Только его гибкий ум мог сделать из подобного факта столь далеко идущие выводы.

Барадеро было для Гарди не только местом наслаждений. Он оказался в кругу высшей американской знати, среди крупнейших промышленников, государственных деятелей, банкиров. Пребывание в Барадеро под силу только очень богатым людям. И каждый, кто там был, хорошо знал, что все его окружение — это обладатели немалых капиталов. Значит, к этой категории будет причислен и Гарди.

Он понимал, какие крупные связи может завязать, если правильно поставит себя, если не бросится сломя голову во все пороки, которые тянули его с магической, неотвратимой силой.

У Гарди был холодный ум и сильная воля. На пляжах Барадеро увидели молодого красивого человека, вежливого, почтительного, сдержанного, остроумного. Его изысканные манеры выдавали человека воспитанного, бесспорно принадлежащего к высшему свету. За такого он себя и выдавал.

В нем сочетались, казалось бы, противоречивые качества. Юношески непосредственный, искренний, веселый, он не оставлял сомнений в своей деловитости, опытности, солидности. С ним интересно было и молодежи, и людям, умудренным годами и все испытавшим в этом старом мире. Он был находчив, предупредителен, даже услужлив. Но тем с большей силой ощущалось в нем чувство собственного достоинства.

Гарди не стеснялся в деньгах, всегда успевал первым расплатиться за всю компанию, но никогда не бросался ими безрассудно. Он не избегал игорных домов, наводнявших Барадеро, порою даже увлекал туда своих новых многочисленных друзей, но никогда не проявлял азарта, не терял голову.

Естественно, что при таких качествах он вскоре стал желанным гостем в лучших домах Барадеро. Все видели, как стеснялся он своей популярности и при этом, как бы помимо воли Гарди, подчеркивались его лучшие черты, которые, казалось, он стремился не только не выставлять, но прятать.

Такая жизнь давалась Гарди нелегко. Но над ним властвовал его холодный и жестокий рассудок. Эти подлинные хозяева Америки, собравшиеся в Барадеро, могут иметь решающее значение в его жизни. Значит, надо играть. И он играл перед ними. Но ему страстно хотелось жить. Жить в его понимании этого слова: разгульно, широко, безоглядно. И он жил. Он уезжал в Гавану под одобрительные кивки знакомых, восторгавшихся, что такой молодой человек и на отдыхе не забывает о делах — а он очень красочно об этом говорил, — и отыгрывался за все те вечера, когда пил только легкое вино. Он отыгрывался за те долгие часы, когда невинно развлекал стареющих жен влиятельных лиц, оставляя возможность мужьям для более интересных увлечений. Он узнал все публичные дома Гаваны, все виды наркотиков, все самые злачные и темные уголки города.

Он ничем не брезговал. Подняв и положив в свой карман вывалившуюся из кармана пьяного приятеля солидную пачку долларов, он с поразительной искренностью выражал потом соболезнование пострадавшему и проклинал негодяя, позарившегося на чужие деньги.

Попавшись однажды на мелком жульничестве в почти незнакомой компании и получив пощечину, он молча ушел, хотя мог достойно отомстить: поверили бы ему, а не сомнительным типам, с которыми по ошибке связался. Он не сделал этого. Боялся ставить свое доброе имя рядом с этим сбродом и молча снес оскорбление. Он зло отомстил за оскорбление в следующую же ночь.

Эту ночь он провел у жены крупного латифундиста, занятого на своих плантациях. Уходя, Гарди захватил ее кулон стоимостью в десять тысяч долларов. В пять утра, целуя ей руку на пороге спальни, ворковал:

— Я случайно захватил твой кулон, милая, и надеюсь, ты не позовешь полицию, пока не прибрана постель. — Он смотрел на ошеломленную женщину и, сладостно улыбаясь, продолжал: — Я надеюсь, милая, ты и мужу ничего не скажешь…

Ему приятно было видеть перекошенное в ужасе лицо. Ему приятно было сознавать, что это он сделал ее бессильной, заставил хранить тайну о пропаже кулона. Ему приятно было представить себе, как эта женщина будет придумывать какую-нибудь нелепую историю, объясняясь с мужем, но даже под пытками не назовет его имя.

Угар Гаваны он чередовал с добродетельной жизнью в Барадеро. Здесь, на берегу океана, он и познакомился с генералом Арнольдом, который нежился на пляжах перед экспедицией в Южную Корею.

В годы войны с Германией Гарди видел, как наживаются многие на военных операциях. Один удачный поход, и человек обогащался на всю жизнь. Он был уверен, что не растеряется, если попадет в любой завоеванный район. Но его холодный рассудок подсказывал другое. Он категорически отрезал для себя этот путь к деньгам: туда, где надо рисковать жизнью, пусть идут другие. Такое дело не для него. Решив так однажды, он уже больше никогда не думал о военных походах, какие бы заманчивые перспективы ему ни рисовали.

Война на западе окончилась, но Япония еще сопротивлялась, хотя дни ее были сочтены. Генерал Арнольд, человек напыщенный и честолюбивый, готовился к своей миссии, которая начнется после разгрома Японии. Он назначен на пост начальника военной администрации Южной Кореи. В его руках окажется промышленность, транспорт, сельское хозяйство, вся экономика, вся политическая власть.

Был сформирован огромный аппарат военной администрации, состоящий из специалистов всех мыслимых отраслей экономики, культуры, медицины, политики. Был подобран и подготовлен штат инспекторов, ревизоров, советников, экспертов. И только на одну должность он никак не мог подобрать подходящей кандидатуры. Ему предлагали десятки людей, и у каждого он находил какие-то существенные недостатки. И хотя речь шла не об очень важной персоне, но для него она могла играть решающую роль. Речь шла о его личном адъютанте. Ему предлагали кадровых офицеров, исполнительных, дисциплинированных, побывавших на войне. Ему хотелось не этого. Ему хотелось человека, который был бы не столько адъютантом, сколько помощником, его правой рукой, его доверенным лицом.

В Гарди Стоуне Арнольд увидел все, что тому хотелось показать: деловитость, скромность, гибкий ум, находчивость, достоинство. Он боялся, что Гарди, который, как видно, владеет не малыми капиталами, не согласится. Генерал начал издалека. Он еще ничего не предлагал Гарди, а только рассказывал о блестящих перспективах своей экспедиции. Он рисовал сказочные возможности для умных людей, которые попадут с ним в Сеул.

И Гарди понял, чего от него хотят. Он все взвесил. Быть помощником у человека, облеченного неограниченной властью в колониальной стране, где предстоит распределение японских капиталов и трофеев, — да, это та лошадь, на которую надо ставить.

Гарди Стоун получил звание капитана. Перед отъездом из США он развил бурную деятельность и отправился в Сеул во всеоружии.

Невыносимо печет солнце. То хлынет ливень, то снова ясное небо. Влажный раскаленный воздух давит грудь, кружит голову. Одежда липнет к телу. Трудно дышать, трудно двигаться. Такого скопления людей в Сеуле еще не видели. Что происходит в столице?

С фабрик и заводов, с окраин и из близлежащих деревень идет народ. Опустели подвалы и чердаки. По узким, как коридоры, переулкам и тупикам люди стекаются на широкие центральные улицы и площади. Они несут знамена и транспаранты.

Что же это делается в Сеуле? Почему не стреляют в демонстрантов? Почему прячется полиция?

Пало величие империи Ниппон! Плачь, богиня Аматерасу! Корея для тебя потеряна!

Люди идут и идут. Тесно стало на широких магистралях. Остановились трамваи и конка, автомобили и рикши. Им негде проехать. Из тайников извлечены национальные флаги. Они взвились на пагодах и дворцах.

Впереди колонны текстильщиц фабрики Катакура рабочий несет знамя. Рядом идут Мин Сун Ен и Мен Хи. Она несет транспарант:

«Вся власть народным комитетам!»

Мен Хи крепко держит легкий бамбуковый шест. Она проходит мимо здания «Чосон-отеля». Новая волна ликующих возгласов:

— Свобода! Свобода!.. Мансэй! Мансэй! Мансэй!