Т. Л.

31.01.45.

А нескладная моя судьба мечется и развевается, как тряпка на ветру — и холодно, и неуютно ей на ветру-то развеваться. Странная и чудная у меня жизнь и все-таки, я знаю, многие могли бы ей позавидовать. И хоть она, эта самая жизнь, и корчит мне гримасы и разные страшные рожи, я все-таки люблю ее. Если вы не будете мне часто писать — я подумаю, что вы нехороший друг и нехороший человек. Не забывайте меня.

Все-таки я как-нибудь доберусь до вас и крепко вас выругаю (помните, я обещала). Очень уж вы неправильно живете, просто, знаете, даже смотреть тяжело, как вы себя коверкаете. В этом отношении вы превзошли даже меня. Но вы не отчаивайтесь, все это временно, все образуется.

Что же вам написать еще? Надо сказать, что мне немного трудновато сейчас жить во всех отношениях (и быт, и работа, и все другое), но я стараюсь не падать духом и бодрюсь, и глубоко верю, что «минует печальное время» и все будет хорошо в жизни. Нужно только иметь выдержку и желания, обидно только, что жизнь так быстро идет вперед. И оглянуться не успеешь, как она и пройдет, а я человек медленных темпов — все больше люблю размышлять, да мечтать, да стихи читать, да музыку слушать (кстати, о музыке — на днях Кабалевский очень правильно сказал мне, что музыка может менять не только настроение, но и характер. Это так и есть).

Вот еще плохо, что я немного (даже, пожалуй, много) запускаю работу. Заедает меня трудный быт и друзья, и знакомые, которые без телефона ведут себя куда как активнее (в смысле посещения моего дома), чем с телефоном. Но в этом тоже есть своя прелесть. Ведь приятно, что люди тебя не забывают, что в мороз и снег бредут к тебе, что они в тебе нуждаются. Сама я чувствую себя глубоко усталой и стараюсь поменьше покидать дом.

Как вы живете? От души желаю вам жизни радостной и спокойной. И еще желаю, никогда не говорить мне неправды (даже в «уме»). Чем больше я живу на свете, тем больше убеждаюсь, что единственно ценное на свете это дружба и вообще человеческие полные и правдивые отношения. И портить это — значит себя обкрадывать, т. е. поступать плохо и глупо. Если вас и за это время еще никто не гладил по головке, то я вас с удовольствием поглажу в конце письма. Будьте здоровы и веселы.

Ваша Т. Л. 22.02.45.

Все хорошо и жизнь прелестна. И я работаю с упоением. А за окном пляшет снег, и каждая снежинка величиной с помпон на детской шапочке. И батареи теплые, и я хочу быть счастливой. И не может быть, чтобы было иначе — потому что, во-первых, я этого хочу, во-вторых, «на ловца и зверь бежит». Очень печально, что я не могу делиться с вами этим чудным душевным состоянием.

Очень приятно, что такой веселый снег за окном… Очень приятно помогать людям. И приятно, что есть друзья, которые мне помогли, когда мне было худо. И приятно, что будет день рождения. И приятно, что впереди еще несколько неизвестных и таинственных лет жизни. И приятно рисовать. Приятно было вчера проехать в машине в «Останкино», где все соединилось вместе — и снег, и зеленая трава, и небо, и старый дом, и парк, и даже астры под снегом, и покой, и тишина, и галки на полуоблетевших деревьях, и дымок от паровоза на горизонте. Приятно сознавать, что возить тебя гулять по первому снегу доставляет кому-то радость. Все, все приятно. И слава Богу, что это так Слава Богу, что «жив курилка».

Ваша Т. Л.

18.10. Москва.

Лёня, милый, нельзя так долго молчать. Настанет день, когда вы захотите сказать что-то, но язык у вас уже откажется ворочаться, и вы будете как глухонемой. И никто вас не поймет. Умоляю вас — поставьте себе в комнате печку и пишите ваши сочинения в тепле. Ладно? Желаю вам всего самого, самого лучшего и радостного.

Т.

Я пишу вам лежа в кровати, и поэтому письмо, наверное, будет выглядеть очень неаккуратно. Заранее прошу простить меня…

Лёня, я написала вам 18-го числа очень эгоистическое письмо, и мне стыдно за него. Нельзя писать такие письма. Пожалуйста, простите меня. Вообще, наверное, и чувствовать себя так нельзя, когда кругом столько неполадок и горестей. Понимаете, что получается, милый мой дружок? Получается, что я могу чувствовать себя счастливой (мне ведь так немного нужно), но этого счастья хватает только на меня одну. А моя жизнь связана с несколькими очень дорогими для меня людьми, и на них моего крохотного счастья уже не хватает, и я не могу сделать их счастливыми и, следовательно, и сама не имею права быть такой. Мне жалко людей, жалко, а помочь почти нечем. Очень обидно и очень тяжело, просто иногда сердце от жалости чуть не разрывается.

Это правда, что мы все нищие. И вас мне тоже жалко. Вы какой-то замученный, перекрученный. А я вас очень люблю.

Я тут думала как-то, что это закономерно, что половина ваших и моих (я зря вас ругаю за это) друзей принадлежит к той разновидности людского рода, которую надо прятать в шкаф. Потому что мы (вы и я) очень самолюбивы и не умеем, вернее, не смеем из-за своего самолюбия нагружать своей судьбой друзей (я вот, например, даже мужа и брата никогда не могла нагружать своей жизнью — не то что друзей). А между тем очень хочется иногда разделить свои тяжести и получить от этого облегчение. Ведь даже существуют такие выражения на свете, например, — я хочу разделить ваше горе, я хочу разделить с вами вашу жизнь, или — поделитесь со мной вашей радостью и т. д.

Ну вот, а жители шкафов очень активны и значительно бесцеремоннее всех других друзей, и они сами ввязываются в нашу судьбу (без особых приглашений), иногда из любопытства, иногда из природной активности, а иногда и из добрых чувств. А мы, хоть и ворчим, но все-таки получаем от них небольшое облегчение. Правда ведь?

Был у меня мой брат и 3 часа доказывал мне (в абсолютно трезвом виде), что я дама очень прелестная, но дура — потому что окружаю себя людьми, которые меня не могут ни понять, ни оценить. Очень попало от него некоторым моим друзьям. Ну, в общем, договорились до того, что он жить без меня не может и что все в жизни проходит, а я остаюсь и что цену мне знает только он один, да еще двое его друзей, на которых я — дура — и глядеть не хочу.

Все это глупости, конечно, но человека жалко, потому что до какого одиночества нужно дойти, чтобы объясняться в любви собственной сестре…

Между прочим, одной из главных добродетелей выдвигалась моя повышенная впечатлительность, разность и частая смена этих впечатлений и т. д. (с тобой, дескать, никогда не бывает скучно, а все бабы скучные). Другими словами, неустойчивость психики, так ведь?

И вспомнился мне тут один разговор с вами, когда вы мне сказали: «странная вы женщина — сегодня говорите одно, а завтра с такой же силой убеждения — другое». И в словах ваших сквозил укор и даже обвинение. Может быть, братишка и прав, что заступился за меня? Может это действительно простая впечатлительность, ведь с основных-то устоев меня сдвинуть очень трудно. А вам как кажется?

Я часто думаю, что женщины сейчас очень многое растеряли, но, когда взглянешь на ваш пол, то совсем грустно становится. Я заметила, что 3/4 мужей моих подруг и знакомых ведут себя не как мужчины, а как бабы. Неужели совсем атрофировались такие качества, как мужское достоинство, чувство ответственности за судьбу женщины, чувство ответственности за свои поступки?

А если кто-нибудь из них и сделает что-нибудь ответственное, то сразу испугается, притихнет и замолчит, и сидит тихонько, как мышка, и ждет, как поведет себя женщина. А, по-моему, для мужчины это унизительно. А, между прочим, — я вас уверяю — что 3/4 мужчин ведут себя именно так.

(Но вы ведь, Лёня, никогда не будете так поступать в вашей жизни? Правда ведь? Обещайте мне — потому что мне очень хочется думать о вас хорошо.) Или — может быть, это болезнь поколения? Потому что жизнь меня столкнула с людьми другого, более старшего поколения — и я вижу, что эти люди ведут себя в жизни и в отношениях совсем иначе. Тогда надо учиться у них и брать с них пример. Правда? Очень много у более моложавого поколения расхлябанности, безответственности, неврастении и трусости и очень мало ясных стремлений к цели и мужественности. Но любим мы все равно людей своего поколения — за исключением небольших отклонений от норм.