После совещания Итагаки и Тодзио отправились в генштаб, а спустя еще полчаса Итагаки уже мчался на аэродром. Заранее предупрежденный летчик готовил моторы, чтобы, как только генерал ступит на борт, взвиться в воздух.

Реализация вероломного плана началась. О нем ничего не могли знать в советском посольстве. Странным показался резкий и продолжительный телефонный звонок. Посол и его советники переглянулись. Уже несколько дней, как в посольстве стояла тишина. Ни почты, ни газет, ни радио, ни одного телефонного звонка. За окнами — жандармерия. Ни войти, ни выйти.

Задолго до описанных событий СССР и его союзники пришли к секретному соглашению: если через три месяца после разгрома гитлеровской Германии Япония не откажется от своих агрессивных планов, в войну вступит Советский Союз.

Девятого мая окончилась война в Европе. Девятого августа истекал трехмесячный срок. За день до этого советский посол в Токио получил из Москвы шифрованную телеграмму. Он срочно отправился к министру иностранных дел Японии господину Того Сигенори и вручил ему заявление Советского правительства о том, что, начиная с завтрашнего дня, СССР считает себя в состоянии войны с Японией.

Выполнив свою миссию, посол покинул кабинет министра. С этого часа и прекратилась деятельность советского посольства в Токио. Мир бурлил событиями. Советские дипломаты в Токио находились в неведении и готовились к длительному путешествию через нейтральные страны в Швейцарию, где их должны были обменять на работников японского посольства в Москве.

И вот — звонок по телефону. Трубку поднял секретарь. Мягкий голос сообщил, что министр иностранных дел господин Того Сигенори просит советского посла прибыть в министерство иностранных дел так скоро, как это возможно, для получения чрезвычайного сообщения.

Почти в то же самое время или на полчаса позже японский дипломат в Женеве попросил срочного свидания с представителем министерства иностранных дел Швейцарии. Японец вручил ноту, адресованную Америке, Великобритании, Китаю и СССР, и просил незамедлительно передать ее Соединенным Штатам.

Как только Итагаки вернулся в штаб Квантунской армии, он вызвал к себе подполковника Осанаи Ясукэ. Будто ничего между ними не произошло, генерал сердечно ответил на официальное приветствие и, передавая подполковнику тонкую папку, сказал:

— Здесь документ высшей государственной важности. Он должен быть передан по радио штабу русских войск. Пусть передают его сейчас же по всем волнам. Лично убедитесь, что послание принято русскими, и доложите мне.

Только на радиостанции, когда радисты вызывали русский штаб, подполковник прочитал послание. В нем было сказано:

Генерал Итагаки Сейсиро собрал совещание высшего командного состава штаба Квантунской армии и сообщил план генерального штаба. План был прост и ясен.

— Русские глубоко вклинились в Маньчжурию, — сказал Итагаки. — Клин надо отрезать. Для этого у нас есть силы. В Квантунской армии один миллион солдат. Но вооруженные силы Японии — это пять миллионов! Нам нужна лишь маленькая передышка, чтобы подтянуть резервы. Надо заставить русских хотя бы на несколько дней прекратить огонь. И мы заставим их это сделать.

Генерал начал по карте объяснять план мощного удара во фланги русских, когда в дверях появился подполковник Осанаи Ясукэ. Итагаки вопросительно посмотрел на него.

— Передано штабам всех трех русских фронтов! — доложил подполковник.

Капитан Гарди Стоун денег не жалел. Он любил жить красиво. Он не понимал жадных людей, которые вкладывали все свои капиталы в ценные бумаги или предприятия, порою отказывая себе в самых элементарных удовольствиях.

Еще находясь дома, во Флориде, еще не будучи капитаном, Стоун смотрел на жизнь широко. Захватить в самолет автомобиль последней модели, слетать менее чем за полчаса на Кубу, провести там недельки две-три на пляжах и в игорных домах Барадеро — что может быть проще и приятней!

На десятки километров тянутся американские пляжи вдоль Карибского моря. Они начинаются у Санта-Марии, в семнадцати километрах от Гаваны, и вдоль них идут фешенебельные рестораны и казино, утопающие в тропической зелени, владения Батисты и летние резиденции богатейших людей Америки, построенные в сверхсовременном стиле, соединяющем в себе блеск и комфорт Соединенных Штатов с первозданной природой острова.

Пляжи тянутся до самого замка Дюпонов, сооруженного на скале, единственного здания, где вместо легкости модернизма, тяжелые, монументальные глыбы, и все оно символизирует устойчивость и силу владельцев, их власть на Кубе, вечную, как черное дерево, которым оно облицовано.

И весь многокилометровый берег, почти безлюдный и пустынный днем, оживает к двенадцати часам ночи, чтобы вновь затихнуть к девяти утра.

И когда ты уже всем пресыщен, и все испытал, и испробовал, и вкусил все сладости жизни, и бесцельно бредешь на рассвете по Барадеро, не зная, чего еще тебе хочется, натыкаешься вдруг на сверкающую, как молния, надпись: «Страсть креолки», и тебя манят огненные слова на фасаде этого лучшего уголка Барадеро. И в надежде на еще не изведанные наслаждения ты устремляешься туда.

Все это испытал Гарди.

Нет в мире более сильных страстей, чем здесь. Нигде не умеют так организовать страсть, как здесь. Даже Монте-Карло не сравнится с игорными домами Гаваны. Так разве можно на это жалеть деньги! И не будь одного неприятного обстоятельства, Гарди Стоун проводил бы там по нескольку месяцев в году. Уж во всяком случае не пропускал бы курортный сезон, когда съезжаются в Барадеро миллионеры и миллиардеры Америки. Он, не задумываясь, тратил бы любые деньги, как уже делал это, и не жалел бы их. Но все осложнялось тем, что денег у него не было. Это обстоятельство, это единственное обстоятельство и мешало ему вести тот образ жизни, для которого он был создан. Но слишком хорошо знал он Барадеро и столь фантастически красивые ночи проводил там, чтобы забыть о них или не стремиться к ним.

Гарди Стоун был человеком энергичным и проницательным. Еще в последнем классе колледжа он понял, что для хорошей жизни образование не обязательно. Перед ним были десятки ничем не выдающихся парней, которые учиться не желали, но по наследству становились обладателями больших капиталов. И наоборот, он видел множество ученых чудаков — инженеров, учителей, врачей, не умевших найти себе применение. Значит, дело не в образовании. Дело в том, чтобы иметь деньги. И как только он окончательно утвердился в этой своей мысли, бросил колледж.

Его отец, имевший магазин ошейников и попон для собак, был, очевидно, человеком недалеким, так как не понял и не оценил прозорливого шага единственного сына. Даже напротив, этот шаг Гарди привел его в смятение. В своих тайных помыслах он лелеял надежду, что Гарди станет ветеринарным врачом, и тогда можно будет значительно расширить торговое дело. Посещая больных собак, Гарди сможет действовать и как торговый агент, сбывая заодно ошейники, поводки и попоны. Это было бы очень легко делать. Врач всегда имеет возможность сказать, что, например, конституции этой собачки противопоказана попона, которую она носит, и что он любезно готов прислать ту единственную, которая немедленно поставит на ноги бедное животное. С тем же успехом можно забраковать ошейник или поводок. Если учесть, что врачей к собакам вызывают не только тогда, когда они заболевают, а главным образом, когда так кажется хозяину или особенно хозяйке из-за скучных собачьих глаз, то и авторитет врача будет расти.