Но это — «мирные» профессии. Пишут рапорты начальству с просьбой направить в эту «академию» и те, для которых война стала основным ремеслом в жизни, и они хотят быть снайперами, механиками-водителями бронемашин и танков. Служить минерами и подрывниками в отрядах коммандос. Отвечать за гранатомет в отделении, знать о нем все и истреблять танки.

Один из легионеров рассказывал: «Мой друг Роша, француз, с которым мы вместе окончили «учебку» и попали в парашютный полк, до этого три года отслужил в профессиональном полку альпийских стрелков. Он уже успел стать сержантом, но демобилизовался и вскоре вступил в легион простым рядовым. Он говорил мне, что когда ездил в своей машине по городу, то в салоне у него звучала только одна кассета — записи хора, исполняющего боевые песни легиона. Служить в нем для него, как и для многих французов, — большая честь, и это не пустые слова. Когда сталкиваешься с подобными проявлениями, сам со временем начинаешь проникаться теми же чувствами и искренне гордиться тем, что ты — легионер. Конечно, многие поначалу разочаровываются, но те, кто выдерживает первое трудное время, становятся настоящими патриотами легиона, уверенными в том, что легионеры — самые лучшие солдаты в мире».

Легионеры — не патриоты Франции, а патриоты своего легиона. В нем существует отработанная, строгая и универсальная система действий, единая для всех подразделений. Она включает в себя способы и правила взаимодействия между собой бойцов и их действия при прохождении улиц, штурме домов, продвижении по лестничным клеткам, коридорам, при вхождении в комнаты, при пересечении углов и препятствий. Все строго отрепетировано — действия «компании», «секциона», группы, «биномов». Действовать вне этой системы, применяя свой личный боевой опыт, бессмысленно, а в бою — преступно. Поэтому опытные военные из других стран имеют мало шансов воспользоваться своими знаниями и опытом в легионе. Здесь, как говорится, монастырь со своим уставом, изменить который не удастся никому. В этом весь конфликт между легионом и опытными военными. В легионе плевать на ваш опыт.

Как уже говорилось, заработать французское гражданство не так уж сложно — достаточно отслужить первые пять лет и получить хорошую характеристику. И не обязательно потом продлевать договор с легионом — на свободу с чистой совестью и новым паспортом отпустят без вопросов. Получив вожделенный французский паспорт и став «гражданином Европы», легионеры из СНГ начинают подумывать о том, что пора уже начинать обустраиваться на гражданской почве. Но не в России, а здесь, во Франции. Быть французом легко и приятно, но стать им совсем непросто. Вы, ваши дети и внуки будут лишь приживалами в чужой стороне. Только правнуки смогут по праву считать себя настоящими французами.

Если действительно решено стать французом — вступай в Иностранный легион. Но помни, что здесь действует принцип: «Француз не по крови, а по пролитой крови». А значит, если не повезет, то тебя могут убить. Если еще больше не повезет, то покалечат так, что всю свою оставшуюся убогую жизнь проведешь на госпитальной койке или среди инвалидов в Полубье, и тогда, быть может, то прошлое, от которого ты отказался ради будущего и вступил в легион, станешь вспоминать как лучшие годы своей жизни. Готов ли ты к этому, кандидат? Впрочем, все это пустые слова: чужой опыт ничему не учит… и Французский легион никогда не испытает недостатка в рекрутах, так же как и римские легионы две тысячи лет тому назад. В любом случае, «попот» — дружеская попойка на прощание тебе обеспечена, так же как и кегля: от маленькой латунной, размером с ладонь, до настоящей «кеглищи», прихваченной в каком-нибудь кегельбане. Ее размер выберут твои товарищи, потому что это «дембельская» вещь. Ее получает всякий, кто однажды покидает французскую армию.

Служба в Иностранном легионе оставляет след на всю жизнь. Принцип ГРУ, придуманный Виктором Суворовым, когда «вход рубль, выход — два», можно применить и к легиону, если рубли пересчитать на евро… разница лишь в том, что заставлять тебя остаться никто не станет. Ты пришел сюда добровольно и по истечении срока контракта волен уйти. Или остаться надолго, возможно, и навсегда.

В легион не просто вступить, еще сложнее забыть службу в его рядах. Нынешние французы отличаются друг от друга отношением к своей стране: одни не могут прожить без нее и быстро возвращаются из любой другой, непохожей на их собственную. Другие, наоборот, могут жить где угодно, только не во Франции — там, где все так непохоже на «милую Францию». Первые очень далеки от нас, вторые нам гораздо ближе по духу. А третьи — это легионеры, которые не могут жить нигде, кроме своего легиона.

«Лежьонер ан жур — лежьонер тужур» («Однажды став легионером, остаешься им навсегда»), И это не просто солдатская присказка: уволившись из легиона, ты все равно остаешься членом большой солдатской семьи, этого мужского братства. Если что-то не сложится на «гражданке», то в старости или по болезни ты всегда можешь вернуться в Иностранный легион… Здесь тебя ждут. Случается, что это — единственное место на всей Земле, где тебя ждут.

…Майор Дагийон ведет казенную «реношку» Первого полка как истинный танкист: лихо и уверенно. Девятнадцать лет он отслужил в бронетанковых войсках и счастлив, что перевелся в легион. Когда он говорит о нем, то его темные бретонские глаза начинают сверкать, как у юноши, рассказывающего о своей возлюбленной. Обань остается позади. После гонки по шоссе влетаем в уютную долину среди невысоких гор. И тут майор сбавляет ход и вальяжно откидывается в водительском кресле. С блуждающей улыбкой на губах осматривает окрестности Ориоля и говорит: «Вам тут понравится».

Узкая дорожка петляет среди кипарисов. Еще поворот и за кипарисами проглядывают стены небольших домиков поместья Де-Вед (Le Domaine de Vede) — это и есть Дом легионера. Дом ветеранов. Мы — на месте.

Приют для стариков-легионеров открылся еще в 1933 году. После многотрудной войны в Северной Африке Марсель тогда наводнили «клошары с орденами» — так тогда прозвали в городе легионеров-ветеранов без определенного места жительства. Франции эти солдаты были уже не нужны. Они уцелели во всех битвах и переболели всеми тропическими болезнями, похоронили всех своих товарищей, а теперь у них не было ни денег, ни семьи, ни дома. Только награды да воспоминания, которые они топили в красном вине.

Марсельцы видели, что эти опухшие от пьянства, дурно пахнущие и что-то бессвязно бормочущие старики в лохмотьях формы — старые солдаты. Сочувствовали, но сторонились. Горожане знали, что легионеры подыхают на пристанях Марселя. Все понимали, но ничего не делали: во Франции, также как и в России, обыватель привык, что все социальные проблемы должно решать государство, а их это не касается.

Узнав о бедственном положении своих верных солдат, опустившихся сегодня «бомжей с медалями», командующий легионом генерал Ролле бросился хлопотать о приюте для ветеранов. Для того чтобы понять, чего стоило Ролле добиться обустройства стариков, достаточно хотя бы раз столкнуться с отлаженной и смазанной веками системой французской бюрократии: как только им попадает твое дело, так все винтики, болтики и шестеренки старой машины работают с точностью хронометра. Но вся проблема в одном: как попасть внутрь этой машины. Ролле этого добился, и весь механизм пришел в движение.

В живописной долине в сорока километрах от Марселя правительство купило для легионеров старое поместье и четыре гектара земли, где и построили странноприимный дом. Ветеранов с затянувшимся «кафаром» собрали по всем причалам порта, вытащили из-под мостов и доставили сюда. Они снова были вместе! А что сказать друг другу, они знали, главное — быть услышанными.

Сегодня в этом приюте 70 отдельных комнат. Клуб. Прачечная. Бар. Медпункт. Столовая. Магазинчик.

На тенистой площадке перед баром за столиками сидят несколько ветеранов и азартно играют в какую-то настольную игру. Бар насквозь пропитан запахом холодного пепла: такой бывает только в комнате злостного курильщика. За оцинкованной стойкой шестидесятых годов — такую редко теперь увидишь во Франции — возвышается носатый и худой немолодой бармен, напомнивший мне карикатуры на де Голля. На стене над его головой — телевизор, звук включен на полную громкость. Но никто ничего не слышит и никуда не смотрит. Завсегдатаи, ежедневные и единственные посетители этого странного старомодного бара, заняты более важным делом: в клубах сигаретного дыма они о чем-то упорно спорят за бутылкой «легионерского» вина. По отдельным репликам становится ясным, что речь идет вовсе не о футболе. И уж точно не о политике — она не интересовала легионеров никогда, даже на пенсии. Почему? У них есть свои командиры, которые отдают им приказы, а у их командиров — свои начальники, которые и придумывают, куда на этот раз послать легион. Зачем же тратить время на то, что все равно не дано изменить? Когда прикажут, тогда и начнем менять течение чьей-то неугодной Франции политики, на жаре или в холоде. Так о чем они спорят? Кажется, о войне, но отсюда толком не разобрать…