Вы уже знакомы с Таней Романовой, поэтому повторно представлять я ее вам не буду.

Мы довольно мило беседовали по телефону о природе человеческой тупости, когда, поддавшись какой-то хулиганской нотке настроения, я спросил:

— Танюх, вот скажи мне, а ты — дура? В смысле, считаешь себя таковой иногда?

Сапер ошибается только однажды. Все наше хрупкое взаимопонимание, а с ним и планы встретиться на следующий день, рухнули вниз и подняли тучи едкой пыли. Я извинился раз, другой, десятый, но… Знаете, как охотятся на глухарей? Когда самцы заводят свои брачные песнопения, к ним можно подобраться вплотную. На финальной части трели у глухаря, птицы чрезвычайно чуткой, закладывает уши от внутричерепного давления, и он буквально глохнет— отсюда и название. Эти самые кульминационные части выступления охотник и должен использовать, чтобы перебежками приблизиться к пернатому, замирая столбом в моменты затишья. В нашей с Таней беседе моментов затишья не было — она включила такой напор, что совершенно меня не слышала, зациклившись на этой «дуре», будь она неладна. Замечу, я не утверждал, я л ишь спросил, но и этого оказалось достаточно для беспримерной глухариной арии минут на двадцать. Нечего оправдываться — я допустил обыкновенную бестактность, но зачем же впадать в такой экстаз бичевания? Короче, альпинист неосторожным чихом сорвал лавину, которая его же и подмяла.

— Тань, — предложил я, пытаясь сгладить острые углы шуткой. — Признаю, опростоволосился. Давай решим проблему мирно, по-нашенски, по-русски: я ставлю тебе пузырь водки, и конфликт исчерпан.

— Что-о-о? Да ты за кого меня принимаешь?

И погнали наши городских… Так я сорвал лавину номер два.

Когда ее трубка со словами «Видеть и слышать тебя не хочу» была гневно брошена, я, по своей пагубной привычке, погрузился в размышления. Странно все выходило: до этого она признавала во мне необычного, интересного ей человека, но из-за одной глупости спустила на меня всю псарню и отказалась мириться. Вот скажите мне: как надо вывернуться наизнанку в подобном случае, чтобы объяснить, что ты не похабник и эта случайность не показательна? Как доораться до человека, увидевшего в тебе верблюда, что ты — не верблюд и что надо лишь спокойно приглядеться к иным качествам? Я не верю в судьбу, но подобные моменты определенно способствуют пониманию, каково было тем, от кого ты сам отвернулся в свое время, уцепившись за мелочную обиду. Это очень полезно понять, поверьте. Но тут надо быть осторожным. Давайте начистоту: нас ведь всех порой так подмывает узреть в собственных страданиях плату за предыдущие грехи. Мне не стоило труда вообразить Таню исполнительницей божественного мщения за тех девушек, которых в свое время отверг я. Такая гипотеза удобна, но! Она требует логичного продолжения: если рассуждать подобным образом, то получается, что и я сам был карающей дланью для других девушек, отказывая им во взаимности и расположении. А раз так, то юридически моей вины нет — я всего лишь претворял в жизнь волю свыше, и наказывать меня несправедливо. Однако я по своей сути не ангел, а значит, даже и не ангел возмездия. Так в два хода доказывается, что логическое продолжение гипотезы перечеркивает ее собственную логичность. Проблема в том, что как раз продолжение мысли за удобные пределы мало кого интересует. Ну да ладно…

Как бы там ни было, пускать все на самотек и ждать, пока буря уляжется сама, мне не улыбалось. Я свято верю в жизненность и романтику активных, неожиданных шагов.

Я собрался и отправился в другой конец Москвы делать ответный ход. Выйдя на станции «Крылатское», я заглянул в магазин и купил там две вещи: бутылку водки и бутылку воды. Потом отыскал на улице стандартное субботнее чудо, лечившееся после пятничных увеселений. Около ларька неустойчиво стоял мужчина лет сорока и тряскими руками вливал в свои стонущие недра пиво.

— Добрый вечер, — поприветствовал я его. — Водки хотите?

— А? A-а… не, спасибо.

— Просто выкидывать зазря жалко, поэтому предлагаю. — Я показал ему бутылку.

— Сколько? — заинтересовался он.

— Да нисколько. Так отдам.

— А! Ну едреныть! Так бы и сказал сразу! — расцвел мужик. — Давай.

— Вы только найдите емкость, куда перелить, потому что мне сама бутылка нужна.

Мой собеседник прытко сунулся в ларек, купил там полулитровую бутылочку «Святого Источника», подержал ее в пляшущих ладонях, весьма критически оценивая свои шансы, потом, потупясь, попросил тихим голосом:

— Слышь, друг… Ты только того… Перелей сам, а то видишь, какой из меня сегодня переливатель.

Я вытряхнул минералку и аккуратно переместил шибающую в нос драгоценность в пластиковую бутылку. Внешне получилось весьма похоже на оригинал.

— На, — протянул я ему негаданный подарок. — «Святой Источник», остерегайтесь подделок.

— Сам бог мне тебя послал, — тряс мне руку мужчина. — А запиши-ка мой телефон! Я тут недалеко на крытом катке работаю, можешь прийти и друзей привести. Все чин-чинарем вам оформим, без входного билета.

Я записал. Если, дорогие читатели, вам захочется покататься на коньках, приезжайте в Крылатское, найдите там в крытом комплексе Сашу и скажите, что вы от Кирилла, который накануне Пасхи одарил его водкой. Вдруг он запомнил этот случай, кто знает… А я двинулся дальше, на улицу Крылатские холмы. По дороге я влил в опустошенную водочную тару обыкновенной питьевой воды, сунул ее в пакет и вложил туда записку.

Около Таниного дома народ будто вымер — никого. Я нуждался в помощи ассистента, который передал бы пакет, так как лично меня Танюша видеть абсолютно не хотела. Через десять минут издалека приблизилась группка прогуливающихся подростков: три девочки и мальчик.

— Ребят, выручайте! — обратился я к ним. — Этот подарок нужно занести одной девушке. Вот подъезд, номер квартиры и имя я скажу.

Парень промолчал, а девчонки хором сказали сами знаете что. Но при этом остановились и даже обступили меня, с интересом разглядывая.

— Почему нет? Это не бомба, не наркотики. Ровно две минуты…

— А мы вас боимся, — ответила мне самая бойкая.

— Чем же я так страшен?

— А мы газеты читаем, — многозначительно заявила она.

— И что же там про меня пишут?

— Про вас ничего, но вот про таких, как вы…

Я с удовольствием прочитаю в газете статью про эксцентрика, коим я к тому моменту стал себя ощущать, который поехал дарить девушке воду в бутылке из-под водки. Вот ведь как вышло — рассчитывал на оригинальность, а про таких, оказывается, уже пресса пишет и дети боятся.

— Ладно, — махнул я рукой. — Идите читайте газеты…

Рядом за забором детского дома футболяли несколько мальчишек. Я отыскал ворота, зашел на территорию и выцепил одного из пацанят.

— Здорово! Как тебя зовут?

— Леха, — шмыгая носом и вертя в руках мяч ответил он.

— Хочешь заработать пятьдесят рублей?

Все-таки я не педагог. Парнишка испуганно замотал головой и попятился. У меня, признаться, руки опустились.

— Да подожди ты! Вот этот дом, вот этот подъезд, квартира семнадцать. Надо передать посылку человеку по имени Таня. Всех забот — две минуты, и я сразу плачу тебе полтинник.

Он постоял, подумал, а потом пошел со мной, опасливо держа дистанцию.

— Я же не знаю, что у вас там в пакете… Вдруг бомба.

— Стой, — приказал я, развернув пакет. — Смотри…

— Нет, нет, не надо! — запротестовал он.

— Надо. Чтобы ты не валял дурака. Вот, смотри: бутылка, записка и маленький сувенир. Теперь ты спокоен?

— Ну да…

— Может тебе еще и деньги показать? Вот, пожалуйста.

— Просто меня учили с незнакомыми никуда не ходить, — промямлил он.

— А я научу тебя, что незнакомые — еще не значит злодеи.

Мы подошли к подъезду, и я набрал на домофоне «семнадцать».

— Але? — осторожно подал голос Леха, тянясь к динамику. — Тут посылка для Тани… Ее нет дома? Но ведь надо отдать. А-а-а… А какой этаж?

Домофон пискнул, щелкнул замок, и парнишка с подарком исчез за дверью. Я стоял и смотрел в высветленные апрельским холодом небеса. Зима заканчивала свои гастроли в наших краях, прокатывая Через Москву шквал за шквалом. Свинцовые тучи, начиненные удивительно мощными снежными зарядами, чередовались с греющими паузами, когда торжествовало солнце. Весна и зима в эти несколько удивительных дней пели дуэтом, готовясь сменить друг друга на сцене… Я снова был один на один с этим непостижимым миром, где в добро верится сложнее, чем в зло, и надо каждый день доказывать заново, что ты — человек. Просто человек, который приехал сделать подарок и попросить прощения.