Зимовщики знали: если покажется одна ракета, значит вода подходит к краю дамбы: надо спешить домой, за вещами. Две ракеты, выпущенные подряд, означали, что вода начинает перехлестывать через дамбу. В этом случае нужно бросать все и что есть духу бежать в порт, к стоянке глиссера. Наконец три ракеты подряд означали, что дамба прорвалась и вода устремилась в шахту.

Это был сигнал к отходу глиссера с зимовщиками в открытое море.

По расчетам Дружинина выходило, что взрыв может произойти не раньше, чем через три часа после того, как река устремится в шахту. За это время глиссер успеет отойти на достаточное расстояние и люди будут в безопасности.

Что бы ни делали теперь зимовщики, они все время поглядывали в сторону дамбы. Круглые сутки кто-нибудь следил, не покажется ли ракета. Это было утомительно, но другого выхода не было.

Сначала предполагали дать сигнал выстрелами, но от этого пришлось отказаться. Пар из шахты стал реветь так громко, что звуковых сигналов никто бы не услышал.

…Однажды утром одновременно взлетели две ракеты. Одна поднялась около дамбы, где дежурил Темген, другая показалась над портом; очевидно, там тоже что-то произошло: капитан глиссера срочно вызывал всех к себе.

Зимовщики, во главе с Дружининым, быстро собрались и пошли вниз цепочкой. Щупак помчался вперед, чтобы узнать, что случилось около дамбы.

На повороте дороги его встретил бежавший из порта матрос с глиссера.

— К нам гости! — закричал он радостно. — В порт входит пограничный катер.

Действительно, к причалу подходил тот самый пограничный катер, который когда-то привез впервые на Остров Черного Камня Дружинина и Ключникова.

Зимовщики поспешили навстречу катеру и с радостью увидели знакомые лица.

Дружинин и Ключников сразу узнали полное энергичное лицо капитана катера. Взволнованные и обрадованные зимовщики теснились около пристани.

— Все благополучно? — спросил капитан, пожимая руку Дружинину. — Я вижу тринадцать человек. Где еще двое?

— Живы, здоровы… — сказал Дружинин, отвечая на рукопожатие.

Капитан окинул взором свежие, здоровые лица зимовщиков и, видимо, остался доволен.

— Мы привезли вам доктора, почту и продукты. Если нуждаетесь в нашей помощи, мы к вашим услугам, — сказал он. — Можем доставить любого из вас или всех вместе на Чукотку. Решайте, как быть. Времени у нас, как всегда, в обрез. Через полчаса мы должны двигаться обратно.

— Спасибо, мы ни в чем не нуждаемся, — сказал Дружинин. — Наш дредноут уже на ходу, — он показал на стоявший поблизости глиссер. — Можем в любую минуту ехать куда угодно.

Пограничники быстро перетащили на берег мешки с почтой и ящики с посылками.

Зимовщики обступили матросов, обнимались с ними, хохотали, хлопали друг друга по плечу.

Вера Петрова и Люба открыли мешки и начали разбирать почту. Задорожный деловито распечатывал ящик с продуктами.

— Жаль, что приходится так торопиться, — с досадой сказал капитан катера. — Я бы очень хотел пройтись с вами по острову. В газетах писали, что вы здесь горы перевернули.

— Не советую задерживаться ни одной лишней минуты, — сказал Дружинин. — Обстановка для прогулок малоблагоприятная. Вон, видите? — Дружинин показал на огромную тучу пара, клубившуюся над шахтой. — Чем меньше здесь будет людей, тем лучше.

— Что, земля становится уже слишком горячей? — понимающе спросил капитан.

— Пожалуй, — невесело улыбнулся Дружинин. Капитан передал Дружинину письмо от Медведева.

Дружинин тотчас же вскрыл его и начал читать. Медведев писал:

«Дорогой дружище Алексей! Все наши люди прибыли на Большую землю в полном здравии и порядке. Я ехал с ними и думал: какой все-таки интересный и своеобразный народ наши островитяне! Чем дальше мы отъезжали от острова, тем больше они жалели, что расстались с ним, и тем сильнее хотели вернуться обратно.

Большая часть приехавших на континент осела тут же на Чукотке. Островитяне переполнили Рыбачий поселок, Шамино также стало неузнаваемо.

Перенаселение получилось такое, что даже на улицах тесно. Люди спали на чердаках, в сараях, в складских помещениях, в палатках, разбитых под открытым небом, но уезжать, представь, никуда не пожелали.

Они говорят: „Все равно придется ехать обратно, заканчивать шахту. Дружинин нас скоро позовет, зачем же будем далеко забираться“.

Мне пришлось разыскивать по радио Казакова и договариваться с ним о том, чтобы устроить наш народ. Я предложил ему взять наших островитян к себе на работу на Белые Камни. Представляешь, как он был рад получить хотя бы до весны таких людей, как наши!

Не огорчайся раньше времени, Алексей, наше дело не пропадет. С нашими людьми можно не один подземный котел построить, а десять, честное слово! Еду в Москву, хочу сделать, что будет в моих силах, чтобы добиться возобновления работ. В „Известиях“ напечатали мою статью об острове. Говорят, она имела некоторый успех. Привет всем друзьям.

Твой Медведев».

Пока Дружинин читал письмо, на палубу катера неторопливо вышла стройная женщина в сапогах и в черном кожаном пальто. Окинув пристальным взором зимовщиков, она сошла с трапа и остановилась рядом с Дружининым.

Дружинин стоял к ней спиной и не видел приезжей.

— А вот и доктор, — сказал капитан. — Доктор, они говорят, что вы им не нужны. Едемте с нами обратно!

— Это уж я буду решать — нужна я здесь или не нужна, — ответила женщина.

Услышав ее голос, Дружинин вздрогнул и обернулся.

— Валя, вы!..

Действительно, это была Валентина Чаплина. Узнав о катастрофе на острове, она попросила Казакова устроить, чтобы ее отправили туда с первым же самолетом или пароходом.

Казаков отговаривал ее, но она настояла на своем. Ведь зимовщики остались без врача. Что, если кто-нибудь из них болеет?

— Валя… — повторил Дружинин, протянув к ней руки. — Я знал, что вы приедете. Не могло быть иначе…

Он хотел обнять ее.

Валентина удержала его руки и крепко пожала их.

— Я всегда подозревала, Дружинин, что вы обладаете даром предвидения, — сказала она обычным, слегка насмешливым голосом, но ее глаза были полны тревоги и нежности.

Дружинин видел, что она взволнована не меньше, чем он.

Валентина с трудом оторвала взгляд от Дружинина и обернулась к капитану:

— Я остаюсь, капитан. Не беспокойтесь, товарищи обо мне позаботятся.

Катер выходил из бухты. Люба смотрела ему вслед и махала платком.

Зимовщики читали письма, сидя на ящиках с посылками.

Из пелены тумана, закрывавшей центральную часть острова, показался Щупак. Он подбежал к глиссеру и, не увидев Дружинина, обратился к Левченко:

— Вода подошла к вершине дамбы и поднимается дальше. На наблюдательном пункте — Темген. Он даст сигнал, если река прорвется в шахту…

Дружинин и Валентина отошли в сторону и продолжали странный, только им одним понятный, отрывочный разговор.

Никто из зимовщиков не видел еще Дружинина таким молодым и взволнованным, никто не замечал, чтобы его глаза так блестели.

— Помните, как горели огни для нас на улице Горького?.. — спрашивал Дружинин. — С тех пор прошло три года…

— Вам север на пользу, Дружинин. Вы окрепли, — невпопад отвечала Валентина.

— Вы говорите не то, что думаете, Валя.

— О чем же я, по-вашему, думаю?

— О том, что это не могло быть иначе.

— Почему же? Если бы не катастрофа, было бы иначе…

— Пожалели меня, Валя? Мне это не нужно.

— Вас?.. Может быть, себя. Довольно об этом, Дружинин.

— Да, не будем говорить о жалости… Никогда не будем.

Валентина качнула головой, будто желая стряхнуть сон, оглянулась и сказала совсем другим, ясным, веселым голосом:

— Ну вот и хорошо!.. Я очень рада, что я здесь, Дружинин. Сейчас посмотрим вашу горячую землю, она меня очень интересует. Вы будете моим проводником?