— Погоди.
Перемена спутала мысли Кузи. Быстро соображать он не умел: только привык к одному порядку побега, только усвоил, где ему в какое время быть, — и передумывай всё наново. Дневной побег, — значит, непременно с погоней за плечами. Притом направление на Писаный Камень — это вдоль большой Верхотурской дороги, самой многолюдной. А ему, Кузе, придется дважды эту дорогу пересечь: к Туре-реке с Андреем и от Туры с пятью беглецами. Значит, свежий след останется. Худо, худо… Зато при удаче можно в первый же день уйти верст на десять дальше в леса. Это Кузе по нраву: в лесу он хозяин.
— Ты их видела, ревдинцев ваших?
— Нет… Разве к ним доступишься? Всё через верного человека передали.
— Через харчевника, что ли?
— Ага… Ты про него знаешь?
— Теперь-то будешь спать?
— Ой, хочу! Совсем сморилась. И есть хочу.
Но до сна ей понадобилось перетащить из болота сумки с сухарями. И оказалось, что сухари, провисевшие двое суток под дождем, подмокли. Марфа загоревала, принялась перебирать сухари, подсушивать мокрые у огня. А потом спать некогда: надо нести припасы на берег Туры, на место завтрашней встречи.
На рассвете Марфа умчалась к горе Благодать, а Кузя отправился на Листвяный мыс. В третий раз пробирался он узеньким проходом по задам поселка к руднику. Обошлось и на этот раз благополучно.
— Пошли, Андрей Трифоныч, — просто сказал он Дробинину.
Рудоискатель, еще накануне приготовивший свой последний шпур,[75] сложил к нему весь запас пороха, провел предлинный фитиль из пропитанной пороховой мякотью тряпки, что тлеет, не угасая даже под дождем, буровые инструменты разбросал вокруг, а свою шапку закинул на ветви заметного дерева. Пусть надзиратели думают, что отпальщик погиб от несчастного случая.
— Зажигаю? — вопросительно сказал Дробинин, вынимая огниво и кремень.
Кузя кивнул головой. Из кремня посыпались искры, тряпка задымилась…
Взрыв ударил, когда Кузя с Андреем миновали жилье рудокопов и углубились в сосновый бор. Каменные обломки прогудели и здесь над их головами. Черное облако долго держалось над мысом.
— Это я Карле Фогту «прощай» сказал! — горько, пошутил Дробинин. — Дескать, дай бог не видаться! Карла — управляющий здешний, охотник завзятый, медвежатник. Ну и сам зверюга.
Не ведал Андрей, что с управляющим шемберговскими заводами Карлом-Готлибом Фогтом ему еще суждено встретиться — и не позже, как в тот же день.
Писаный Камень — обрывистая серая скала, нависшая над водой реки Туры. На Камне высечены какие-то неясные знаки (фигуры людей и животных), слывущие в народе вогульской грамотой. Однако и манси отказываются их понимать и говорят, что эти кат-пос сделаны в незапамятные времена.
Кузя выбрал на левом берегу место, с которого видно Камень и кусты около него. Долго ли придется ждать ревдинцев? Как-то им удалось уйти от караула?
С тревогой посматривал Кузя и на Дробинина: не заболел ли? Сначала он шел хорошо, походкой привычного бродяги-рудоискателя, лишнего следа не оставлял и был весел, а перед самой рекой стал отставать, хвататься за сердце и задыхаться. Как дошли, повалился на мокрый брусничник — и слова сказать не может. Кузя сделал вид, что не замечает его слабости: такой обиды не прощают уральские охотники. В душе Кузя огорчился, — это первые десять верст. Что же дальше будет? До Ваграна шагать еще сотни три верст. Разве что дорогой разойдется.
Долго просидели Кузя и Андрей против Писаного Камня. Ветер разогнал облака, проглянуло горячее солнце и обсушило траву. Потом снова поползли серые тучи, снова заморосил дождь. Ревдинцев не было.
Уже можно было предположить, что побег им не удался. От рудника сюда пора бы прийти даже неспешным шагом. Опасно становилось оставаться на одном месте: на Кузю с Андреем могли случайно наткнуться жители Туринского завода, вышедшие собирать грибы и ягоды. Хорошо, если взрыв обманул надзирателей и они поверили, что отпальщика разнесло в клочья, — а то и за Дробининым могли послать погоню.
О том, как поступить в случае неудачи, с ревдинцами сговорено не было. Должно быть, они считали, что дальше задерживать Кузю не имеют права, и потому сговор был только о благополучном исходе. По совести — можно бы трогаться с места. Но Кузя и не думал об этом. Оставить на произвол судьбы товарищей, которые теперь, наверное, еще больше в нем нуждаются, — неподходящее дело. Кузя стал прикидывать: где удобнее оставить Андрея Трифоныча, чтобы самому наведаться на гору Благодать?..
Неожиданно по реке раскатился гулкий ружейный выстрел. Звук прилетел из-за поворота. Стрелял кто-то дальше Писаного Камня — на полверсты ниже по течению. Кузя, и Андрей вскочили и побежали на выстрел, прячась за деревьями и кустами.
Выскочив из-за поворота, они сразу остановились: на реке было много людей, требовалось разобраться в том, что творится.
Четыре человека уже переплыли узкую полосу воды и сейчас выходили на левый берег. Это были ревдинцы и среди них Марфа. Вооружены беглецы березовыми дубинами.
Человек двенадцать преследователей в брызгах, падая, поднимая кверху ружья, переправлялись через реку — часть по пятам ревдинцев, другие ниже по течению, стараясь окружить их.
На правом берегу, у самой воды, стоял человек в барском зеленом камзоле, в шляпе с пером и в высоких сапогах. Он, видимо, не решился лезть в воду и сейчас делился из охотничьего ружья, выжидая, когда кто-нибудь из беглецов выйдет на берег в полный рост.
— Сам Карла! — хрипнул с ненавистью Дробинин и вытащил из-за пояса буровой молоток, захваченный с рудника. Кинутый сильной рукой молоток полетел в сторону управляющего, но, далеко не долетев до другого берега, булькнул в воду.
В ту же секунду Фогт выстрелил. Опустив ружье с дымящимся дулом, он деловито вглядывался: в кого он попал? Но там уже ничего нельзя было разобрать: преследователи выскакивали из воды и накидывались на беглецов. На берегу разгорелась схватка…
Кузя большими прыжками понесся на помощь. Ножа он не вынул: что нож против ружей с багинетами![76] Ревдинцы дрались отчаянно, дубинки так и мелькали, отбивая удары багинетов и прикладов. Особенно яростно и ловко бил дубиной старший из ревдинцев, Поляков — статный, чернобородый мужик. Он пробивал путь к лесу и уже свалил одного солдата, а теперь напирал на двух других сразу. Поваленный Поляковым солдат полулежа размахнулся, чтобы кинуть ему в спину свое ружье.
Подбежавший Кузя успел схватить ружье за приклад и вырвать его из рук солдата. Теперь он был вооружен не хуже любого из преследователей. На стороне Кузи было еще то преимущество, что его не сразу заметили нападающие. Ударами багинета в спину Кузя мог бы убить двух-трех солдат, но рука охотника не поднялась для такого предательского удара: Он ворвался в кучу дерущихся и принял на себя одного из противников Полякова.
— Сюда! За мной! — силился крикнуть Кузя и теснил солдата к деревьям.
Его поняла Марфа. В платке, сбившемся на шею, с разлохмаченными волосами, с горящими глазами она лупила березовой палкой по алебарде[77] противника и визжала:
— За ним! Все в лес!
Тут подоспели солдаты, обходившие беглецов справа, и вновь оттеснили всю гурьбу к реке. Плохо пришлось бы ревдинцам, если бы не пришел на помощь Дробинин.
Дробинин задержался потому, что выламывал подходящую по его росту и силе дубину, и вступил в бой, вращая вокруг головы такую оглоблю, что враги кинулись врассыпную.
В это время Фогт с того берега опять выпалил из ружья. Стрелял он зря: бить пулей прицельно можно не дальше, чем за сорок шагов, а в такой свалке одинаково легко было поразить и своего и чужого. Выстрел напомнил Дробинину об управляющем. Дробинин обернулся и пошел в воду прямо на Фогта.
Управляющий торопливо заряжал ружье, беспокойно поглядывая на каторжника. Вид переходящего реку седоголового великана с оглоблей в руках был так страшен, что у Фогта затряслись руки, порох посыпался мимо дула. До берега оставалось шагов двадцать. Управляющий не выдержал и позорно побежал от воды на береговую кручу, Дробинин остановился на середине реки и послал ему вслед свое оружие. Грозно гудя, оглобля догнала управляющего, ударила его в широкий зад и кинула через бугор.
