Еще несколько часов назад многим, кто служил в рядах Сто восьмой мотострелковой дивизии, могло показаться, что средства противовоздушной обороны безнадежно устарели и едва ли способны защитить бойцов от атаки с неба. Вместо грозных "Тунгусок", уже кое-кем считавшихся устаревающими, службу продолжали комплексы "Стрела-10", всего лишь прошедшие "косметическую" модернизацию, да потрепанные, не раз побывавшие на капремонте "Шилки". Но настал час, и их расчеты показали, на что способно даже не самое новое оружие в умелых руках, которые не дрогнут в нужную секунду.

Плоская широкая башня зенитной установки ЗСУ-23-4 "Шилка" развернулась, провожая "взглядами" четырех связанных воедино стволов промчавшийся над степью самолет, упорно взбиравшийся все выше и выше, уходя из опасной зоны. Исторгнутые "тарелкой" антенны локатора импульсы дробились о фюзеляж "Харриера", указывая его положение наводчику, и, как только самолет оказался в перекрестье прицела, командир орудия коротко, на глубоком выдохе, рявкнул:

– Огонь!

Грохот отдельных выстрелов слился в звучный треск, и поток трассеров вспорол ночное небо. Полсотни выстрелов в секунду, полсотни снарядов весом сто девяносто граммов, частью – бронебойно-зажигательных, а частью – осколочно-фугасных, полсотни разогнанных до тысячи метров в секунду кусков раскаленного металла, создавших стальной занавес на пути американского штурмовика.

"Харриер" метался в конусе луча радиолокационного прицела, точно попавшая в паутину муха. Мерцающие росчерки трассирующих снарядов, намного опережавших скорость звука, мчались к цели, а та немыслимым маневром ускользала из-под огня.

– Сука, – злобно прорычал командир орудия, когда вражеский самолет исчез с экрана локатора, заставив наводчика от досады разразиться потоком брани. – Падла драная!

Им не удалось открыть боевой счет – противник, вынужденный прекратить атаку, оставался еще "на крыле", а значит, мог вернуться в любой миг, проявив очередной раз большую осторожность.

От перегрузки глаза едва не вылетели из орбит, конструкция "Харриера" чудом выдержала воздействие колоссальных сил, жгутом скручивавших самолет, но маневр увенчался успехом – огненные нити протянулись над самой кабиной штурмовика. Зенитные снаряды, вспыхивая, взрывались, когда срабатывал самоликвидатор, и осколки бессильно хлестали пустоту.

– Ублюдки, – рассмеялся Джованни Карузо, с трудом выталкивая воздух из легких – казалось, на грудь опустили наковальню, так что ребра едва выдерживали, чудом на превратившись в мелкое крошево. – Черта с два, не достанете!

Полностью послушные воле и каждому движении рук своего пилота "Харриер", скатившись к самой земле, почти вертикально встал на хвост, вновь набирая высоту. Турбина издала победный рев, и сам летчик был готов кричать от восторга – сейчас, кода смерть прошла буквально в считанных футах, жизнь показалась прекрасной штукой, несмотря на случавшиеся неприятные мелочи, и вдруг остро захотелось сохранить ее как можно дольше.

Цифра на альтиметре стремительно росла, земля удалялась, а вместе с ней все более призрачной становилась и опасность, исходившая от врага. Ночь надежно хранила капитана Карузо от любой угрозы, и потому, когда тьма под брюхом AV-8B вспыхнула, и сотни сверкающих светлячков ринулись к самолету, захлестывая его стальной волной, для пилота это оказалось полнейшей неожиданностью. Джованни Карузо к чести своей замешкался всего лишь на пару секунд – он был опытным летчиком, – но это промедление оказалось решающим.

Ярость душила полковника Басова, на глазах которого американские пилоты, чувствуя себя совершенно безнаказанными в чуждом небе, сократили боевую мощь батальона на одну десятую, сократили его шансы, как и шансы всего полка, на победу, когда они все же отыщут врага. Противник, теперь полностью овладевший русским небом, был волен делать все, что пожелает, и те, кто оставался прикованным к земле, почти не могли помешать ему.

– Янки прямо по курсу! – сообщил наводчик, прослушивавший диапазон зенитного дивизиона.

– Батальон, открыть заградительный огонь!

Алексей Басов стиснул рукоятки наведения зенитного пулемета "Утес", прильнув к окуляру прицела. Дистанционно управляемая установка позволяла вести огонь, оставаясь под броней, и полковник, задрав увенчанный конической насадкой пламегасителя ствол вверх до предела, вдавил кнопку электроспуска, заставив оружие судорожно содрогнуться, выплевывая сгустки раскаленного свинца.

Американский штурмовик находился еще слишком низко, чтобы крупнокалиберные пули перестали представляя опасность для лишенной броневой защиты машины. Три десятка стволов разом открыли огонь, выбрасывая в небо десятки килограммов свинца. Тяжелые "Утесы", производившие восемьсот выстрелов в секунду, расстреляли снаряженную полусотней патронов ленту за считанные мгновения, замолкая один за другим, и для того, чтобы продолжить стрельбу, требовалось все-таки покинуть боевое отделение танка, заправляя новую ленту и взводя оружие, но это уже не потребовалось.

Ночная тьма наполнилась мерцанием сотен искорок, взмывших от земли в зенит. "Харриер" на предельной скорости врезался в рой крупнокалиберных пуль, и Джованни Карузо почувствовал, как штурмовик содрогнулся, затрясся в конвульсии, когда разъяренные свинцовые "осы" впились в обшивку фюзеляжа.

– Господи, – пилот рванул штурвал, ввинчивая свой AV-8B в серую мглу небосклона, пытаясь оторваться от пуль. – Нет!!!

Штурмовик вертикального взлета и посадки "Харриер" создавался, как универсальная машина, призванная не только поддерживать огнем морскую пехоту, высадившуюся на чужое побережье, но также и защищать свои корабли от воздушных ударов противника. замысел отчасти удался, но став хорошим в разных ипостасях, самолет не смог быть лучшим в чем-то одном. Лишенный бронирования, в отличие от того же "Тандерболта", AV-8B оказался чудовищно уязвимым от огня даже не самого мощного оружия, и его пилоту не на что было рассчитывать, кроме большой удачи.

Крупнокалиберные пули разорвали тонкие листы обшивки, прошивая топливные баки, "артерии" топливопроводов, разрушая тяги управления рулями и кромсая турбину. Штурмовик превратился в огненный шар, рухнувший из поднебесья к земле, и полет этого рукотворного болида приковал взоры сотен русских солдат, оставивших надежную защиту брони своих боевых машин ради такого зрелища.

Джованни Карузо почувствовал, как пламя заполняет тесную кабину, лизнув ноги, обдав своим дыханием лицо, тотчас покрывшееся волдырями. Ладонь, обтянутая тканью перчатки, легла на рычаг катапульты – спасительную соломинку, на которую было ничтожно мало надежды. Пиропатроны сорвали фонарь кабины, встречным потоком воздуха тотчас отброшенный назад, и пороховой ускоритель соврал с креплений кресло "Стенсел-1" с прочно притянутым к нему полубесчувственным телом летчика, едва ли действовавшего осознанно.

Лезвие киля вспороло воздух в опасной близости от пилота, оказавшегося во власти системы катапультирования, и вот уже объятый пламенем "Харриер", лишившийся управления, уносится вниз, пронзая ночную мглу. С хлопком над головой Джованни Карузо развернулся купол парашюта, и падение замедлилось. Внизу во тьме смутно угадывались плоские, точно срезанные великанским ножом, вершины холмов. Там, среди этих высоток, американскому пилоту предстояло дать свой последний бой.

Высунувшись по пояс из люка, Алексей Басов, не сдержавшись, соврал с головы прилипший от пота танковый шлем, радостно закричав во весь голос. Он видел, как видели десятки танкистов, как свечой ушедший в небо американский штурмовик, окутавшись пламенем, рухнул на землю.