У меня Виктор Александрович*. Погода чудесная. Будьте здоровы и благополучны. Крепко жму руку.
Ваш А. Чехов.
16 авг.
На обороте:
Москва. Его высокоблагородию Василию Михайловичу Соболевскому.
Поварская, д. Гирш.
Семенковичу В. Н., 16 августа 1898*
2379. В. Н. СЕМЕНКОВИЧУ
16 августа 1898 г. Мелихово.
16 авг.
Многоуважаемый Владимир Николаевич, если попадёте сегодня в Москву, то благоволите опустить эти письма* в почтовый ящик на станции или в Москве — с расчетом, чтобы они пошли сегодня же. Если же Вы поедете не сегодня утром, то письма возвратите подательнице сего.
Желаю Вам всего хорошего.
Ваш А. Чехов.
Сергеенко П. А., 23 августа 1898*
2380. П. А. СЕРГЕЕНКО
23 августа 1898 г. Мелихово.
Милый Петр Алексеевич, 28 августа я не поеду с тобой*, так как по вечерам и ночам мне возбраняется ездить. К тому же уже началась сырая осенняя погода.
Григорович проживает где-то возле Вены* в имении своей жены. Точный адрес его мне неизвестен.
Будь здоров и благополучен.
Твой А. Чехов.
23 авг.
На обороте:
Ст. Луховицы, Моск. — Каз. ж. д.
Его высокоблагородию Петру Алексеевичу Сергеенко.
Соболевскому В. М., 23 августа 1898*
2381. В. М. СОБОЛЕВСКОМУ
23 августа 1898 г. Мелихово.
Дорогой Василий Михайлович, я писал в Клин Варваре Алексеевне* насчет врача Артемьева и ответа не получил, между тем 8 дней назад я телеграфировал Артемьеву*, и он нетерпеливо ждет дальнейших распоряжений и, пребывая в неизвестности, шлет письма и телеграммы*. Будьте добры, напишите или телеграфируйте Варваре Алексеевне, чтобы она поскорее сообщила мне, получила ли она мое письмо и куда должен ехать Артемьев*. Не получая от нее ответа, я решил, что ее нет в Клину, и теперь не пишу ей, потому что не знаю ее адреса. Итак, буду ждать ответа и пока крепко жму Вам руку. У меня гостит Меньшиков, приехавший ко мне от Толстого. Рассказывает много интересного*. В начале сентября уеду на юг.
Ваш А. Чехов.
23 авг.
На обороте:
Москва. Его высокоблагородию Василию Михайловичу Соболевскому.
Поварская, д. Гирш.
Суворину А. С., 24 августа 1898*
2382. А. С. СУВОРИНУ
24 августа 1898 г. Мелихово.
24 авг.
Сытин покупал мои юморист<ические> рассказы* не за три, а за пять тысяч. Соблазн был велик, но я всё-таки не решился продать; душа моя не лежит к книжке с новым названием. Выпускать каждый год книжки и давать им всё новые названия — это так надоело и так беспорядочно. Что бы ни говорил Ф. И. Колесов, рано или поздно придется издавать рассказы томиками и называть их просто так: первый, второй, третий… т. е., другими словами, издавать собрание сочинений*. Это вывело бы меня из затруднения, это советует мне Толстой*. Юморист<ические> рассказы, которые я теперь собрал, составили бы первый том. И вот если Вы ничего не имеете против этого, то глубокой осенью и зимой, когда мне нечего будет делать, я занялся бы редакцией своих будущих томов. В пользу моего намерения говорит и то соображение, что пусть лучше проредактирую и издам я сам, а не мои наследники*. Новые томики не помешают непроданным старым, так как последние измором разойдутся на железных дорогах, где, впрочем, почему-то упорно не хотят торговать моими книгами. Когда в последний раз я ехал по Николаевской дороге, то не видал в шкафах моих книг.
Я строю еще новую школу*, по счету третью. Мои школы считаются образцовыми — говорю это, чтобы Вы не подумали, что Ваши 200 р.* я истратил на какую-нибудь чепуху. 28 авг<уста> я не буду у Толстого*, во-первых, оттого, что холодно и сыро ехать к нему, и во-вторых — зачем ехать? Жизнь Толстого есть сплошной юбилей, и нет резона выделять какой-нибудь один день; в-третьих, был у меня Меньшиков, приехавший прямо из Ясной Поляны, и говорил, что Л. Н. морщится и крякает при одной мысли, что к нему могут приехать 28 авг<уста> поздравители; и в-четвертых, я не поеду в Я<сную> П<оляну>, потому что там будет Сергеенко. С Серг<еенко> я учился вместе в гимназии; это был комик, весельчак, остряк, но как только он вообразил себя великим писателем и другом Толстого* (которого, кстати сказать, он страшно утомляет), то стал нуднейшим в мире человеком. Я боюсь его, это погребальные дроги, поставленные вертикально.
Меньшиков говорил, что Толстой и его семья очень приглашали меня в Я<сную> П<оляну> и что они обидятся, если я не поеду. («Только, пожалуйста, не 28-го», добавлял Меньшиков.) Но, повторяю, стало сыро и очень холодно, и я опять стал кашлять. Говорят, что я очень поправился, и в то же время опять гонят меня из дому. Придется уехать на юг; я тороплюсь, кое-что делаю, хочу кое-что успеть до отъезда — и подумать тут некогда об Ясной Поляне, хотя и следовало бы поехать туда дня на два. И хочется поехать.
Мой маршрут: сначала Крым и Сочи, потом, когда в России станет холодно, поеду за границу. Мне хочется только в Париж, а теплые края не улыбаются мне вовсе. Этой поездки я боюсь, как ссылки.
Получил из Москвы от Вл. Немировича-Данченко письмо. У него кипит дело*. Было уже чуть ли не сто репетиций, и актерам читаются лекции.
Если мы решим издавать томиками, то надо будет повидаться до отъезда и поговорить, и кстати царапнуть в конторе денег.
Где теперь А. П. Коломнин? Если он в Петербурге, то будьте добры, скажите ему, чтобы он поскорее прислал мне обещанные фотографии*.
Будьте здоровы и благополучны, желаю всего хорошего.
