— И ты, конечно же, ни коим образом не хочешь насолить Калебу?

— Возможно немного, но почему Калеб должен возражать, ведь это только на благо тебе?

Глаза Прата были такими невинно правдивыми, что я тут же поняла, что что-то в его словах было ложью. Но только вот что. Мне просто не хотелось лезть в его сознание и выкапывать желанную информацию, из его мыслей и старых воспоминаний, которые мне вряд ли понравятся.

— Скажем так — я почти тебе поверила.

— Хоть что-то! — философски скривился Прат, но его лицо даже на миг не заставило меня поверить, что он огорчен. Почему-то я понимала, что следую какому-то плану Прата.

— Но почему ты так настаиваешь?

— Я бы хотел тебя тренировать. К тому же у меня тоже есть одна особенность, которая может помочь.

Я смотрела на Прата, и все еще старалась понять, где ложь, а где правда, и, в конце концов, полностью запуталась.

— Почему ты думаешь, что я захочу тренироваться с тобой, а не с Калебом? — я даже улыбнулась при этом. А действительно, почему я сразу же об этом не подумала? Ведь я вполне могла рассчитывать на него в этом.

— Увидишь в конечном итоге, Калеб и сам согласиться, что это делать лучше мне, чем ему, — мрачноватая улыбочка Прата заставила меня сомневаться в его намерениях.

— Что ты задумал? — требовательно заговорила я. Меня ужасно напугала эта улыбка.

Прат уверенно посмотрел мне в глаза, и пока что там я не видела и тени лукавства.

— Ничего. Просто я немного больше него знаю о таком понятии как чей-то сложный талант.

— И о чьем же таланте ты так много знаешь?

— Терцо, Самюель — они тренировались на мне. Моя особенность в том, что я со временем могу научиться сопротивляться любому таланту. Просто теряю восприимчивость к нему, иногда полностью, иногда влияние на меня остается. Но это очень полезная штука.

— Могу себе представить, — пробормотала я.

Я отвернулась к городу, кутаясь в плед, и думая о том, как от простого разговора мы перешли к тому, что Прат почти вырвал из меня согласие тренироваться, да еще и с ним? Мне становилось страшно. Я боялась всего того, что открывало передо мной мое сознание, и особенно я боялась, что оно открывало мне двери всех чужих сознаний. Я была вором с универсальной отмычкой, но пока что вором с совестью — потому что мне хватало такта уйти вовремя и не застать в чужих сознаниях чего-нибудь такого, что владельцы сознаний не хотели бы открывать другим. Может Прат и прав, что я смотрю на свой дар, со стороны Калеба, но он не был прав в том, что я сама в это не верю. Я верила в то, что каждый имел право на скрытность, но все же я должна была научиться управлять собой, потому что как оказалось эта моя способность больно била и по мне. История с Сани Стюарт многому меня научила — кошмары, и постоянные пробежки, чтобы преодолеть их, вот мои спутники в последнее время.

— Думаю, мы обсудим это вечером со всеми. Но сначала я хочу поговорить с Калебом сама.

— Я не против.

Я обернулась на его слова, но Прат уже почти исчез из виду.

Я сама не могла понять, почему для меня было так сложно поговорить об этом с Калебом. Я чувствовала, что ему это не понравиться, но откуда взялось это чувство? Что-то сказанное Пратом, настораживало меня и заставляло бояться реакции Калеба.

Вырулив с просеки, я ехала к дому Калеба, подозревая, что уж теперь он точно должен был быть дома. От нервов я ела купленные в мини-маркете батончики и запивала их соком, но все это казалось мне почти травой на вкус.

Новый джип, такой же темно-синий, как и его предшественник, стоял около дома и блестел в туманном свете маленькими бисеринками росы. Я вбежала в дом, и так уже догадываясь, где может быть Калеб — в доме играла едва различимая музыка, которую Прат назвал бы депрессивной, и больше никаких звуков — Калеб рисовал.

Я толкнула тихо дверь в мастерскую, зная, что он этого, скорее всего не заметит, когда он рисовал то почти входил в транс, и даже мое присутствие не могло его оживить, пока все его вдохновение не выйдет, или же пока, он случайно не оторвется от работы.

Он сидел перед готовой работой с закрытыми глазами, почти не дыша и не двигаясь. Именно его неподвижность всегда привлекала меня посмотреть, как он работает, словно он сидел за мольбертом несколько веков, выжидая подходящего момента сбросить с себя сон. Но я зашевелилась и его глаза моментально открылись, и тело его ожило, в привычных для меня человеческих движениях, но не настолько человеческих, чтобы лишить его определенной грации.

— Ты давно здесь? — Калеб — спящая статуя снова превратился в моего Калеба, с медленной сонной улыбкой, серебристо-серыми глазами и волосами, которых всегда хотелось коснуться, особенно когда они прибывали в относительном порядке.

— Только пришла.

Я медленно двинулась к нему, стараясь смотреть на картину, а не на него самого, потому что боялась взглядом выдать свое волнение, теперь вызванное не только его близостью, но и непонятным чувством вины. Пока я не смотрела на него, Калеб неожиданно оказался рядом и с легким смешком повалил меня на пол. Я упала сверху на него, и мы так и замерли на полу. Как это было чудесно — впервые за целый день оказаться рядом с ним. Меня мог понять лишь человек, который провел день в горячей пустыне и неожиданно обрел долгожданный оазис.

Немыслимо нежно притянув мою голову, Калеб поцеловал меня. Сначала легко, а потом тяжелее и слаще. Я могла бы так лежать целый день, но тяжелое чувство, что я должна сказать Калебу о разговоре с Пратом, давило на меня и все мои чувства. Не сразу, но Калеб отметил это.

— В чем дело? Почему ты такая отчужденная? Потому что я не взял тебя с собой в Лутон, когда ездил за машиной?

Я посмотрела в его идеальные глаза, и очень захотела, чтобы его слова были правдой, но это было не так. Я чувствовала себя почему-то предательницей.

— Нет. Давай еще просто полежим.

Калеб промолчал, и просто притянул мою голову к своей груди, но когда он взял мою ладонь в свою руку, я подскочила на месте, как ошпаренная, и внезапно в комнате повисла тишина. Прат снова это сделал, он снова заставил меня сомневаться в Калебе. Калеб просто взял меня за руку, а я тут же решила, что он хочет прочитать мои воспоминания, чтобы понять, в чем со мной дело.

У Калеба был такой вид, словно я его ударила. Наверное, лучше бы он ударил меня.

— Я его убью, — тихо угрожающе прошептал Калеб, но и не двинулся с места, а просто откинулся на спину. — Что он тебе наговорил? Что я опасен? Что я с кем-то встречаюсь? Что?

Мне даже и не стоило переспрашивать о ком он говорил. После того как в нашей жизни появился Прат, он был почти единственной причиной по которой мы ссорились, почти единственной, если не считать самой меня.

Я не стала отвечать, а приблизившись, протянула руку, чтобы он сам мог все увидеть.

Он нахмурился, смотря на руку, и не торопился принимать ее.

— Ну, уже одно я знаю точно — он сказал тебе, что я пользуюсь своим талантом игнорируя твое право на скрытность. Мне даже страшно посмотреть, что было еще.

Я мучительно долго ждала, когда же Калеб возьмет мою руку, я кусала изнутри щеку чтобы не закричать, и в то же время проклинала себя, что вновь поверила Прату. Если меня и этот раз ничему не научит, я уже никогда не смогу вернуть доверие Калеба.

Но я и тут недооценивала Калеба, он с тяжелым вздохом рванул меня резко на себя, и я свалилась на него, почти так же как и пятнадцать минут назад, и было в его отяжелевших руках теперь еще больше любви как раньше. Я попыталась неловко приподнять голову и от этого наши глаза встретились. Не знаю, как мне удалось сдержать слезы, но я смогла это сделать. Несколько грубо Калеб схватил мое лицо в свои ладони. Его пальцы касались моей кожи и доставали мочек ушей. Он нежно проводил пальцами по щекам, а лицо все приближалось, при этом он все еще смотрел на меня. Он читал те воспоминания, которые я уже и сама хотела ему показать, а я задыхалась от теплых чувств, держащих меня так близко к нему. Мысль о том, что однажды может прийти время, когда Калеб перестанет мне доверять, больно ужалила. А как же должен был чувствовать себя Калеб — ведь от меня в этом году он постоянно ощущал недоверие. Как же часто я делала ему больно!