Крейсер, занявший позицию в сотне морских миль юго-восточнее Шпицебергена, на самой границе арктических владений России, двигался короткими галсами, противолодочным зигзагом, часто меняя курс. Корабль пребывал в полной готовности. Капитан Еремин, раз получив приказ, старался выполнить его лучшим образом, хотя втайне и мечтал услышать об отмене, мечтал узнать, что их вахта подошла к концу, и предстоит переход к родным берегам. Пока, в прочем, и Виктор Еремин, и семь сотен подчинявшихся ему, первому после Бога, моряков, прилежно несли службу, готовые противостоять и мощи океана, и коварству затаившегося совсем близко врага.

– Старпом, доложите обстановку, – потребовал капитан, попиравший ногами настил ходового мостика.

Сейчас, находясь в рубке, Еремин ощущал себя почти всемогущим. Ему подчинялся один из самых мощных боевых кораблей в мире, семьсот с лишним человек, настоящие морские волки, были готовы полностью и беспрекословно выполнять любые его распоряжения. При осознании этого по телу прокатывалась волна дрожи, в груди нарастало возбуждение.

– На удалении до пятидесяти миль на воде и в воздухе отсутствуют всякие цели, – доложил капитан третьего ранга Нижегородцев. – Мы ведем наблюдение всеми средствами, товарищ командир.

Еремин удовлетворенно кивнул. Как бы ни обернулась ситуация, весьма странная и напряженная, команда не теряла бдительность – в современной войне чаще всего победа достается тому, кто опередить противника, нанеся удар первым. Небо вокруг крейсера обшаривали лучи радаров "Восход" и "Кливер", а надводные цели должна была обнаруживать радиолокационная станция "Вайгач-У", чем она и занималась со всем усердием – луч локатора непрерывно сканировал небо в секторе триста шестьдесят градусов, обнаруживая все, что было крупнее альбатроса. Не забыли и об угрозе из-под воды – гидроакустический комплекс "Полином", громоздкий, но эффективный, работая в активном режиме, сканировал темные глубины моря. И, разумеется, на своих местах находились расчеты ракетных комплексов, готовые отразить любую атаку, откуда бы она ни исходила.

– Янки не рискуют соваться слишком близко? – понимающе усмехнулся Еремин. – Правильно, если дернутся, мы вспорем их брюхо в один миг. Эх, черт, а они все равно рядом, – скривился капитан. – Вон там, прячутся, будто хотят всадить нож в спину.

Виктор Еремин указал на линию горизонта, на запад, туда, где крейсировало авианосное соединение во главе с атомным авианосцем "Теодор Рузвельт", махиной водоизмещением в сотню тысяч тонн, настоящим плавучим аэродромом. Разумеется, "Рузвельт" имел внушительный эскорт, но и четырех дюжин тяжелых истребителей, что базировались на нем, с лихвой хватило бы, чтобы пустить на дно целую эскадру безо всяких ракет кораблей сопровождения.

Американцы держались на весьма приличном расстоянии, в акватории Норвежского моря, создавая иллюзию своего отсутствия. Но не только Еремин, каждый матрос-первогодок знал, что нет нужды сходиться с противником борт к борту, чтобы утвердить свою победу. Там наверняка давно уже держали пальцы на кнопках пуска ракет, и, капитан "Петра Великого" едва ли сомневался в этом, были готовы нажать их, кнопки, без колебания.

– Там не меньше полудюжины кораблей, в том числе, кроме флагмана, само собой, ракетный крейсер типа "Тикондерога", – напомнил Еремин, как бы оценивая, на свежую голову, возможности противника. – У них на борту может быть до сотни "Томагавков" вдобавок к нескольким десяткам истребителей с самого "Рузвельта". Это много, очень много, но они знают, что у нас найдется достойный ответ. Если умники в Кремле и Белом Доме не смогут договориться, мы нанесем удар, и посмотрим, сколько из наших "Гранитов" янки сумеют перехватить со всей своей хваленой электроникой, всякими "Иджисами" и "Стандартами".

Это прозвучало неестественно спокойно, слишком буднично, чтобы понять – за такими словами были многие бессонные ночи, полные тягостных раздумий, приведших в итоге к некому единственно верному решению.

– На нас весь правый фланг боевых порядков флота, и если противник прорвется мимо нас, то атакует остальные силы, развернутые в Баренцевом море, с тыла, или ударит по целям на берегу, – произнес капитан. – Мы не вправе допустить это. И янки не могут не понимать нашу решимость, здраво оценивая и свои и наши возможности, а потому и тихарятся, прячутся, будто выжидают, когда мы расслабимся хоть на минутку, отвлечемся, подставив спину.

– Пусть прячутся, – невозмутимо ответил Нижегородцев. – Наверняка с "Урала" их все равно видят.

"Урал", атомный разведывательный корабль, шел по правому борту от крейсера, между "Петром Великим" и большим противолодочным кораблем "Адмирал Чабаненко". Вместе они составляли ударную группу, способную не только вести разведку едва не над половиной Атлантики, но и атаковать двумя десятками сверхзвуковых ракет "Гранит" практически любого противника. Американцы, конечно, знали это, и потому, не рискуя понапрасну, старались держаться от русских кораблей на почтительном расстоянии, вне дальности стрельбы главного ракетного комплекса "Петра Великого".

– Радары и системы радиотехнической разведки "Урала" могут засечь излучение радаров за несколько сотен миль или перехватывать любую связь, даже спутниковую. Если начнется какое-то движение, мы сразу узнаем об этом, командир, и дадим янки по зубам, так, что они без оглядки рванут в свой Нью-Йорк, – гордо усмехнулся Нижегородцев. – У нас полные погреба зенитных ракет, хватит, чтобы отразить атаку целого авиаполка.

Действительно, в подпалубных пусковых установках ждали своего часа не только крылатые "Граниты", который, как считали многие, даже теоретически невозможно перехватить, когда они разгонятся до двух с половиной скоростей звука. Дюжина модулей-барабанов хранила в себе сорок шесть дальнобойных ракет 48Н6Е2 комплекса "Форт-М", способных "достать" низковысотную цель вроде противокорабельной ракеты, прижимающейся к самой воде, на дальности сто двадцать километров, и еще сорок восемь ракет 48Н6Е "Форт", чуть менее дальнобойных – они разили "всего" на семьдесят пять километров. А, кроме того, были еще зенитные ракеты "Кинжал", способный уничтожить все вплоть до управляемых авиабомб на расстоянии менее двенадцати километров, ракетно-пушечные комплексы "Кортик", создающие настоящую стену огня, зенитные автоматы АК-630, выбрасывающие в минуту пять тысяч снарядов, ну, и, главный калибр – спаренная стотридцатимиллиметровая артустановка.

– Конечно, отразим, старпом, и дадим по зубам, – кивнул Еремин, как никто иной, представлявший возможности своего корабля. – Если янки нас к себе подпустят. Дальность стрельбы и наших "Гранитов" и их "Томагавков" одинакова – пятьсот пятьдесят верст. Если сойдемся на эту дистанцию, то всем придется не сладко. Но их палубные истребители обладают радиусом действия свыше семисот километров без учета возможности дозаправки, и нам нечего противопоставить этому. Боюсь, если станет действительно жарко, мы сможем лишь обороняться.

Виктор Еремин, принимая грядущее безропотно, ибо не мог ничего изменить, давно просчитал все варианты, ведь потом, когда возле его корабля начнут рваться бомбы, на этот уже не будет ни секунды лишней:

– Американцы – не дураки, они ни за что не подставятся нам. А впрочем, все мы, моряки, под Богом ходим, вернее, под Нептуном. Ему служим, перед ним и ответ держать будем. Ему и судить, кому достанется победа.

Капитан третьего ранга Нижегородцев ничего не ответил на эту странную реплику. Он верил не в богов, а в точность стрельбы ракетных комплексов, которую, все-таки, было проще оценить и измерить. Атомный ракетный крейсер был трудной мишенью даже в одиночку, а эскорт, противолодочный корабль, тем более увеличивал его устойчивость. Казалось, любая атака должна расколоться о стену зенитного огня, тем более, до сих пор никто не видел противника в близи, не верил, что американцы все же решатся на подобную глупость, применив оружие. Но все равно каждый из почти двух тысяч моряков каждое мгновение ощущал на себе пристальный взгляд противника, быть может, исходивший из космоса – там, на низких орбитах, плыли в безмолвии разведывательные спутники, не выпускавшие из поля зрения эскадру ни на секунду.