Аэродром Таллинна содрогался, будто в агонии, принимая приходившие с запада самолеты. Один за другим на его посадочные полосы приземлялись громадные транспортные самолеты С-17А и С-141В, и даже гиганты С-5А "Гэлакси", с которых техники мгновенно начинали выгружать оборудование и боеприпасы, все, что смогли захватить с собой в спешке покидавшие Германию американцы. Отныне здесь был их дом, тот плацдарм, с которого предстояло разгромить уже почти сокрушенного врага. И потому первым делом агрессор позаботился о том, чтобы защитить новую базу, в близости которой к территории противника помимо несомненных плюсов хватало и явных минусов.
В воздухе над эстонской столицей повис "летающий радар" Е-3А "Сентри", занявший свой пост на защите рубежей гордой прибалтийской республики. Периодически подпитываясь топливом от самолетов-заправщиков, АВАКС мог держаться в небе без малого сутки, и срок этот ограничивался лишь человеческими возможностями. А на земле, ожидая указаний от летающего "дозора", уже разворачивались первые батареи зенитно-ракетных комплексов "Пэтриот", готовые прикрыть Таллинн и практически всю Эстонию от воздушного удара, в который здесь уже окончательно перестали верить.
– Генерал, сэр, мы готовы к отражению любой атаки, – доложил прямо с летного поля командир ракетного дивизиона, связавшись с командующим операцией, находившимся еще над водами центральной Балтики, в десяти километрах над уровнем моря. – Первая батарея уже готова к бою, еще две на подходе. Ни один русский самолет не сможет прорваться к Таллинну на расстояние удара. Аэродром готов принять наших парней хоть сейчас. Все службы развернуты, мы полностью контролируем обстановку.
Транспортные "борты" подходили с запада, со стороны моря, и, стоило им закончить пробег, по грузовым аппарелям на бетон съезжали грузовики и "Хаммеры", погрузчики вытаскивали контейнеры, и по летному полю, словно сами собой, начинали змеиться жгуты кабелей. А в небо уже уставились антенны многофункциональных радаров AN/MPQ-53 зенитных комплексов "Пэтриот". Сейчас расчетам пришлось на время взять на себя управление воздушным движением в зоне аэропорта, решительно оттесняя прочь пассажирские самолеты, которым не посчастливилось оказаться в эти минуты в небе над Эстонией.
А первые американские истребители, выполнив боевую задачу, уже опускались на посадочные полосы, заранее расчищенные от гражданских машин. Местные диспетчеры, разинув рты, с высоты контрольной вышки наблюдали, как тягачи оттаскивают на рулежные дорожки приземлившиеся "Страйк Иглы" и "Файтинг Фалконы", чтобы следовавшие за ними крылатые машины могли, наконец, коснуться земли.
В эфире, забивая целые диапазоны, повисла торопливая скороговорка. Пилоты, наземные диспетчеры, солдаты аэродромных служб, все они говорили взахлеб, щедро сыпля кодовыми словами позывными. Им некого было бояться сейчас, когда, казалось, враг уже не мог сопротивляться, да и не имел такого желания, ощутив на себе всю сокрушительную мощь агрессора.
Командно-штабная машина, словно дикобраз, утыканная частой щетиной штыревых радиоантенн, вращая широкими колесами, мчалась по опустевшему шоссе на запад. В цельнометаллическом вагончике-КУНГе тряслись, чувствуя на собственной шкуре каждый из многочисленных ухабов родных русских дорог, старшие офицеры ракетной бригады, полностью отдавшись на волю опытного водителя-прапорщика, увлеченно крутившего баранку.
Бездействие претило командиру бригады, привыкшему держать инициативу в своих руках. Но сейчас все складывалось иначе. Единственное, что оставалось полковнику, это терпеливо ждать, когда радист, находившийся здесь же, буквально на расстоянии вытянутой руки, сможет различить в треске помех хоть одно понятное слово. Они двигались вслепую, надеясь лишь, что за очередным поворотом не наткнуться на спешащую к Санкт-Петербургу механизированную колонну американских войск, для которой сводный ракетный дивизион – девять самоходных пусковых установок оперативно-тактических ракет "Искандер", транспортно-заряжающие и штабные машины – будет легкой и желанной добычей.
Полковник скривился, издав утробный рык, в котором смешалась ярость, боль и досада. Слишком мало сил осталось в его распоряжении, ничтожно мало для того, чтобы изменить ход кампании, даже единственного сражения. В прочем, для того, чтобы заставить помнить врага о себе, и этого хватит с лихвой. Нужно только с умом использовать то, что уцелело после внезапной атаки противника, а уж этому-то полковник учился с юности.
Где-то позади взрывы мощных бомб вновь и вновь перепахивали землю, в порошок кроша бетон и скручивая узлами стальную арматуру ангаров. Четверка истребителей F-16C "Файтинг Фалкон", снова и снова один за другим заходивших на цель, щедро осыпала расположение бригады смертоносным градом, словно задавшись целью сравнять с землей все, что еще носило следы человеческих рук. Но время было безнадежно упущено.
– Слышу радиопереговоры, – вдруг произнес радист, скакавший с одной частоты на другую, и нигде не задерживаясь надолго. – Голосовой обмен на натовском диапазоне. Говорят по-английски, товарищ полковник!
Молодой, меньше года назад покинувший стены училища лейтенант перестал терзать ручки настройки радиостанции, отыскав, наконец, то, что было нужно. В тесный мирок фургона ворвалась чужая речь, порой совершенно неслышимая из-за треска помех, но временами столь отчетливая, будто говоривших и не отделяли сотни километров.
– Это американцы, точно! Переговоры пилотов и наземных служб, – пояснил радист, взглянув на подобравшегося, точно учуявший след охотничий пес, полковника. – Летчикам сообщают, чтобы меняли курс, направлялись в Таллинн. Кажется, место сбора их авиации находится именно там.
– Эстония? – Командир бригады криво усмехнулся: – Что ж, этого вполне следовало ожидать. Лучший аэродром подскока придумать трудно, право же! Значит, эти суки у нас в руках. Таллинн находится в пределах дальности действия наших ракет, и, черт возьми, пусть кто-то назовет мне хоть одну причину, по которой я не должен отдать приказ прямо сейчас.
Полковник, наконец, увидев вполне осязаемую, и главное, доступную цель, не желала медлить. Он жаждал действия, и теперь мог выплеснуть всю скопившуюся злость, весь страх и разочарование в одной короткой команде. Но не все могли похвастаться столь же высокой решимостью.
– Я рискну, – неожиданно произнес начальник штаба. – Возможно, это ошибка, возможно, мы не так расшифровали их обмен. Вы так просто сможете отдать приказ, зная, что через считанные минуты в огне исчезнут целые кварталы, сотни мирных жителей, и знать ничего не знающих об этой войне?
– Непричастных отныне нет, майор! Нет, и не может быть. Все виноваты, и те, кто сбрасывает бомбы на наши дома, и те, кто поддерживает их своим молчаливым согласием. Эти шакалы, чертова чухня, они давно ждали такого момента, и теперь, наверное, каждый американский самолет встречают цветами и шампанским. Суки! Ничего, для них все скоро кончится!
Полковник не забыл, да и как тут забудешь, если минуло не больше часа, дымящиеся руины офицерского общежития. "Умные" бомбы, конечно, разили точно, но всегда есть место для ошибки, а вражеские пилоты и не старались слишком тщательно выбирать мишени, довольствуясь хотя бы тем, что весь их груз лег в пределах военного городка. Несколько десятков детей и женщин так и приняли смерть, даже не успев проснуться, или только-только разлепив веки, разбуженные рокотом турбин. И за каждую жертву войны полковник был готов взыскать с врага стократно.
– Дивизиону приготовиться к бою, – отрывисто приказал, точно отрубил, командир бригады. – батареям развернуться вдоль шоссе. Всем расчетам проверить готовность систем, по завершении доложить мне. Ввести в головки наведения ракет координаты цели. Мы уничтожим Таллинн и всех американских выродков, которые там окажутся!