Остальное устроил Буйвол. Даже нашел кандидата в вице-президенты — специалиста по конституционному праву, сенатора из Арканзаса. Некий Пинкни Арнольд, фундаменталист, представитель Национальной стрелковой ассоциации США. Они так толком и не познакомились и виделись лишь на предвыборных мероприятиях. Но Буйвол сказал, что Пинкни — превосходный вариант: вкрадчивый, скромный, богобоязненный, да и язык у него хорошо подвешен. Уравновешивает солдафонские замашки самого Чейза.
Уильямс отпивает немного энергетика. На вкус — как известь. Где-то он читал, что во все энергетические напитки специально добавляют такой ингредиент: люди этого подсознательно ждут, в их представлении у подобного зелья обязательно должен быть неприятный привкус. Может, именно поэтому избиратели терпят его выходки? Именно поэтому ему удалось стать этакой популярной темной лошадкой? Он ведь, в отличие от остальных, не прикидывается пуританином. Прилюдно перебивает и высмеивает соперников, называет их обещания чушью, закатывает глаза, один раз даже впал в бешенство. Непрестанно сквернословит, поэтому передачи с его участием подают в эфир с запозданием в полминуты. А еще рассказывает скабрезные анекдоты и истории: почему не следует становиться позади чихающей коровы, как однажды он отморозил себе хозяйство, когда патрулировал в Республике замерзшие окрестности и пошел отлить. И люди верят в него. «Он такой же, как мы, — говорят они. — Простой парень из народа».
Раздается стук в дверь, и в комнату заглядывает молодой человек с бачками. В руках у него планшет.
— Осталось десять минут.
Буйвол благодарит его и жестом велит Чейзу подняться.
— Ну-ка повернись, я на тебя посмотрю.
Уильямс подчиняется, и Ремингтон сдувает с его пиджака пылинку и разглаживает складку.
— Ты же будешь меня слушать? — спрашивает он, постучав пальцем по уху.
— Ну а то. Я же всегда тебя слушаю.
— Хорошо. Тогда послушай и сейчас. Сегодня мы всех удивим. Ты объявишь о своем грядущем визите в Республику. Отправишься туда через две недели, как раз перед выборами. Объедешь базы и рудники, встретишься с солдатами, выслушаешь их. Срок нынешнего президента подходит к концу, однако за четыре года он этого так ни разу и не сделал.
— Так что на моем фоне этот тип будет выглядеть законченным трусом.
На щеках у Буйвола снова появляются ямочки.
— Не исключено, что ты и сам сядешь сегодня в лужу, но люди запомнят только это заявление. Именно благодаря ему ты и выделишься.
— Прекрасно.
Чейз бодрится, хотя на самом деле ему неуютно, внутри все похолодело, будто бы он ступил на тонкий лед, а под ногами зазмеились трещины, сквозь которые проступает черная вода. Он то и дело рассказывает всем о Республике, но со времен службы в армии минуло больше десяти лет. Республика для него скорее не реальное место, а образ. Уильямсу тошно при мысли о том, как он будет идти сквозь толпу улыбающихся солдат, глядеть в их полные надежды глаза, жать им руки своей, по сути, волчьей лапой.
Снова стук в дверь. Что-то мокрое стекает с верхней губы Чейза.
— Погоди, — говорит Буйвол с беспокойством, — дай-ка мне. — Он вытаскивает шелковый платок и промакивает у губернатора под носом, а потом кладет окровавленный кусочек ткани обратно в нагрудный карман. — Вот так. Превосходно.
Глава 37
Перед распахнутыми настежь стеклянными дверьми массивного спортивного центра выстроилась длиннющая очередь из студентов. Они пришли сюда не на баскетбольный или волейбольный матч. В колледже Уильяма Арчера не проводятся масштабные соревнования, только свои, внутренние. Ликанам ведь запрещено играть в составе профессиональных и университетских команд: слишком велик риск — кровь, адреналин и последующие судебные иски.
В спортивном зале учащиеся показывают удостоверения, заполняют анкету и подходят к столику, накрытому куском клеенки. Таких столиков около десяти, за каждым сидит медсестра в переднике, нарукавниках и резиновых перчатках. Студент присаживается на раскладной стул, она спрашивает, как самочувствие. «Хорошо, спасибо». А потом берет кровь из пальца. Напоследок медсестра выдает пациенту пузырек с люпексом и леденец на палочке. Так происходит каждую вторую среду месяца.
Спортивный зал битком набит, кроссовки скрипят на деревянном покрытии, голоса эхом взлетают к самому потолку. Будто здесь сейчас действительно баскетбольный матч. Клэр именно так и воспринимает происходящее — как важную игру.
Мама с папой велели никому не рассказывать о том докторе, который подделывал их анализы. Ни одной живой душе, иначе их всех арестуют. Клэр долгое время не понимала, насколько ей повезло, пока однажды не стащила у Стейси из шкафчика в ванной пилюлю и не попробовала. Вечером она почувствовала головокружение и такую слабость, что едва не заснула во время любимого телешоу.
Люпекс, как и алкоголь, на всех действует по-разному. Одни погружаются в туман. Другие мешают лекарство с кофеином, аддералом или декседрином. Кое у кого со временем вырабатывается переносимость, а другие используют семейные связи или дают взятку и вообще его не принимают.
Наверное, это можно назвать явным социальным улучшением. Раньше ведь широко использовали лоботомию: длинными металлическими инструментами рассекали и умерщвляли ту часть мозга ликанов, которую врачи считали ущербной. Зарезать волка, убить его, чтобы пациент снова сделался человеком. Психохирургия начала развиваться в тридцатых годах двадцатого века и получила широкое распространение, лоботомию назначали повсеместно: не только ликанам-преступникам, но и больным шизофренией и биполярным расстройством. Психиатры считали лобос психическим заболеванием с ярко выраженными симптомами, вырвавшимся на свободу подсознанием. Лишь в семидесятых операцию упразднили и заменили приемом успокоительных. Но вовсе не из человеколюбия, просто в результате пациенты зачастую становились нетрудоспособными и их содержание оплачивалось за счет налогоплательщиков.
Теперь Клэр, разумеется, не может прибегнуть к услугам сочувствующего врача, друга их семьи. Мириам на черном рынке раздобыла для нее набор пузырьков: кровь подходящей группы со следами люпекса. Пузырек телесного цвета размером с монетку она крепит на палец и замазывает театральным гримом. Получается почти незаметно. В спортивный зал девушка всегда приходит под конец дня, когда у медсестер уже в глазах рябит от бесконечных студентов и нескончаемых потоков крови.
Клэр благодарит и берет леденец. Он заканчивается как раз, когда девушка доходит до общежития.
Комната в ее полном распоряжении: Андреа сегодня на работе. Соседка подрабатывает в магазине женского белья «Виктория сикрет» и половину зарплаты тратит в торговом центре. Вечно возвращается с новым топиком, подводкой для глаз или туфлями. На трусиках у нее сзади обычно большими буквами написано: «PINK».
Четыре часа подряд Клэр работает, перед ней на столе — целая стопка книг. Сосредоточиться трудно: перед глазами так и мелькают кадры из той видеозаписи, где Мириам бегает в парке. Но скоро экзамены, и Клэр заставляет себя заниматься. Еще ей постоянно приходит на ум Патрик.
Они переписываются. Перечисляют любимые фильмы и книги, угадывают песни по одной строчке, расхваливают любимые закусочные, временами перескакивают и на более серьезные темы: например, смерть родителей и оккупацию Республики. Иногда письма приходят одно за другим, по нескольку десятков в час, а иногда Клэр и Патрик погружаются в молчание. Нет, им есть что сказать, просто говорить ничего и не нужно. Они будто семейная парочка, которая сидит на заднем крыльце, попивает чай со льдом, смотрит на звезды и наслаждается тишиной и близостью друг друга.
Клэр снимает очки и машинально протирает их от несуществующих пятен. Нужно прекратить о нем думать. Патрик выбивает ее из колеи. Нельзя жить в двух мирах одновременно. Следует сосредоточиться на настоящем. Сосредоточиться! Девушка опускает жалюзи и возвращается к чтению.