Мен Хи смотрит на широко раскрытые железные ворота и видит транспарант, прибитый над аркой:

«Вся власть Народным комитетам!»

Пан Чак и Мен Хи входят в королевский парк.

Во дворце заседают представители народа, взявшего власть в свои руки. А в парке тысячи людей. Они гуляют по отшлифованным плитам голубого мрамора, по песчаным дорожкам, стоят у перил ажурных мостиков. В павильонах и беседках, на берегах искусственных прудов, на балконах пагод — всюду толпы людей.

Древние челны и перламутровые джонки скользят по воде.

Пан Чак и Мен Хи спускаются к озеру. Похожий на веранду плот с высокими перилами, с резной крышей, украшенной фигурками зверей, заполнен людьми.

— Подождите, и мы сядем! — кричит Пан Чак, и веселый юноша, уже готовый оттолкнуться, цепляется за пристань белым лакированным багром.

— Нет, нет, тебе нельзя! — удерживает его Мен Хи, хотя самой ей очень хочется покататься в этой сказочной джонке.

Они возвращаются к машине. Пан Чаку трудно идти, и он слегка опирается о плечо Мен Хи.

— Можешь сильнее опираться, Пан Чак, мне совсем не тяжело, — говорит она, заглядывая ему в глаза.

За воротами дворцовой ограды они остановились. Стемнело. Окруженный горами, перед ними весь в огнях сверкал Сеул. Древний Сеул, исстрадавшийся, окровавленный, получивший свободу.

Они долго стояли молча, любуясь городом.

Да, у Мен Хи будет счастья — полные рукава, у нее будет радости — полные рукава. И маленький домик с цветущей вишней за окном, и сыновье тепло на спине…

По деревне разнесся слух, будто землю Ли Ду Хана будут раздавать крестьянам. Откуда пришла такая весть, никто не знал, да, может, она и не приходила совсем, а просто люди думали о земле, им хотелось получить землю, и, когда кто-то высказал свои думы, каждому могло показаться, будто он уже про это слышал. Слух о земле всполошил всех, и даже с гор спускались хваденмины, до которых, должно быть, тоже дошла молва.

Пак-неудачник не поверил слухам. Но сидеть спокойно в своей хижине все же не мог: ведь японцев-то прогнали — это известно точно. Всей деревней ходили на сопку и смотрели, как русские солдаты вели пленных японцев. Казалось, колоннам пленных не будет конца. И каждый вечер люди собирались возле какого-нибудь дома, чтобы еще раз послушать или рассказать о том, что ни японской полиции, ни сборщика налогов больше не будет, и говорили только об этом и о земле.

Сегодня мужчины решили послать кого-нибудь в город точно все разузнать. И тут кто-то заметил, что с горы к ним спускается всадник в военной одежде. Когда всадник подъехал совсем близко, Пак вдруг бросился ему навстречу и закричал что-то такое, чего никто не мог разобрать. Можно было подумать, будто он сошел с ума. А когда человек спрыгнул с лошади, батрак Кан Сын Ки тоже закричал:

— Что же вы стоите, разве вы не видите, что это Сен Чель, старший сын Пака-неудачника.

И все увидели, что это действительно Сен Чель — старший сын Пака Собана. Соседи шептались о том, что, должно быть, Сен Чель — теперь большой начальник, а ведь он только сын Пака-неудачника и родился в их деревне.

Но Сен-Чель почувствовал неловкость оттого, что отец при людях ведет себя, как дитя, и готов расплакаться. А приехал он не в гости к отцу — сейчас не до того! Он приехал сюда с мандатом Коммунистической партии Кореи и Временного Народного комитета по важным государственным делам. Такие мандаты выдали ответственным людям и послали по деревням разъяснять новую обстановку и создавать местные Народные комитеты. А тут не к месту расстроился отец и никак не может успокоиться. Обеими руками гладит одежду сына, смотрит на него и без конца спрашивает:

— Это ты приехал, Сен Чель? Ты приехал совсем, Сен Чель?

— Подожди, отец, — старался образумить старика Сен Чель, — надо сначала заняться делами, а потом, если останется время, мы поговорим. — И, обратившись ко всем, добавил: — Я прибыл по поручению Временного Народного комитета, мне еще надо сегодня в соседнюю деревню поспеть, поэтому быстрее созывайте народ, и будем решать важные дела.

— Все уже собрались, Сен Чель, — сказал Кан Сын Ки, — говори, если у тебя хорошие вести.

— Не может быть, чтобы все собрались, — недоверчиво покачал головой Сен Чель.

— Деревня теперь маленькая, — сразу заговорили несколько человек, — звать больше некого.

— Да, да, Сен Чель, — подтвердил Пак таким тоном, чтобы все почувствовали, что это его сын, — можешь начинать говорить, весь народ собрался.

— А разве в вашей деревне живут только мужчины? — с любопытством спросил Сен Чель. — Или вы думаете, женщинам не интересно послушать, о чем будет говорить представитель Народного комитета? Вон они уже из всех дворов выглядывают, — показал он рукой.

Все удивленно смотрели на старшего сына Пака-неудачника и слушали его странные слова.

— Пока еще женщин здесь нет, — продолжал Сен Чель, — я скажу вам вот что: теперь начинается новая жизнь. Про это я и буду сегодня говорить. Но в новой жизни женщины тоже должны иметь права, потому что они такие же люди, как мы, и работают даже больше нас. Значит, зовите их сюда, и пусть они слушают. А когда будем принимать решение, мы спросим, что думают женщины. И если они станут смотреть на вас, боясь говорить, скажите им, что теперь каждый может говорить все, что хочет, и для этого не требуется разрешения мужа или старшего сына.

Никто не стал спорить с Сен Челем, хотя такого еще не было, чтобы женщины вмешивались в дела мужчин, да еще говорили, что им вздумается. Все поспешили за женами, потому что хотели поскорее узнать, что же будет с землей.

Пак Собан тоже торопился в свою хижину. Подумать только, вернулся Сен Чель и так разговаривает! И одежда на нем такая, какую, наверно, носят начальники. Это просто неслыханно, что делается.

Еще за несколько дней до прихода русских помещик Ли Ду Хан начал вдруг продавать свое добро, да по дешевке, только бы скорей продать. В ход пошло все — и инвентарь, и скот, и зерно. Он больше времени проводил в Пучене, чем в своем новом поместье, которое отстроил лучше прежнего. Сюда приезжал только на несколько часов с покупателями и сразу же возвращался в Пучен. Потом все дороги наводнили японские войска, и шли они без конца, так что на улицу и носа нельзя было высунуть. А спустя несколько дней японцев, уже безоружных, гнали обратно советские солдаты.

Вот чем все это кончилось. И Ли Ду Хан перестал ездить в Пучен. Наверно, он тоже прослышал, что его землю будут раздавать крестьянам. Сейчас все будет известно. Сен Чель обо всем расскажет.

Пак доволен. Да, он вырастил такого сына, который стал начальником и сможет все хорошо объяснить. Надо скорее позвать Апанню, пусть она порадуется и тоже послушает. А то потом ей все придется пересказывать.

В хижине Алании не оказалось. Где это она в такое время бродит? Но искать ее он не пойдет. Пак снова поспешил туда, где собрались люди. Он не может, как мальчишка, бегать за ней!.. Да вот она, оказывается, сама прибежала! Но женщина остается женщиной. Не может хоть при людях сдержать свою радость и вытереть слезы.

Пак Собан едва поспел к началу. Все окружили Сен Челя, и он уже хотел говорить, но старый Дзюн сказал, чтобы Сен Чель поднялся на телегу, тогда все его будут хорошо видеть и слышать. Это был самый старый и самый мудрый в деревне человек, и хотя Сен Чель заявил, что является представителем власти, но не подчиниться Дзюну не мог.

— Земляки! — начал Сен Чель, взобравшись на телегу. — Вы знаете, что немецкие фашисты и самураи хотели уничтожить первое в мире государство рабочих и крестьян. Но русские рабочие и крестьяне, все народы Советского Союза как один поднялись на смертельного врага. Они разгромили фашистов на своей земле, освободили от гнета народы многих стран и вот пришли к нам. Они пришли, как старшие братья, чтобы вызволить из неволи наш многострадальный народ…

Все, что говорил Сен Чель, крестьяне уже слышали, но никто точно не знал, правда это или только слух. Теперь все стояли не шевелясь, чтобы не пропустить ни одного слова, и недовольно оборачивались, если кто-нибудь кашлял. И хотя говорил Сен Чель, который всего только сын Пака-неудачника, но ведь он является представителем власти, а время теперь такое, что, может, и в самом деле другая власть будет.