— Жуков узко немножко подходит. Политическая сторона не совсем понятна. Штеменко тут неплохо пишет и, конечно, дополняет кое-что. Это издано где-нибудь? Конечно, не издано…
— Вам передавал привет Грабин Василий Гаврилович, конструктор пушек. Я с ним недавно познакомился. Он мне подарил журнал с его книгой «Оружие победы» и написал: «Вот как ковалось оружие победы в эпоху И. В. Сталина». Я у него спросил: «Как, по вашему мнению, Сталин умный был человек?» — «Умный — не то слово. Умных много у нас. Он душевный был человек, он заботился о людях, Сталин. Хрущев сказал, что мы не готовились к войне. А я все свои пушки сделал до войны. Но если б послушали Тухачевского, то их бы не было».
— Он хорошо очень написал. Молодец, — соглашается Молотов.
— Он говорит: «Я попросил Тухачевского выставить на смотре нашу пушку. Тот наотрез отказался. Тогда я сказал, что заявлю в Политбюро. Эта пушка оказалась самой лучшей в войну. Сталин сказал 1 января 1942 года: «Ваша пушка спасла Россию…» О Тухачевском написали: «Бонапарт. Он мог стать изменником».
— Какой он Бонапарт? Он не смог стать, он был изменником, гнуснейшим изменником, опаснейшим.
27.05.1974
— Вот говорят, Сталин не послушал Жукова, приказал не сдавать Киев, — замечает Молотов, — и говорят: Жуков прав. Но Сталин не послушал Жукова, предлагавшего фактически сдать Москву, но об этом не говорят. То, что пишут о Сталине, — самая большая ложь за последнее время.
Жуков упрекает Сталина, — говорит Молотов. — Я не думаю, чтобы Сталин считал так, как Жуков пишет, что главное направление будто бы на Украину. Я этого не думаю. И не думаю, чтобы ссылка на Сталина у Жукова была правильная. Я ведь не меньше Жукова знал о том, что Сталин говорит, а об этом я не помню. Я этого не помню. Я это не могу подтвердить. А факты говорят о том, что немцы шли действительно прежде всего на Москву. Они споткнулись около Смоленска, и хочешь не хочешь, пришлось поворачивать на Украину… Главное — Москва, а не Украина, но Сталин при этом, конечно, считался и с тем, чтобы не дать им возможности толкнуться к Донбассу и к Днепропетровску.
— Жуков пишет, что Донбасс и Киев на три месяца отодвинули Московскую битву.
— Потому что немцы уперлись в Москву. Не сумели. С этим надо считаться… Поэтому тем более на Жукова надо осторожно ссылаться… Вы сейчас можете что угодно говорить, я немножко ближе к этому делу стоял, чем вы, но вы считаете, что я забыл все[12]…
14.01.1975, 04.10.1985
Сдать Москву?
— Ходят слухи, что в 1941 году в Политбюро было голосование, сдавать Москву или нет. Могло быть такое?
— Не могло быть! — восклицает Молотов. — Нет! Конечно, не могло. Чепуха, абсолютная чепуха. Логически не могло быть. Тогда это предательство — в тот момент голосовать. Тогда могут сказать, что высказалось большинство. И если было бы меньшинство-большинство, то это меньшинство уничтожили бы прямо потому, что это предательское дело!
— Такой разговор ходит еще и потому, что были моменты, когда Жуков практически предлагал сдать Москву.
— Он допускал это. Голованов об этом писал. А голосование в Политбюро — это чепуха! Это абсурд. Это только могло присниться кому-то.
(Думается, что в ту пору в Политбюро могло быть уже единодушное мнение, поэтому голосование исключалось.)
21.12.1979
…Я спросил, были ли у Сталина колебания в октябре 1941 года — уехать из Москвы или остаться?
— Это чушь, никаких колебаний не было. Он не собирался уезжать из Москвы. Я выезжал всего на два-три дня в Куйбышев и оставил там старшим Вознесенского. Сталин сказал мне: «Посмотри, как там устроились, и сразу возвращайся»[13].
Молотов дал высокую оценку Жукову как военному:
— Рокоссовский менее тверд и настойчив, правда, Жуков — горлопан. Но я убедился в его способностях, когда, уже в конце войны, Сталин пригласил Василевского и спросил, сколько потребуется времени для взятия Кенигсберга?
«Две-три недели», — ответил Василевский.
Потом был вызван Жуков, который дал реальную картину предстоящего штурма и сказал, что это очень непростое дело, которое потребует два-три месяца. Так и вышло.
07.05.1975, 16.07.1978
Маршал Шапошников — хороший человек. Сталин хорошо к нему относился. Он из царских офицеров. Но только благодаря ленинскому пониманию момента истории мы заняли такие позиции в настоящее время, которые никому, никаким Шапошниковым были не под силу. Но он к политике и не рвался. В своем деле был силен[14].
И у Жукова в политике ничего бы не вышло, хоть он и рвался. Василевского я очень хорошо знаю. Очень хороший военный генштабист. А как командующий — Жуков в первой тройке. Жуков, безусловно, Рокоссовский войдет. Кто третий — надо подумать. Рокоссовский — очень приятный человек. Прав Голованов, что личные качества Рокоссовского даже заслоняли его выдающиеся полководческие данные.
02.04.1978
— По характеру для крутых дел Жуков больше подходил, — говорит Молотов.
— Если бы Жуков пришел к власти, он объявил бы себя вождем, спасителем русского народа, — утверждает Шота Иванович.
— Но авторитет у него был, — говорю я.
— В правительстве у Жукова авторитета, конечно, не было, — говорит Молотов. — Среди военных — да.
19.04.1977
Медали
Хотели сделать медаль «40 лет битвы под Москвой», но отменили, чтоб не портить отношения с ГДР…
— Здесь лучше, по-моему, не допускать такой камень, — говорит Молотов. — Кто-то поторопился.
— А насчет Малой земли — сделают?
— Это да. Тут будет, — соглашается Молотов. — Малая земля у нас теперь более серьезное дело, чем большая земля.
04.12.1981
Рассказ генерал-полковника И. М. Чистякова
Недавно я выступал перед читателями вместе с генерал-полковником Иваном Михайловичем Чистяковым. Потом был банкет, и мне удалось изрядно поговорить с Иваном Михайловичем. Он возмущался маршальской звездой Брежнева. Сказал о руководителе Ансамбля песни и пляски:
— Вот Александров палочкой машет, дали генеральское звание. Разве можно? Это ни к чему, Заговорили о генерале А. А. Власове.
— Я его знал хорошо, — сказал Чистяков. — У него давно было рыльце в пушку. Он проходил еще по «шахтинскому делу» как военный…
— Как же военный — по «шахтинскому делу»? — удивился Молотов, когда я упомянул про эту историю.
Я тоже такой вопрос задал. Чистяков ответил, что с инженерами была связана группа военных, их тоже арестовали, в том числе и Власова.
— Здорово, — замечает Молотов.
— Потом его выпустили, он выдвинулся, стал командовать лучшей нашей дивизией, получил орден Красной Звезды.
— Да, это так, — подтверждает Молотов. — Я его помню в кабинете Сталина перед новым назначением. Был командир лучшей дивизии.
— Выдвинулся, и никто не вспоминал про его участие в «шахтинском деле». Это был один из опытнейших наших военных, — говорил Чистяков. — Под Киевом с ним произошла странная вещь: во время окружения он исчез на четыре дня.
— Здорово, — отзывается Молотов.
— Жив сейчас его начальник штаба, может это подтвердить, но и он не знает, где был Власов: «Мне неудобно было спрашивать — он был с женщиной. Приволок врачиху, а куда исчезал и что это за врачиха, откуда появилась, никто не знает».
Это был 1941 год. Никто никуда не стал докладывать, ибо никто не мог представить, что произойдет в следующем году…
