— Конь бледный со всадником, имя которому Смерть. Вперед, господа!

Сегодня Высокий Человек наклоняется к Джереми близко-близко, его лишенное выражения мертвое лицо заслоняет всю комнату. Гладкая изуродованная кожа пестреет разными оттенками красного, розового, желтого.

— Ты хочешь спросить, но боишься. Тебе же интересно, почему я так выгляжу, да?

Обычно Высокий Человек спрашивает, а Джереми отвечает. Но что говорить теперь? Накажут ли его за неверный ответ?

Дыхание Высокого Человека с шипением вырывается из двух ноздрей-щелочек.

— Это случилось давным-давно. Тебя тогда еще и на свете не было. Я служил в чикагской полиции. Первый год. Нас отправили патрулировать улицы. А тогда как раз начались Дни Гнева. Ты же хорошо знаешь про Дни Гнева, а, Сейбер? Я читал твою книгу. Очень интересный образчик пропаганды. Ну а я — жертва этой самой пропаганды, маленькое примечание в одной из глав. Именно так и случается, когда звери принимаются играть в людей и срываются с поводка. Ты знаешь, что девятого октября тысяча девятьсот шестьдесят девятого года возле здания Капитолия взорвалась бомба. Погибли люди, было много раненых, на место происшествия сбежались полицейские и зеваки. Надо отдать ликанам должное: превосходная приманка. Я как раз вытаскивал из машины пострадавшую женщину, и тут взорвалась вторая бомба. Мы оказались посреди моря горящего бензина. Бах!

Он откидывается на стуле и кладет ногу на ногу. Острые колени выпирают из-под черной ткани. Возможно, Высокий Человек улыбается, нельзя сказать наверняка. Голос у него спокойный, тон почти дружеский. Будто он предается воспоминаниям в компании старого приятеля.

— Ты не поверишь, но ведь когда-то я был красавцем. А еще… тебе это понравится, очень понравится. В моем теперешнем состоянии повинен твой ныне покойный отступник-шурин. Именно он устроил те взрывы. Да. Причем он так и не понес за это наказания, но правосудие все равно восторжествовало. Я об этом позаботился.

Высокий Человек еще явно не закончил свою речь, но тут раздается стук. Он даже не успевает развернуться, как дверь открывается и входит охранник.

— Сэр, к вам Август Ремингтон.

В камеру тут же проскальзывает коротышка, этакий тюфяк на ножках. Светло-серый костюм, красный галстук. Свет ламп отражается в его очках, играет на лысине.

— Значит, вот он, наш приятель, во всей красе, — говорит незнакомый Ремингтон, кивая на Джереми.

Высокий Человек встает. До чего странно смотрится он рядом с коротышкой: эта парочка смахивает на отражения в кривом зеркале. Они не пожимают друг другу руки, не здороваются. Непонятно, то ли из неприязни, то ли только что виделись.

— Время процесса назначено, — говорит коротышка. — Его будет судить трибунал.

— Военный суд? Но при чем здесь армия?

— Акт военной агрессии. Такова формулировка. Процесс состоится через неделю. Я сделал все, что было в моих силах, чтобы оттянуть сроки, но увы. Кто-то у вас проболтался. Журналисты взялись за дело. Американский союз защиты гражданских прав поднял крик. Неправомерное задержание, длительное одиночное заключение, предположительно допрос с применением насилия и прочая ерунда. Вся эта правозащитническая чушь.

— Ну не зря же приняли Патриотический акт, — ухмыляется Высокий Человек.

— Передо мной вам как раз не надо отчитываться в своих действиях. Просто имейте в виду: вся информация, которую вы вытянули из обвиняемого, мигом превратилась в неприемлемые для суда доказательства. Вы ведь даже не предложили ему воспользоваться услугами адвоката.

— Никто и не собирал никаких доказательств для суда.

Август переводит глаза с Высокого Человека на Джереми, а потом оглядывается на открытый чемодан на полу, где лежат сверкающие инструменты.

— Ну, тогда надеюсь, что вы тут хоть повеселились. Однако теперь веселью конец. СМИ собираются сделать из него мученика.

Высокий Человек отходит к противоположной стене и отворачивается к ней, словно перед ним окно, из которого открывается захватывающий вид.

— Интересно, — многозначительно говорит он, — кто проболтался прессе?

Но Август как будто и не слышит. Поддернув брюки и крякнув от усилия, он усаживается на складной стул напротив Джереми.

— Завтра ему предъявят официальное обвинение по одиннадцати пунктам. Это все, что я знаю. И перевезут в тюрьму для особо опасных преступников в Колорадо.

— А еще мне интересно, — хмыкает Высокий Человек, по-прежнему уткнувшись лицом в стену, — как так получилось, что процесс совпал по времени с выборами? Очень интересно. Весьма.

— Ну, в жизни вообще много интересного. Вот, например. — Август оглядывает содержимое чемодана и задумчиво шевелит пальцами. Его рука напоминает паучью лапу. Наконец Ремингтон берет скальпель, взвешивает его в руке и улыбается Джереми. — Вы позволите?

Когда Клэр включает ноутбук, она всегда первым делом просматривает новости о Республике и Сопротивлении. Время от времени появляются сообщения о вездеходе, подорвавшемся на самодельном взрывном устройстве, или о смертнике, пронесшем бомбу на заставу американцев. Девушка всегда медлит, замирает с рукой на мышке: ей страшно прокручивать страницу вниз и смотреть номер батальона. И каждый раз, проверив фамилии погибших, она облегченно вздыхает.

Сегодня Клэр не медлит. Она сидит в дальнем углу библиотеки, и никакие сомнения ее не гложут. Что написано в статье, девушка понимает, едва взглянув на заголовок. Белые буквы на красном фоне в самом верху страницы кричат: «Экстренные новости: глава Сопротивления обвиняется по одиннадцати пунктам».

Ну что же, почитаем. «Сегодня в Денвере было предъявлено обвинение Джереми Сейберу. Предполагается, что именно он стоит за массовыми убийствами в самолетах третьего августа и за взрывом на центральной площади Портленда. Сегодня его обвинили по одиннадцати пунктам, в том числе: в заговоре с целью использования оружия массового поражения, в использовании оружия массового поражения, в убийстве при помощи взрывчатых веществ, в убийстве при отягчающих обстоятельствах.

С ноября прошлого года Сейбера содержали в федеральной тюрьме в Сиэтле, штат Вашингтон, где его систематически допрашивали. Федеральные агенты хранили его арест в тайне, ссылаясь на Патриотический акт. Их действия подверглись жесткой критике после того, как пресса получила информацию из анонимного источника. Осведомитель утверждал, что Сейбера якобы подвергают пыткам (в том числе — водой и голодом), а также на протяжении многих месяцев держат в заключении в одиночной камере. Американский союз защиты гражданских прав подал в суд на ФБР и Управление по контролю за оборотом алкогольных напитков, табачных изделий и огнестрельного оружия. Союз также обвинил службы безопасности в нарушении прав человека, включая неправомерное удержание под стражей без предъявления обвинения.

Сейбера недавно перевезли в Колорадо, там он предстанет пред трибуналом в городе Форт-Коллинз. Постановление военного суда, даже в случае вынесения смертного приговора, не подлежит апелляции. Решение о передаче Сейбера военным вызвало удивление и даже негодование общественности. Федеральные власти отказались от комментариев и сообщили лишь, что руководители Министерства обороны сочли нападения на самолеты и взрыв на площади в Портленде актом военной агрессии».

В глубокой задумчивости, опустив голову и надвинув на глаза капюшон, Клэр выходит из библиотеки. После взрыва в Портленде в новостях промелькнуло несколько статей об облавах и арестах, но ФБР запретило публиковать фамилии, якобы из соображений безопасности. Были и другие теракты: прямо посреди шествия во время рождественского парада взорвалась машина, а в методистской церкви десятигаллонная пластиковая канистра, наполненная дизельным топливом и моющим средством, превратила все вокруг в пылающий ад. Но самым разрушительным и самым страшным все же стал взрыв на Пайонир-Кортхаус-сквер. Там было больше всего погибших, и несколько телекамер засняли трагедию от начала до конца, поэтому зрители по всей стране могли сполна прочувствовать, чту именно испытали жертвы, когда фургон вдруг разорвало на куски и вспыхнула рождественская елка.