— Я понимаю, что совсем не знаю тебя. Ты для меня полная загадка.

(Мы знакомы семь лет).

— Ну что, Оленька, будем, как в той рекламе: «Хотите узнать больше?» Желаешь ли узнать про меня что-нибудь?

— Да, не откажусь.

— Так спроси меня. Задай мне вопрос. И я пролью свет на неизвестные тебе стороны своей личности.

— Не, ну это как-то… несерьезно как-то… Типа, как тест.

— Ты, наверное, методист в школе, да? Сразу понимаешь, что для данного вида знаний такая форма обучения не подходит. Тогда поделись своим видением, как надо меня узнавать.

— Ой, ну опять ты? Со своими этими самыми?

Что вразумительного можно ответить на вопрос «опять ли я со своими этими самыми»?

— Оль, мне кажется нормальным при наличии интереса к неизвестным вещам задать вопрос касательно этих вещей. Тем более что неясность напрямую связана со мной. Так спрашивай же меня. Почему ты считаешь это несерьезным? Ты думаешь, что я буду лгать? Или твои вопросы настолько провокационны и неприличны?

— Чепуха. Человек познается в действиях, в поступках. А так, по телефону… Болтовня все это, да и только. Сказать можно что угодно, но не факт, что это будет правдой. К этому нельзя относиться серьезно. Мало ли, что ты мне сейчас наговоришь…

Итак, у нас в руках есть нить! Введено понятие несерьезного и раскрыто через свои существенные характеристики: вербальность, а не действенность; по телефону, а не как-нибудь иначе; априорная ложность в силу двух вышеперечисленных факторов. Эх, Оля-Олечка… Говорил же, смотри под ноги. А теперь ты стоишь на противопехотной мине и детонатор ждет, когда ты поднимешь ступню. И теперь либо стой на ней столбом до скончания веков, либо…

— Я тебя сейчас возьму и обзову. Словами. Болтовней. По телефону. Раз изречь можно что угодно, значит, обдам тебя такой бранью, что ты заплачешь от обиды. Ну? Хватит ли у тебя прухи отнестись к этому несерьезно?

Молчит. Стоит на мине, переминаясь. Хороший каламбур.

— А что такого? — продолжаю я. — Правила игры будут соблюдены! Все будет сделано в той форме, которая, по твоему мнению, несовместима с серьезностью! Но ведь ты все равно обидишься, а?

— Да. — Ее нога медленно сгибается в колене и отрывается от заряда. — В этом случае я обижусь.

Все исчезает в ослепительной вспышке.

Мы могли бы жить в другом мире, если бы захотели. Мы могли бы быть счастливее, чем мы есть сейчас. Мы могли бы измениться в лучшую сторону, если бы наши души грела эта перспектива. Но мы имеем, что имеем.

— Как же так, Ольга? Ты моментально обидишься на грубость, ты воспримешь ее так, как она прозвучит, не задумываясь. Но ты никогда не поверишь в искренность нормальных ответов на нормальные вопросы. Почему? Кто так исковеркал твое восприятие? Кто заставил тебя жить раздвоенной логикой?

Но она молчит. Ее разорвало. Ее разорвало собственной же манерой рассуждать. Она впервые увидела, как это выглядит со стороны, и новое знание срикошетило по ее психике.

Мы еще долго потом спорили и, завершая наш разговор, Ольга сказала:

— А зачем вообще что-то менять? Мне и так неплохо живется.

Действительно, бессмысленно это. Я бы и рад ее склеить обратно, да уж больно мощная мина рванула. Так что пусть лежит, разъятая на сотни неаппетитных кусочков. Менять ничего не станем.

Здесь наглядно продемонстрирован выведенный Колмогоровым и упомянутый мной ранее принцип женской логики: «Если из А следует Б, и Б мне приятно, то либо А истинно, либо из отрицания А все равно следует Б». Итак, изначальной посылкой Оля выбрала тезис: «Кирилл на мои вопросы будет отвечать устно по телефону. Информация, поступившая от него таким путем, не может соответствовать действительности и, следовательно, ложна». Это А. Изданного А следует приятное для Оли Б: «Кирилл — нехороший человек». Ей приятно отвести мне такую роль, потому что в ходе первой части диалога (опущенной здесь в целях экономии) я слишком жестко указывал на ее промахи. В том, чтобы инкриминировать мне неискренность как безусловно порочащую характеристику, Ольга видит свою сатисфакцию. Человека необходимо с упреждением очернить, чтобы в дальнейшем было легче к нему относиться отрицательно. Но при этом! Смотрите внимательно! Если я скажу ей гадость, то это надлежит, вопреки посылке А, воспринять серьезно. В данном случае не важно, что сделано это точно так же по телефону и устно, ибо из отрицания А все равно следует Б. Приятность Б останется неизменной, потому что Кирилл обозвал Олю, и, таким образом, сохранил статус ушлепка. Итак:

Общаюсь корректно — значит, негодяй, так как лгу.

Хамлю — значит, негодяй, так как по определению.

Когда человеку приятно думать про другого плохо, нет никаких шансов выглядеть хорошо. А почему Ольге это приятно, я уточнил выше. Умничал потому что до фига.

Это для меня с моей жалкой нормальной логикой Оля подорвалась на мине. Для нее самой все осталось в полном порядке, если порядком можно назвать сознательное общение с отвратительным человеком. Ну что мешает положить трубку, раз я такая свинота?

Я как-то стоял в прихожей и проходил теоретический курс семейной жизни на примере своего друга. Друг ждал жену. Уже пятнадцать минут свыше ранее оговоренного срока. Мы должны были ее подбросить до парикмахерской, а потом ехать по своим делам.

— Да как же я в таком виду пойду, чудак-человек? — жонглируя косметикой около зеркала, возмущалась супруга. — Как я могу быть ненакрашенной?

— Дорогая, мы с Кирюхой сейчас опоздаем. Плюнь ты на это! Парикмахеру все равно: накрашенная, не накрашенная… Хоть шимпанзе перед ним посади.

Жена развернулась, всплеснула руками и призвала меня в свидетели неслыханного афронта^[31]:

— Не, Кирь, ну ты слышал, а? С шимпанзе меня сравнил!

Ох, мужчины будьте осторожны с метафоричностью! Иногда женщины склонны не видеть в речи ничего, кроме основных элементов «подлежащее-сказуемое». И горе вам, если безобидная фигура, приведенная для сравнения, покажется женщине указателем на ее персональные характеристики. Замучаетесь потом объяснять, что вы имели в виду. Не жену мой друг сравнил с шимпанзе, а всего лишь показал на этом примере степень индифферентности парикмахера к внешнему виду клиента, но было поздно.

Не совсем понятно? Еще пара примеров? Силь ву пле!

Мы пьем пиво в парке у фонтана. День прелестный, погодка ластится, вокруг куча кайфующего аналогичным образом народа. Краем глаза в районе соседней лавки наблюдаю игру в сквош. Ну, вы знаете: сквош — это когда берут в руки ракетку и начинают лупить теннисным мячиком в стену до посинения. На скамейке сидят две половозрелые гусыни, тянут сусло и медленно врастают в кучу ореховой шелухи, которая оседает вокруг них. Кушать изволят… Рядом возникает парень и начинает что-то им говорить. Он сначала стоит, скованно упрятав руки в карманы, потом подбоченивается, потом начинает жестикулировать. Он играет в сквош, где роль мячика выполняют все сказанные им слова, а роль стены играют… нет, это даже не роль, не образ — это и есть сама первозданная стена. Глухая, железобетонная, несущая. На стене наштукатурены косметикой две абсолютно не выразительные физиономии, все функции которых исчерпываются пережевыванием и выплевыванием. Парень наигрался вдоволь, подобрал мячик и откланялся. Пора бы и мне опробовать прочность кирпичной кладки!

Подхожу.

— Что, девчат, познакомиться, небось, хотел? — спрашиваю я и машу головой вслед спортсмену.

— Ага, — отвечает говорящая стена.

— Ну и как? Не убедительно?

— Да ну его, отмороженный какой-то, — пожимает плечами та, к которой парень обращался больше. — Краснеет, мнется, заикается. Чуть в штанишки со страху не напустил, пока кадрился, хи-хи!

— Так это наоборот говорит о том, что он взволнован, что ты ему понравилась, сильно впечатлила.

— Да слабак он — не вижу я что ли? — фыркает гусыня. — Кто так знакомится с женщинами? Женщинам нравятся сильные, смелые мужчины. А не мямли типа этого.