Швейцарии, во Франции, а часть в Англии.
Комиссары… Парижская коммуна…
Как член Военно-революционного комитета я был назначен заведующим агитационным отделом этого комитета. В чем его функции главные? Тогда рабочие, молодцы, питерские рабочие приходили в ВРК: «Я поеду в свою Калужскую губернию, что мне сказать? Где литературу взять?» Надо было с ними побеседовать, на вопросы ответить, дать литературу. Вот я этим занимался, принимал рабочих с разных заводов, из армии, давал указания, кому брошюрку какую-нибудь, листовку. В ночь на двадцать пятое, что ли, мне было поручено арестовать редакцию и захватить «Крестьянскую газету» эсеровскую — Аргунов там был такой во главе, старый, видный эсер. Я взял группу красногвардейцев и явился в редакцию: «Вы закрыты!» — «Ну, мы так и знали! От вас разве можно ждать чего-нибудь другого, хорошего?» — «Закрывайтесь, нечего вам тут делать!»
Вышибли редактора и его сотрудников, опечатали помещение. Это, значит, в ночь на двадцать пятое октября.
Через день-два является из Святейшего Синода сторож, говорит: «С кем можно поговорить?» А дежурили разные члены комитета. Кто уходил спать, кто в командировку послан, его заменяли. Этот сторож говорит: «У нас в Святейшем Синоде собирается стачечный комитет». Верней, он не сказал «стачечный комитет», а «какие-то подозрительные люди собираются и что-то там все время организуют, действуют».
Мне тогда поручили отряд красногвардейцев довольно порядочный, человек двадцать — тридцать. Не помню сколько, но не меньше двадцати.
— На машине были?
— Ну, еще бы, захватили власть, и машины у нас не было?
Поехали туда. За большим, буквой «П», столом сидят эти заговорщики, «Стачечный комитет саботажников» — представители разных министерств, человек сорок — пятьдесят.
«Руки вверх! — как полагается. — Обыскать!»
Обыскали и забрали всех. Оказалось — меньшевики и эсеры.
«Мы будем жаловаться в Петроградский Совет!»
«Хорошо», — я взял двух крикунов с собой в Петроградский Совет. Там же был и Военно-революционный комитет… Дальнейшей их судьбы не знаю, моя задача была — забрать их…
Мне до сих пор почему-то запомнилось, в голове сидит, даже представляю натурально, как Ленин провозглашает Советскую власть. Я был позади трибуны, наверху, там, где президиум находился. Ленин выступает на трибуне, тут президиум, я вот здесь сбоку. И мне почему-то помнится, что Ленин, обращаясь к аудитории, к залу стоял, и одна нога у него была приподнята — имел он такую привычку, когда выступал, — и видна была подошва, и я заметил, что она протерта. Форма дырки даже отпечаталась в голове (рисует протертую подошву ботинка Ленина). Вот примерно такая штука протертая. Но есть там вторая стелька. Вторая стелька еще сохранилась, а нижняя подметка протерта. Даже форму подошвы запомнил…
…Это было единственное время, когда Троцкий держался неплохо, оратор он был очень хороший, а тут важно ораторское искусство, чтоб владеть аудиторией, и это он мог. Он массой владел хорошо, поэтому с ним нелегкая борьба была потом. Я близок был с Аросевым, а он страшно ненавидел Троцкого, даже чересчур. У него такие образы возникали специальные, как это у художников бывает…
Я был в Смольном в самые-самые первые дни, три дня оттуда не выходил. Раньше это был Институт благородных девиц, дворянская женская гимназия, так можно сказать.
Сидели рядом — я, Зиновьев, Троцкий, напротив — Сталин, Каменев. А за первым столом, за председательским, — Ленин. Я, слава богу, очень хорошо их знаю лично, каждого из них. Особенно близко знаю Зиновьева, потому что я еще с ним потом в Ленинграде вместе работал. Он меня, конечно, не совсем признавал, недолюбливал.
После революции я был председателем Совета народного хозяйства Северного района.
— А в энциклопедии сказано: «После свержения… В. М. Молотов становится одним из руководителей Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов».
— Это первый период. Я даже не знаю действительно, как это получилось, фактически я этого периода не могу припомнить точно. Я оставался членом Военно-революционного комитета Петроградского Совета, а он еще месяца два после революции существовал. А в начале 1918 года я создал и стал председателем Совнархоза Северного района, который включал пять губерний во главе с Петроградом. Входили Новгородская, Псковская, Олонецкая (Карелия теперь)… Не помню, Мурманск входил ли, тогда не до Мурманска было. Надо было промышленность создавать, а она была в главном промышленном центре — Петрограде. А потом пришлось ее эвакуировать — боялись немецкого наступления. Я был тогда членом бюро Петроградского комитета и все-таки больше помню партийную работу, выступления на заводах и всяких совещаниях. Но и в Петроградском Совете приходилось работать, всякие связи с заводами поддерживать. Это все до конца 1917 года.
Там же, в Петроградском комитете, встречали новый, 1918-й, да.
Ленина и Сталина не было, Троцкого не было, пожалуй, и Зиновьева не было. Свердлов был, Сокольников, Дзержинский был…
01.11.1977
— А как вы представляли себе новую жизнь, социализм, в первые дни Октября?
— Представляли отрывочно. Такой цельной картины не было. Многое получилось не так, как думали. Ленин, например, считал, что в первую очередь у нас будут уничтожены три основных врага: гнет денег, гнет капитала и гнет эксплуатации. Серьезно говорили о том, чтобы уже в двадцатых годах с деньгами покончить.
07.11.1983
Революция — рано?
— Сейчас, Вячеслав Михайлович, среди интеллигенции такое течение мысли, оно и раньше, наверно, было, что с революцией поспешили.
— Считают, рано?
— : К чему это, мол, привело? Ни к чему хорошему. Россия шла бы своим путем: И к чему-нибудь бы пришла.
— Ерунда, — отвечает Молотов. — Русские националисты так считают, а другие думают в лучшем случае быть попутчиками.
