Каждый В-1В, участвовавший в этом вылете, нес на внутренней подвеске по тридцать бомбовых кассет CBU-97, "умное" оружие смертельно опасное для любого закованного в самую прочную броню танка. И сейчас экипажи атаковали, не жалея бомб, пытаясь засеять смертью каждый метр чужой земли.

На заданной высоте оболочка кассетных бомб раскрывалась, подобно бутонам, и в свободный полет устремлялись уложенные в плотную связку суббоеприпасы BLU-108/B SFW – по десять в каждой бомбовой кассете. На несколько секунд падение замедлялось, когда раскрывались купола парашютов, и над русской танковой колонной зависли в терпеливом ожидании сотни кумулятивных бомб. Они медленно опускались вниз, обратив к земле "взгляды" инфракрасных сенсоров, и, стоило только попасть в поле зрения выхлопу танкового двигателя, наносили неотразимый удар. Срабатывали ракетные ускорители, и очередной суббоеприпас, огнехвостым метеором срываясь с небес, врезался в крышу боевой машины, вонзая в сравнительно тонкую броню "иглу" кумулятивной струи. Мощь русской танковой дивизии стремительно сгорала в ярком пламени.

Ефрейтор Нефедов вел свой Т-80У почти неосознанно. Руки, лежавшие на рычагах, и ноги, упиравшиеся в педали, сами знали, что нужно делать. Звучавшие в шлемофоне приказы командира танка, казалось, поступали сразу на органы управления, минуя сознание механика-водителя. При движении в колонне главное – ощутить общий ритм, настроить на него все свое существо, стать частью этой стальной змеи, одной из клеточек огромного организма, и тогда можно управлять машиной, практически не используя разум, погрузившись в странное состояние, сродни медитативному трансу.

– Ефрейтор, держи дистанцию, – напомнил командир танка старший сержант Бердыев. – Не спать!

– Так точно, командир! Есть не спать!

Механик-водитель усмехнулся, хотя никто не мог увидеть его ухмылку, и Азамат Бердыев в точности так же усмехнулся в тот же миг. Они понимали друг друга с полуслова, проведя бок о бок почти год в тесноте боевого отделения танка Т-80У, ставшего для трех членов экипажа родным домом, в котором знаком каждый угол, каждый болтик, каждая царапина на внутренней обивке. И они гордились оказанным доверием страны, вручившей двадцатилетним мальчишкам грозное оружие.

Экипаж делал все, чтобы овладеть этим оружием, вершиной военно-промышленного комплекса страны, став с ним единым целым. И хотя с некоторых пор все трое не могли забыть те часы, что они провели под броней супертанка "Черный орел", сотрясая подмосковный полигон грохотом выстрелов и ревом мотора, Т-80У оставался прекрасной боевой машиной, не уступавший ни одному из существовавших "в металле", а не на чертежах и в воображении инженеров, танков. И спустя, быть может, пару часов, им предстояло использовать свое оружие по прямому назначению – впереди ждал враг, а, значит, ждал бой.

Дивизия, приводимая в движение несгибаемой волей маршала Грекова, рвалась на северо-запад. Позади осталась объятая пожарами, содрогнувшаяся под предательским ударом врага столица, впереди ждал Санкт-Петербург, тревожно сжавшийся от поступи чужих армий. Четвертая гвардейская танковая дивизия мчалась кратчайшим путем к городу на Неве, чтобы встать заслоном на пути противника, уже уверенного в своей победе. Бронированные колонны растянулись на много километров, забив автомагистрали, связавшие крупнейшие города страны, ставшие символами России для миллионов ее жителей. Казалось, это течет, лязгая гусеничными траками, завывая на разные голоса турбинами и дизельными моторами, стальная река, способная смести любую плотину, вырвавшись на простор.

Танк Т-80У, словно сухопутный броненосец, закованный в прочную чешую дракон, летел вперед, кажется, готовый оторваться от выщербленного гусеницами сотен машин асфальта, взмыв в воздух. Степан Нефедов жал на рычаги, а сидевшие бок о бок в облепленной модулями динамической защиты "Контакт-5" башне старший сержант Бердыев и наводчик сержант Назаров и вовсе задремали. Оставив казармы, они покидали боевую машину лишь на считанные мгновения, чтобы вскоре вновь вернутся в тесное ее нутро, так, что в ушах, несмотря на всю звукоизоляцию, стоял только яростный вой турбины ГТД-1250. Марш, длившийся много часов, прерывавшийся краткими, на несколько минут, только чтобы долить горючего в баки и наскоро перекусить, привалами, стал испытанием не меньшим, чем самый ожесточенный бой. Но люди и техника выдерживали его, чтобы суметь заглянуть в глаза собственной смерти.

Яркая вспышка хлестнула по глазам командира и наводчика огненным бичом. Азамат Бердыев вскрикнул от неожиданности, когда двигавшийся впереди танк скрылся в клубе пламени. Бронированный корпус разорвало на куски изнутри, точно он был не из стали, а из бумаги, и башня, сорванная с погона, отлетела на обочину, вонзившись в землю стволом пушки, так и не сделавшей ни одного выстрела.

– Воздушная тревога, – голос командира роты оглушил старшего сержанта, в ужасе наблюдавшего, как один за другим взрываются танки и бронемашины его полка. – Воздух!!! Рассредоточиться!

– Степан, прочь с шоссе, – немедленно приказал Бердыев, чувствуя, как в сердце закрадывается ужас – танк Т-80У, смертельно опасный для всего, что движется по земле, почти неуязвимый, был практически беззащитен перед угрозой с неба. – Сворачивай! Бери правее!

Танк, взвыв газовой турбиной, скатился с асфальтовой ленты дороги, впившись грунтозацепами в дерн. Рота, мгновение назад двигавшаяся, выстроившись точно по линейке, бросилась врассыпную, но это не помогало – капли пламени падали с небес, настигая один танк за другим. Половина роты, пять Т-80У, осталась догорать на шоссе, преградив путь подразделениям, двигавшимся следом, создав, пусть ненадолго, настоящую запруду, по которой и ударили медленно опускавшиеся к земле на парашютах противотанковые суббоеприпасы.

– Давай, Степа, гони, – крикнул старший сержант Бердыев, вложив в этот вопль все свое желание жить и радоваться каждому новому дню, неважно, несет он счастье или заботы. – Жми! Вытаскивай нас отсюда!

Подпрыгивая на ухабах, Т-80У мчался, уходя от обрушившейся с небес смерти, беспощадной и неумолимой, не ведавшей, кто прав, а кто виноват, собирая причитавшуюся ей дань. Десятки танков и бронемашины вспыхнули одновременно, получив смертельные раны. Над колонной танкового полка словно прошел огненный дождь – капли пламени сыпались с неба, смывая с таким трудом собранные силы в адскую бездну. Дивизия таяла, как восковая свеча.

К маршалу Грекову смерть пришла так быстро, что он даже не осознал этого. Командно-штабная машина Р-142Н, лишенная всяческой бронезащиты, обычный грузовик ГАЗ-66, пусть и набитый до упора всяческими средствами связи, выделяла достаточно тепла, чтобы среагировала система наведения противотанковой бомбы BLU-108/B, "повисшей" над шоссе, медленно вращаясь вокруг свое оси и обводя окрестности "взглядом" инфракрасных сенсоров. Сработал ракетный ускоритель, вгоняя продолговатое "тело" бомбы в крышу цельнометаллического фургона, и кумулятивная струя пронзила тонкий лист стали.

Михаил Греков, расположившийся на узком и жестком сидении напротив командира дивизии, не увидел, как тот рассыпается пеплом, едва человеческой плоти коснулась волна жара, как та же участь постигла находившихся рядом со своим командиром офицеров штаба дивизии. Командующий танковыми войсками непроизвольно сделал вдох, но вместо воздуха в легкие хлынуло пламя, опалившее все у него внутри.

Волна боли на мгновение захлестнула маршала Грекова, ощутившего все муки ада в какую-то секунду, а затем командующий ощутил непривычную легкость, почувствовав всю прелесть свободного полета, когда узы плоти уже не сдерживают бессмертную душу, наконец, обретшую полную свободу. В один миг Четвертая гвардейская Таманская танковая дивизия оказалась обезглавлена, лишившись своего командования. Но те, кто был жив, продолжали сражаться.