У нас в Советском Союзе внутреннее тепло земли запрятано глубже, чем в Италии и Новой Зеландии. Взять его труднее, да и нужды в нем было меньше, потому что мы очень богаты энергией, гораздо богаче, чем любая другая страна. До сих пор мы еще не брались как следует за этот вид энергии. Но мы за него возьмемся и уж, конечно, достигнем результатов больших, чем кто-либо другой. Мне очень приятно, что Ключников первым поставил этот вопрос на реальную почву. Это практическое решение проблемы огромной принципиальной важности…

— Постройка бани на Камчатке не решит проблемы, — вдруг прервал Хургина спокойный и сильный голос из публики.

Слова эти произнес человек с ожогом на лице.

— …такую установку можно начать строить сегодня, а завтра она уже начнет работать, — продолжал Хургин, не обратив внимания на дерзкую реплику. — Это совсем не похоже на наивные химеры, с которыми носятся не в меру горячие и не слишком обремененные знаниями головы… Это реальность…

— Детски-примитивная и не достойная ученого! Рядовые колхозы ставят себе и выполняют задачи более широкие и технически более сложные, — раздался тот же голос.

— …пусть скромная, но более полезная, чем самая пылкая фантастика, — закончил Хургин.

— Вы хотите легкой жизни, а не разрешения трудных задач. Настоящая наука должна иначе подойти к этой проблеме, — заметил человек с ожогом так же громко и спокойно.

В зале поднялся шум. Присутствовавшие оглядывались и поднимались, чтобы посмотреть, кто осмелился так резко возражать известному ученому.

— Я кончил, — сказал с усмешкой Хургин. — Послушаем, какое решение проблемы предложит товарищ… Простите, не имею удовольствия знать вашей фамилии…

Человек с ожогом поднялся с места.

— Дружинин. Инженер Дружинин, — сказал он громко. — Да, я прошу слова. Сейчас я поясню свою мысль.

Он, слегка прихрамывая, вышел к кафедре.

— Дружинин! Боже мой, неужели он? — с изумлением сказала женщина со светлыми вьющимися волосами. — Мы считали его погибшим.

— Вы знаете этого человека, Валентина Николаевна? — спросил инженер-геолог.

— Как не знать! Он был моим первым пациентом на войне. Замечательный человек, талантливый, но упрямый… ужасно упрямый. Николай Ильич его тоже отлично знает.

— Я не могу причислить себя к ученым. Быть может, мои суждения покажутся странными, — начал Дружинин. — Здесь предлагают построить горячий водопровод и небольшую электрическую станцию на Камчатке… Что же, это вещи нужные. Спасибо вам, товарищи ученые, за вашу смелую, не знающую преград научную мысль, — бросил он с иронией. — Но все это построят и без вас, не ожидая вмешательства академиков. Ведь строят же сами колхозники тысячи небольших электрических станций.

Проекту, который вы готовы единодушно одобрить, недостает размаха. В нем нет полета мысли. Одобряйте или осуждайте это предложение, ничто не изменится ни в науке, ни в жизни. Называйте автора проекта гением или безумцем — это решительно все равно…

— Я хочу спросить, — продолжал Дружинин, — не кажется ли вам, что научная мысль заслуживает лучшей участи? Все, что говорилось здесь, недостойно настоящей передовой науки, которой вы должны заниматься. Предложение этого молодого человека, — кивнул Дружинин в сторону Ключникова, — не решает проблемы использования внутреннего тепла земли!

При последних словах Дружинина шум в зале возобновился с новой силой.

Ключников поднялся с решительным видом, собираясь что-то сказать. Щеки его пылали. Он был возмущен дерзостью оратора. Но у него нехватило характера прервать Дружинина. Так и не решившись заговорить, он постоял минуту, махнул рукой и снова сел на место. Никто даже не посмотрел в его сторону.

Хургин передал председательский колокольчик молодому профессору Максимову и все с тем же выражением снисходительного удовольствия на лице повернулся к Дружинину. Видимо, этот человек его заинтересовал.

— Ближе к делу, или я лишу вас слова! — предупредил оратора новый, энергичный председатель и зазвонил в колокольчик.

— Извольте, — сказал Дружинин. — Наука должна смело итти вперед, от техники и круга идей своего времени, а не плестись в хвосте устарелых, примитивных воззрений.

— Удивительно оригинальная мысль! — с усмешкой заметил Хургин.

Дружинин не удостоил его даже взглядом.

— Всем известно, — продолжал он, — что с углублением на каждые сто метров температура повышается в среднем на три с третью градуса. Раньше это считали следствием приближения к расплавленному ядру земли.

Новая теория, блестяще подтвержденная расчетами советского академика Хлопина, говорит, что гигантский тепловой поток, идущий из недр земли к поверхности, связан с распадом радиоактивных элементов в глубине первых шестидесяти километров земной коры.

Это тепло, скрытое от нас в недрах земли, представляет собой грандиозный, неисчерпаемый и вечный источник энергии. Его можно сравнить только с потоком лучистой энергии солнца, который непрерывно льется на землю. Если бы удалось его использовать, его хватило бы на любые потребности человечества.

Путь разрешения проблемы совершенно не тот, который указывали здесь!

Горячие источники у нас есть лишь в немногих горных местностях. Земля же горяча повсюду, ее тепло нам понадобится также повсюду. Мы должны взять быка за рога и подчинить себе природу, не дожидаясь ее случайных милостей…

Дружинин овладел вниманием аудитории. В зале стало тихо. Слышно было, как скрипят перья корреспондентов.

— Что же вы все-таки предлагаете? — спросил Хургин.

— Строить шахты — подземные котлы, каждый из которых даст больше энергии, чем крупнейшие современные электрические станции! Вот примерно по такой схеме…

С этими словами Дружинин подошел к доске, стоявшей возле кафедры, и быстро нарисовал мелом фигуру, похожую на большой мягкий знак.

— Вот, — сказал Дружинин, — сверху вниз идут два ствола шахты — один большой, а другой малый. Сначала они параллельно опускаются вниз, а потом малый отходит в сторону и образует глубоко под землей вот эту петлю, после чего возвращается к большому стволу, чтобы соединиться с ним.

Дружинин провел внутри петли несколько параллельных линий и заштриховал косые полосы, отчего изображенная им фигура стала похожей на полосатый галстук.

— А вот эти полоски, — показал он на чертеже, — это трубы-каналы, которые дополнительно соединяют большой и малый стволы нашей шахты.

— Для чего же мы все это делаем? — спросил нетерпеливо Хургин.

— А вот для чего. В большой ствол мы отводим реку. Вода падает на глубину, где температура достигает пятисот градусов. Она проходит через трубы-каналы и выбрасывается обратно через малый ствол в виде пара под давлением около четырехсот атмосфер.

— Ну, а расчеты? Как с ними? — насмешливо спросил Хургин, потирая руки.

— Расчет выглядит примерно так…

Дружинин быстро покрыл доску столбцами цифр и формул. Покончив с ними, он снова вернулся к чертежу.

— Вот здесь, наверху, будет электрическая станция, здесь водопровод и устройство, автоматически регулирующее подачу воды и давление пара…

— Глубина шахты всего около пятнадцати километров! — иронически вставил Хургин.

— Нелепая фантастика! — пожал плечами Глухов и возмущенно тряхнул бородой. — Таких шахт не бывает.

— Интересно, это по-настоящему интересно, — сказал Медведев, обращаясь к одному из камчатских инженеров.

Атмосфера накалялась.

Симпатии слушателей разделились. Одних захватил проект Дружинина, и они были готовы его поддержать; другие возмущались дерзостью неожиданного оппонента, недоуменно пожимали плечами и перебрасывались насмешливыми замечаниями.

Хуже всех чувствовал себя Ключников. Человек е ожогом на лице защищал свою собственную диссертацию. Ключникову здесь нечего было делать.

Услышав реплику профессора Глухова, Дружинин обернулся к президиуму.

— Действительно, таких шахт сегодня еще нет, — сказал он. — Но они будут завтра. Сегодня у нас есть в Донбассе шахта «Смолянка», глубина которой около двух километров. Завтра же, я убежден, появятся шахты глубиной в тридцать, сорок и больше километров. Это будет, когда мы начнем строить подземные котлы повсюду.