Нил вытаскивает из кармана ключи и, взмахнув рукой, запускает в своей «хонде» печку и подогрев сиденья. На парковке стоит несколько легковушек и внедорожников, светят фонари. Канава заросла кустами ежевики, в которых запутались полиэтиленовые мешки, похожие на гигантские паучьи яйца.

Нил устало трет глаза. Сегодня было так много работы, а дома его не ждет ничего хорошего. Дочь наверняка снова в ступоре, сидит, уставившись в никуда остекленевшими глазами, опять наглоталась люпекса, накурилась прописанной в медицинских целях марихуаны. Нилу меньше всего на свете хочется с кем-нибудь разговаривать. Вполне хватило и охранника у ворот. Поэтому, когда кто-то зовет его по имени, он громко вздыхает.

Рядом с его внедорожником стоит серебристый «шевроле». Стекло опущено, в салоне горит свет. Из машины выглядывает круглое и гладкое, совсем как у ребенка, лицо. О возрасте мужчины говорят лишь морщины вокруг рта и седые волосы, обрамляющие большую круглую лысину.

— Прошу прощения, что приходится беспокоить вас в столь поздний час, профессор Десаи. — Он пожимает руку Нила своей, маленькой и влажной. — У меня к вам деловое предложение.

Они сидят в баре при небольшой пивоварне «Макменаминс». Он выходит на реку Уиламетт. Оконное стекло испещряют дождевые капли. Совсем рядом через мост проезжают машины, свет фар отражается на покрытой рябью воде. Нил не хочет заказывать темное пиво — напиток дня, он просит официанта принести ему чай.

Тот человек (он назвался Августом) сидит перед ним, сложив руки на столе — одна ладонь поверх другой.

— Вы, случайно, не мусульманин, что отказываетесь от спиртного? — интересуется он.

Нет, Нил не мусульманин. Он вообще атеист.

— Я просто устал.

Официант приносит Августу пиво, а перед Нилом ставит небольшой поднос с полным кипятка чайником и разложенными веером чайными пакетиками. Бородка у него разделена надвое, а на руке болтается веревочный браслет.

— Будем что-нибудь заказывать из еды? — интересуется он, вытаскивая из кармана передника блокнот и ручку.

Нил и Август отвечают хором: один говорит «нет», другой — «возможно».

— Возможно, — повторяет Август.

Официант уходит, пообещав вернуться через несколько минут.

Десаи бросает в чашку пакетик черного чая и заливает его кипятком.

— Долгий выдался день? — сочувственно спрашивает Август.

— Да. — Нил, выждав несколько мгновений, подносит чашку к губам.

— А впереди длинная ночь?

Поднимающийся из кружки пар щекочет шею и мешает рассмотреть собеседника.

— Ваша бедная дочь, — говорит Август и улыбается, ощерив меленькие и белые, как рисовые зерна, зубы.

Чашка обжигает руку Нила.

— Что вам известно о моей дочери? Она что-то натворила? — От его слов пар над чашкой дрожит.

— Не беспокойтесь. — Август смеется коротким отрывистым смехом, похожим на лай. — Она ровным счетом ничего не сделала. — Он отпивает еще пива и промокает салфеткой пену с верхней губы. — Простите мое любопытство. Как она заразилась? Ее укусили?

— Нет. — Нил сам не знает, почему вдруг решил обсудить это глубоко личное дело с незнакомцем. — Моя дочь заразилась иначе.

В детали он не вдается. Шридеви подцепила инфекцию в постели. Занималась сексом в свои пятнадцать лет и не предохранялась. При этой мысли Нил до сих пор содрогается от стыда. Быть может, если бы дочь укусили, он бы меньше винил ее в происшедшем. А так безответственность Шридеви загубила жизнь всей их семьи.

— Мне очень жаль.

Чай слишком крепкий. Нил ставит чашку на блюдце и добавляет сахар.

— Извините меня, — обращается он к собеседнику, — но я совершенно не интересуюсь политикой. Чем, вы сказали, вы занимаетесь?

— Я возглавляю администрацию губернатора.

— И в чем именно состоит ваша работа?

— Видите ли, я раньше возглавлял консалтинговую фирму. И теперь занимаюсь тем же, чем занимался всегда. Консультирую. Суть моей работы заключается в следующем: администрация, совет директоров или, скажем, какой-либо политик иной раз могут… не справляться с определенными ситуациями. — Свет отражается в стеклах его очков. — И в таких случаях я играю роль стороннего эксперта.

— Понятно.

Нил делает еще один глоток. Да, с сахаром гораздо лучше. Потом он встает, надевает куртку и извиняется. Ему действительно уже пора. Дома ждет семья. Если Августу что-то нужно, можно записаться у секретаря, и он охотно примет его в…

— Насколько я вижу, — перебивает тот, — ваш центр серьезно нуждается в средствах. Особенно после недавнего сокращения бюджета. А я могу посодействовать в этом вопросе, если сочту нужным. Ваша дочь страдает от того самого недуга, который мы оба хотим одолеть. Так что, полагаю, вам остается только сесть и выслушать меня. — И Август вновь отпивает из бокала свое непроницаемо темное пиво. — Сядьте, пожалуйста.

Нил медленно опускается на стул, но куртку не снимает.

— Что мы решили, джентльмены? — осведомляется появившийся возле их столика официант.

— Ничего не решили, — отвечает Август. — Пока еще ничего.

Официант снова уходит. Нил выслушивает предложение Августа. В середине беседы он вдруг понимает, что чай уже остыл. Когда звонит мобильник, он выключает звук, даже не посмотрев на экран. Это наверняка жена, хочет спросить, куда он запропастился. Профессор почти ничего не говорит, только слушает, кивает и грустно улыбается. Август умолкает. Какое-то время оба они сидят молча. Нил уставился в свою чашку и не смотрит в глаза собеседнику. Будто в остатках заварки зашифровано некое важное послание.

— Господи, какое замечательное пиво! — восклицает Август, прихлебывая из бокала.

Нилу собеседник не очень нравится. Зато весьма нравится его предложение. Десаи выглядывает в окно. С ветвей деревьев свисают длинные полоски мокрого мха. Река течет куда-то вдаль. Август изучает Нила, а Нил, в свою очередь, изучает отражение Августа в оконном стекле. Гораздо проще разглядывать человека вот так, исподволь, а не смотреть ему прямо в глаза.

— Иногда, — признается ученый, — я думаю: было бы лучше, если бы она умерла.

— Кому лучше? Ей или вам?

— Да всем.

Становится все холоднее, ветер дует все сильнее, а солнце с каждым днем встает все позже. За последние несколько дней Малери звонила раз десять, но Патрик не берет трубку. Она оставила на автоответчике три сообщения — сначала весело щебетала, потом стала вздыхать, а в последний раз прямо спросила: «Патрик, что, черт возьми, происходит? Лучше перезвони. Я серьезно. — И добавила злобным голосом: — Или, может, Максу уже пора узнать о наших отношениях?»

В этом месяце священный день полнолуния выпал на понедельник, поэтому целых три дня не нужно ходить в школу. Но что сказать Малери, когда они все-таки встретятся после долгих выходных? Этого Патрик не знает. Правду? Что он неплохо провел с ней время — да какое там неплохо, просто потрясающе: эта ее грудь, ненасытный рот, их рискованные прогулки, — однако все прошло, и теперь он больше ничего к ней не чувствует. А может, сказать, что их отношения не самый лучший способ отплатить Максу за его доброту?

Гэмбл с ноутбуком на коленях сидит на кровати, подложив под спину подушку. За окном угасающее небо окрасилось в лиловый цвет. Монитор светит гораздо ярче тусклой лампы. Глаза ноют. На душе у Патрика тяжело, и дело тут не в одной только Малери.

В поисках информации о Волчьей Республике он просматривает в Интернете новости, в первую очередь сайты крупных газет. Там обычно публикуют списки погибших. Да, вот они. Читая фамилии, Патрик испытывает тошнотворное облегчение: кто-то должен умереть, так уж устроен мир, и раз эти люди погибли — его отец пока может жить. В одной из статей, озаглавленной «Не стоит стричь всех под одну гребенку», проводится мысль, что по маленькой кучке экстремистов нельзя судить о ликанах в целом, и утверждается, что большинство их — вполне мирные и добропорядочные граждане США и Волчьей Республики. В другой статье рассказывается о том, как во Флориде накрыли группу террористов, изготовлявших самодельные бомбы. Еще пишут о запрете на авиаперелеты для ликанов: он действует уже третий месяц, и Американский союз защиты гражданских прав выступает против. Официальный статус чрезвычайного положения в стране сменился с красного на оранжевый, но на железнодорожных вокзалах и в аэропортах по-прежнему регулярно проверяют пассажиров.