С новым годом, с новым счастьем!
Cher maître.
98. 1, I — вечер.
На конверте:
Москва. Елене Михайловне Юст.
Пречистенка, д. Борщовой, кв. 3 (Шавровых). Moscou. Russie.
Коновицеру Е. З., 2 (14) января 1898*
2214. Е. З. КОНОВИЦЕРУ
2 (14) января 1898 г. Ницца.
Дорогой Ефим Зиновьевич, Вы пишете о «Курьере», о рассказах*, но ни слова о том, как Вы поживаете, как Ваше здоровье (одышка и большой живот) и весело ли Вам в эту зиму. Что у Вас нового?
«Курьер» я получаю и читаю с удовольствием. Я догадывался, в чем дело, и мысленно благодарил Вас и собирался писать Вам и не написал только потому, что не знал Вашего адреса. Газета хорошая; прошу высылать мне ее и после Нового года.
Видите, я всё хожу вокруг и около и не знаю, что ответить Вам насчет рассказов. Те рассказы, которые были напечатаны в «Русских ведомостях», написались случайно, без заранее обдуманного намерения. Здесь в Ницце, где нет своего стола и где так мешают работать (то хорошая погода, то скучные люди), нельзя работать, как дома и как хочется, и нельзя во всяком случае давать никаких обещаний — ибо всё равно их не исполнишь. Я обещал Соболевскому давать каждый месяц по рассказу — и едва ли дам еще что-нибудь раньше лета*. Лень одолела, думаю об Алжире, а тут еще, как Дамоклов меч, висит обязательство (у меня на лбу выступил холодный пот), которое давит меня, обязательство, во что бы то ни стало, дать в начале этого года одну повесть в «Русскую мысль», другую в «Cosmopolis»*…
Впрочем, поговорим о сем на свободе летом. Надеюсь, что в этом году Вы будете жить в Васькине. То, что Вы прошлым летом не жили в Васькине, я считаю положительно ошибкой. Лето было чудесное, и даже женского пола было много, и Ваш студент* наверное остался бы очень доволен.
В Ницце я пробуду еще до начала февраля (ст. ст.), Ваше письмо еще застанет меня здесь, если Вы мне, по свойственной Вам доброте, напишете про себя и про Москву. Из Ниццы я поеду в Африку, потом опять в Ниццу, затем в Париж и домой.
Евдокии Исааковне и детям нижайший поклон и поздравление с новым годом, с новым счастьем. Крепко жму руку.
Ваш А. Чехов.
2 янв.
На конверте:
Москва. Ефиму Зиновьевичу Коновицеру.
Пименовский пер., д. Коровина. Moscou. Russie.
Батюшкову Ф. Д., 3 (15) января 1898*
2215. Ф. Д. БАТЮШКОВУ
3 (15) января 1898 г. Ницца.
3 янв.
Многоуважаемый Федор Дмитриевич, посылаю Вам рукопись. Пожалуйста, пришлите корректуру*, так как рассказ еще не кончен, не отделан и будет готов лишь после того, как я перепачкаю вдоль и поперек корректуру. Отделывать я могу только в корректуре, в рукописи же я ничего не вижу.
В рассказе немного менее печатного листа. Скажите, чтобы мне прислали корректуру на тонкой бумаге, так как возвращать ее придется не бандеролью, а в письме. Здесь на почте не принимают русских печатных произведений, направляемых в Россию.
Поздравляю Вас с новым годом и желаю всего хорошего.
Искренно Вас уважающий
А. Чехов.
Суворину А. С., 4 (16) января 1898*
2216. А. С. СУВОРИНУ
4 (16) января 1898 г. Ницца.
4 янв.
Вот моя программа: в конце сего января (ст. ст.) или, вернее, в начале февраля я поеду в Алжир, в Тунис et c<aete>ra, потом вернусь в Ниццу, где буду поджидать Вас (Вы писали, что приедете в Ниццу), затем, пожив здесь, поедем вместе в Париж, буде пожелаете, и оттуда на поезде «молния» в Россию праздновать Пасху.
Ваше последнее письмо пришло сюда распечатанным.
В Монте-Карло я бываю очень редко, раз в 3–4 недели. В первое время, когда здесь были Соболевский и Немирович, я поигрывал, весьма умеренно, на простых шансах (rouge et noir*)[45] и привозил домой то 50, то 100 франков, потом же игру эту пришлось бросить, так как она меня утомляет — физически.
Дело Дрейфуса закипело и поехало, но еще не стало на рельсы. Зола благородная душа*, и я (принадлежащий к синдикату и получивший уже от евреев 100 франков)* в восторге от его порыва. Франция чудесная страна, и писатели у нее чудесные.
Под Новый год я послал Вам поздравительную телеграмму*. Думаю, что она дошла не вовремя, так как на почте было скопление телеграмм, — думаю так и потому на всякий случай поздравляю Вас еще раз письменно.
Напишите, ожидать ли Вас в Ниццу. Надеюсь, что Вы не раздумали.
Здесь харьковский окулист Гиршман*, известный филантроп, друг Кони, святой человек, приехавший к своему бугорчатному сыну. Я видаюсь с ним, мы беседуем, но мне мешает его жена, суетная недалекая женщина, скучная, как сорок тысяч жен*. Здесь одна русская художница, рисующая меня в карикатуре* раз по 10–15 в день.
Судя по выдержке, напечатанной в «Нов<ом> вр<емени>», статья Л<ьва> Н<иколаевича> об искусстве не представляется интересной*. Всё это старо. Говорить об искусстве, что оно одряхлело, вошло в тупой переулок, что оно не то, чем должно быть, и проч. и проч., это всё равно, что говорить, что желание есть и пить устарело, отжило и не то, что нужно. Конечно, голод старая штука, в желании есть мы вошли в тупой переулок, но есть всё-таки нужно и мы будем есть, что бы там ни разводили на бобах философы и сердитые старики.
Будьте здоровы.
Ваш А. Чехов.
Чехову Ал. П., 4 (16) января 1898*
2217. Ал. П. ЧЕХОВУ
4 (16) января 1898 г. Ницца.
В Ницце я проживу весь январь и о том, когда уеду в Африку, извещу особо. Твой водевиль не идет* по той же причине, по какой Лейкин до сих пор еще не выбран в городские головы: интриги. A propos, сколько М<а>л<ый> театр заплатил тебе за водевиль?
Пишите, Чехов, не стесняйтесь (как сказал П. И. Вуков).
Antoine.
98 4/I.
На обороте:
Александру Павловичу Чехову.
Петербург, Невский 132, кв. 15. Petersbourg. Russie.
Васильевой О. Р., 5 (17) января 1898*
2218. О. Р. ВАСИЛЬЕВОЙ
