— Здравствуйте, Виктор Алексеевич, — хором поздоровались прибывшие.

— Бог в помощь, — ответил ведун. — Проходите в дом.

Они вошли, сели к столу. Ведун, не спрашивая у них согласия, стал готовить чай. Потом тоже сел за стол и, глянув на Панкратова, спросил:

— Брат снова приходил?

— Приходил, — подтвердил Алексей. — Просит какого-то мальчика найти… С родимым пятном… А я понятия не имею, о ком речь…

— Вы, естественно, ничего о таких вещах не знаете. И слава Богу, — ответил Шурлыгин. Помолчав, он разлил чай по чашкам, выложил на стол сухари, сушки, конфеты. Предложил: — Угощайтесь. Мяса не держу, колбасы нет.

— Спасибо, мы не голодны, Виктор Алексеевич, — ответил за обоих Панкратов. — Ваш чай нельзя, мне кажется, с колбасой пить. К нему, разве что, сухарики годятся.

— Это вы подметили верно. Чтобы вкус моего чая понять, его нельзя бутербродами закусывать.

— Так что бы вы могли нам сказать о мальчике? — настойчиво переспросил Панкратов.

— Пока ничего, — прихлебывая чай, ответил ведун. — Вот попьем чайку, побеседуем, поедем вместе через лес к деревне Авросимово. Там и поговорим. А пока угощайтесь!

— Спасибо, — еще раз поблагодарил хозяина Алексей и постарался справиться со своей чашкой как можно быстрее.

Но Шурлыгин явно не торопился. Он спокойно пил чай, прикусывал сухарик и молчал. Наконец не выдержал Батогов.

— О зомби ничего не расскажете, Виктор Алексеевич? — спросил Слава.

— О мертвяке-то ожившем? — Ведун махнул рукой. — А чего о нем, бедолаге, говорить! Меня уже следователи допрашивали. Я им правду — не верят! Выдумывать не люблю.

— А правда какая, Виктор Алексеевич? — вмешался Панкратов.

— Правда простая. Одержимый, что поселился в Глухом, убил парнишку своим способом — а способов убивать у него много, — потом оживил и на меня наслал. Уж больно я ему мешать начал. Хожу в лес, выведываю то, о чем знать, по его мнению, мне не положено… Вот и решил со мной покончить. Да только не рассчитал немного. Я ведь тоже знаю способы, как отвадить его посланцев…

— Да как же он его оживил? — заинтересовался Панкратов. — Это только в кино мертвецы оживают. Никак не могу поверить, что такое в жизни может случиться.

— Я уже говорил вам, мужики, что оживлять дело нехитрое. Только занимаются этим недобрые люди. Ему, этому Одержимому, нужна была кровь парнишек. А они оба поранились, когда в лес ходили. Капельки нечистому хватило. Потом призвал он своих дружков из темных миров, и те — кто шаром прикинулся светящимся, кто туману напустил, пропитанного тяжестью, для человеческого сердца невыносимой. Вот уже инфаркт… Потом кровь использовал, силу идола своего на труп направил — тот ожил, только уже без души. Душа мается неприкаянная. Уйти не может — и вернуться в тело ей, конечно, не дано.

— Минутку, Виктор Алексеевич! Вы говорите, силу идола? Это что еще за штука? С идолами люди уже две тыщи лет тому назад вроде разобрались…

— Разобрались, да не со всеми. А что такое — идол, я сам точно сказать не могу. Знаю только, что у нашего нечистого идол есть. И у идола этого сила большая!

— Нет, Виктор Алексеевич, как хотите, не могу я в это поверить! — возмутился Слава. — Ну как может истукан каменный или деревянный на что-нибудь влиять? Идол, он и есть идол!

Ведун тяжело вздохнул, помолчал, потом сказал:

— А почему вы думаете, что идолов только из дерева или из камня делают? Вы люди современные, должны знать, что некоторые материалы или горные породы имеют смертельное для человека излучение, правда ведь? Уран, к примеру…

Батогов так ошалел от внезапного перехода старика к современной науке от средневекового чародейства и колдовства, что не заметил, как проглотил остатки чая, и поперхнулся.

— Удивляетесь? — засмеялся Шурлыгин. — А чему удивляться? Я ведь не отшельником живу. Радио слушаю, газеты читаю. Телевизор иногда у соседей смотрю. Правда, не люблю этот ящик. Неуютно мне рядом с ним. Но, по крайней мере, знаю что к чему и какой год нынче, и кто страной правит. Недавно в институт наш заходил, просто из любопытства. Тамошнее начальство, чтобы меня удивить, новомодные компьютеры решило мне показать. Чтобы я видел, как от жизни отстал. Но меня уже на старости лет трудно чем-то удивить. Я, конечно, поинтересовался, как эта штука работает, поиграл немного, потом ушел, почувствовал, что вроде за мной из этого компьютера следит кто-то. Но институтским не сказал ничего… Не поверили бы.

— У них, между прочим, сразу три человека компьютерщиков погибло недавно, — заметил Слава.

— Я об этом слышал. Потому и зашел к ним, чтобы на эти хитрые машины взглянуть. Они уже человеку не подчиняются. Могут, конечно, задачки решать, в игры играть, но мозгом их компьютерным уже этот нечистый овладел. Пока, правда, не проявляет себя открыто… но придет, боюсь, его час… если не остановим…

Все трое помолчали. Шурлыгин будто давал гостям время переварить услышанное. Наконец Батогов снова вернулся к прежней теме:

— Так, значит, идол, вы считаете, может быть из какого-то радиационного материала сделан?

— Не знаю, — ответил ведун. — Я в этом не разбираюсь. Могу предположить, что истукан сфабрикован из чего-то, что выделяет вредные лучи, но только тогда, когда материал, из которого он сделан, соединить с другими веществами: травами определенными обкуривать или кровью его оросить… Или то и другое вместе взять, да еще определенные слова произнести, которые вызывают нужные идолу колебания воздуха или, по-вашему, резонанс… Вот и можно получить нужный результат… то есть происходит превышение критической массы. — Увидев изумление на лицах гостей, он рассмеялся и добавил: — Молодые люди, чудес в чистом виде на свете почти не бывает. Необъяснимого много, потому что мы знаем мало. Да и слава Богу! Некоторые знания вредны. От них погибнуть можно.

— Нет, почему вы так просто все объясняете? — уже вроде обиделся Панкратов. — Есть чудеса! Вот брат ко мне является, вернее, призрак его… Опять же вы сами только что сказали, что в Глухом поселился Одержимый или нечистый. Разве это не из области мистики?

— Конечно, — серьезно ответил ведун. — Все, о чем я говорил, относится к мистике. Только я всему стараюсь найти объяснение. Нечистый тоже объясним. Я думаю, что это одержимый величайшей гордыней человек, который вступил в сговор с духами зла, с бесами и полубесами. Они им теперь командуют, а ему кажется, что он стал над миром царствовать. Или вы и злых духов и бесов к мистике относите? — чуть насмешливо вопросил ведун.

— В общем, да. К мистике, естественно. Куда же можно отнести существование чертей, злых духов и прочей нечисти?

— Тогда вы и добро отрицать станете. Правда ведь?

— Ну почему же! Добро, оно и есть добро.

— Так ведь если есть добро, значит, есть сила, которая этим добром руководит. Так ведь? Значит, и злом кто-то или что-то повелевает. Согласны?

— Так-то оно так, но очень все это странно, — поколебавшись, ответил Батогов.

— Странно, потому что вы не привыкли к такому раскладу. Вам все кажется, что если есть добро, то оно от хороших людей и от вас лично. Зло, само собой, от дурных людей. От вас зла нет. Так ведь вы рассуждаете?

— Примерно так, — согласился Слава.

— То есть каждый человек себя считает если не богом, то уж во всяком случае равным Богу. А ведь это грех! — Старик лукаво улыбнулся. — Грех большой на себя роль Бога брать. Пытаться людьми и событиями управлять. Так и появляются существа вроде того, что в Глухом поселился…

— Виктор Алексеевич, смилуйтесь! — взмолился Панкратов. — Дайте передохнуть, переварить все. Я хоть профессионально и привык к обилию информации, но сейчас растерялся.

Батогов поддержал друга.

— Может, пора ехать в деревню, Виктор Алексеевич? — спросил он. — По дороге еще поговорим.

— Поедем, — решил ведун.

В джипе Шурлыгин сел на переднее сиденье и показывал дорогу. В какой-то момент он отвлекся от колеи и сказал:

— Идолу этому, что в Глухом, много тысяч лет. Древний он. Кто изготовил и когда, никто теперь сказать не может.