– Вижу цель, – нарушил молчание оператор ведущего истребителя. – На одиннадцати часах. Дальность четыре мили.

Прицельная инфракрасная система переднего обзора, размещенная контейнере-"близнеце" AN/AAQ-14, обладала меньшим полем обзора, обеспечивая при этом высокую точность распознавания целей. Наверное, русские там, внизу, полагали, что ночь надежно скроет их, и расслабились, решив, что доживут до утра.

– Янки-два, я Янки-один, – командир звена первым нарушил режим радиомолчания. – Цель обнаружена. Колонна бронемашин по азимуту три-два-пять. Четыре мили! Приготовиться к атаке!

Одно движение – и отключены предохранители бортового вооружения. Лучи лазерных целеуказателей, неразличимые невооруженным взглядом, пронзили сумрак, впиваясь в борта вражеских бронемашин. Операторы, сидевшие в задних кабинах полого пикировавших к окутанной тьмою земле, напряглись, ожидая приказа. Участь противника была решена здесь и сейчас.

Мобильная станция спутниковой связи Р-439-МД2 внешне мало отличалась от обыкновенного БТР-80, "восьминогого" трудяги кавказских войн, сотни раз на себе вытаскивавшего из-под огня жизни восемнадцатилетних мальчишек, собою заслоняя их от пуль и града шрапнели, подрывавшегося на хитроумных минах, чтоб те, кто доверился ему, остались живы, вернувшись, в конце концов, домой, к матерям и любимым девушкам. Но этой машине не суждено было стальной грудью идти на кинжальный огонь врага, тем более, ему нечем было отвечать на этот огонь – вместо башни со спаренными пулеметами над корпусом станции спутниковой связи возвышался цилиндрический обтекатель антенны на поворотной платформе.

Бронетранспортер, сжигая последние капли драгоценной солярки, продолжал движение по степи, по едва заметному проселку, оставленному грузовиками и "газиками" давно исчезнувшего колхоза, направив антенну почти точно в зенит. Офицеры связи знали, что от них, именно от них во многом зависит исход наступления, от того, смогут ли они "докричаться" до далекого адресата, позволив скоординировать действия тысяч людей на пространстве от Каспия до Черного моря.

– Есть сигнал, – бесстрастно произнес командир расчета, увидев вспыхнувшие на приборной панели разноцветные огоньки. – Есть связь!

Сигнал, узким лучом пронзивший атмосферу, прорвался сквозь пелену помех, коснувшись параболической антенны спутника связи "Ямал". Это был гражданский орбитальный аппарат, но для тех, кто упорно посылал в пространство запрос за запросом, это не имело значения. Антенна спутника, принявшего указание, развернулась, нацеливаясь на центральную часть европейской России, и с орбиты вниз, в самое сердце Москвы, умчалась радиограмма. На земле сигнал принял спутниковый ретранслятор, и потом, уже по зашитому в броню кабелю спецсвязи, электромагнитный импульс, ушел глубоко под землю, под асфальтовые мостовые, под бетонный панцирь секретного бункера, о самом существовании которого – не по слухам, а достоверно – знали очень немногие.

– Товарищ командующий, – командир расчета щелкнул тумблером на панели обычной радиостанции, связываясь со следовавшим "в кильватере" пунктом связи "Артек". – Товарищ командующий, связь установлена!

Для Юрия Логинова эта новость была самой радостной за последние часы. Оставалось только удивиться парадоксам, случавшимся в этом странном мире. Командующий округом не мог связаться с полками и дивизиями, находившимися не более, чем в полутора сотнях километров, но был в состоянии вести беседу с теми, кто находился за полторы тысячи верст, под толщей земли, усиленной бетоном и броневой сталью.

– Товарищ генерал, какова обстановка? – Аркадий Самойлов, "взявший трубку", сразу перешел к делу. Пожалуй, ему, терпеливо сидевшему в убежище, было тяжелее просто ждать, чем тому, кто, не задумываясь о глобальных вещах, отважно шел в бой.

– Я смутно представляю положение на фронте. Связь работает с перебоями, со штабами многих подразделений невозможно установить контакт. Но войска, несмотря на высокие потери, продолжают наступление, кажется, почти не встречая сопротивления на земле. Авиация противника постоянно атакует наши боевые порядки, но его сухопутные войска бой не принимают. Американцы минируют направления движения моих полков, блокируя их, лишая возможности маневрировать на местности, и немедленно наводя на наши танки свои штурмовики. Дивизия несет очень большие потери, а ущерб, нанесенный противнику, пока ничтожен.

Генерал Логинов старался говорить четко и коротко, помня, что даже спутниковая связь не обладает абсолютной гарантией надежности. В конце концов, противник давно уже, пусть больше и в теории, научился сбивать спутники. Да и нечего было докладывать, и осознание этого заставляло опытного офицера краснеть от стыда и гнева.

– На земле мы обладаем подавляющим перевесом в живой силе и технике, у противника нет шансов выстоять в прямом столкновении, – продолжил командующий округом. – И американцы это понимают. Мы стараемся навязать бой на выгодных нам самим условиях, враг, соответственно, пытается диктовать свои, больше полагаясь на авиацию. Нашим танкам необходимо прикрытие от воздушного противника, хотя бы зенитные ракеты.

– Продолжайте наступление до последней возможности, – потребовал Самойлов, который был должен сказать и сделать хоть что-то, самого себя убеждая в своей важности и полезности. – Нужно нанести врагу максимальный урон, и, возможно, американцы предложат мир, поняв, что цена победы в этой войне окажется слишком высокой.

– Поверьте, никто из моих бойцов, ни один солдат, не желает отступать. Мы готовы сражаться, но помимо желания еще необходимы и возможности. Танки и бронемашины встают на марше, выбывая из строя не от огня противника, а из-за поломок, порой ничтожно мелких, но для того, чтобы чинить технику, нет запчастей. Боеприпасов тоже в обрез, на один бой, а потом – только на таран. Но самое главное – горючее на исходе. В баках моей штабной машины топлива еще на час-полтора, потом мы остановимся, и янки нас расстреляют, как в тире.

Логинов старался избежать лишних эмоций, но любой, кто слышал его в этот миг, не мог не ощутить горечь, сквозящую в каждом слове. Все усилия тысяч по-настоящему храбрых людей, готовых запросто пойти на смерть просто потому, что они когда-то дали воинскую присягу, могли оказаться сведенными на нет пустыми баками боевых машин.

– Пока наладить снабжение не представляется возможным, – прозвучал в ответ голос Самойлова. – Противник уничижил авиационным ударом все мосты и крупные переправы через Дон и Волгу.

– Я это знаю, черт возьми! И потому прошу вас изыскать резервы, обеспечив мои войска снарядами и топливом, и тогда, клянусь, мы погоним американцев хоть в Турцию, хоть куда!

– Мы делаем все необходимое, товарищ генерал. Все воинские части Московского военного округа подняты по тревоге, инженерные батальоны уже на подходе к Дону. Мы наведем временные переправы, обеспечив вас всеми ресурсами. Но сложилась опасная ситуация, враг угрожает с севера Москве и Петербургу, значительные наши силы брошены на отражение атаки. Мы пытаемся защитить столицу, вы должны понять важность этого. Так что пока прошу обходиться своими силами, изыскивать резервы на месте. Мы вас не оставим, генерал!

– Черт! – отключившись, генерал Логинов, уже не в силах сдерживаться, ударил тяжелым кулаком по приборной панели. Пластик жалобно скрипнул, но выдержал начальственный гнев. – Ублюдки! Своими силами? Откуда, черт возьми?! Мы в западне! Нас прихлопнут, и не заметят! Чертовы кретины!

Чувство собственной беспомощности выворачивало наизнанку. Хотелось рычать, крушить все, что попадется под руку, а вместо этого Юрий Логинов был вынужден до хрипоты кричать в микрофон, повторяя, точно попугай, слова приказов, которые, скорее всего, никто не услышит, но и услышав, едва ли сумеет исполнить. Дивизии, взметенные не сигналом тревоги, а грохотом вражеских бомб, наступали, но чудовищно мощные удары бронированных "кулаков" проваливались в пустоту, не встречая сопротивления.