Жалкая попытка остановить атаку была замечена мгновенно, и никто не считал, что это можно спустить с рук, пусть ущерб, причиненный отчаявшимися противниками, и оставался смехотворно ничтожным.
– "Чарли-пять", "Чарли-шесть", надводная цель на пяти часах, – сообщил командир группы, видевший, благодаря мощному радару "Сентри", все, что творилось не только в небесах, но и на поверхности моря. – Русский корвет ведет заградительный огонь по нашим бомбам. Уничтожьте его!
Звено истребителей F-16C "Файтинг Фалкон", получив приказ, буквально вывалилось из строя, в крутом пике разворачиваясь на цель. Бомбы со спутниковым наведениям были хороши многим, кроме одного – изменять задание в полете становилось просто невозможно. Но в арсенале американских летчиков было вдоволь и другого оружия.
Подвешенные под фюзеляжем истребителей контейнеры LANTIRN совмещали в себе массу прицельного и навигационного оборудования, и пилоты увидели в инфракрасном спектре силуэт цели, вонзив в нее невидимые глазу лучи лазерных целеуказателей, впившиеся в высокую надстройку.
– Я "Чарли-шесть", есть захват. Есть визуальный контакт, – доложил ведомый. – Противник у меня на прицеле! Это корвет класса "Пархим-2". Дальность – тридцать миль!
– Ракеты к бою, – немедленно приказал командир звена, и сам отключил предохранители управляемых ракет "Мейверик", висевших на подкрыльных пилонах.
Пилоты могли спокойно выбирать лучшую позицию для атаки, точно зная, что русский корабль бессилен против них. Даже атомной подлодке стоило бы опасаться встречи с этим корветом, но для воздушного противника суденышко, вооруженное лишь пушками, становилось не более, чем подвижной мишенью.
"Соколы" выполнили маневр, заходя на цель с кормы и носа одновременно, зажимая врага в клещи. Еще пара минут, расстояние до русского корвета сократилось до какого-то десятка миль, взвыл зуммер детектора радиолокационного облучения, и командир буквально выкрикнул:
– Пуск!
Четыре ракеты AGM-65E, выбрасывая языки пламени, скользнули к поверхности моря, следуя параллельно протянувшимся от их носителей лазерным лучам. Несколько секунд спустя их увидел оператор радара противолодочного корабля.
– Ракеты справа по борту, – стегнул по ушам командира "Калмыкии", в одиночку отважно противостоявшей вражеской армаде, тревожный крик. – Дальность десять!
– Вашу мать, – выругался капитан. – Суки! Атаковать нас? Черта с два! Поставить помехи, выстрелить ложные цели, – рявкнул офицер, заставив вздрогнуть от неожиданности и без того напряженных, точно спусковые пружины, моряков. – Лево на борт восемьдесят, и самый полный вперед, черт возьми!
"Калмыкия" была достаточно маленьким судном, при всей своей смертоносности для чужих субмарин, чтобы отозваться на новый приказ в считанные десятки секунд. Укрытые в трюме дизельные двигатели взревели, резко увеличивая обороты, и гребные винты вспенили воду за кормой сторожевика, толкая его вперед по глади моря.
Пусковые установки ПК-16 выплюнули в сторону подлетавших ракет град снарядов, разорвавшихся в нескольких кабельтовых от маневрировавшего, словно в попытке увернуться, противолодочного корабля. Облака дипольных отражателей мгновенно скрыли "Калмыкию", пропавшую для радаров и инфракрасных сканеров атаковавших истребителей. И одновременно комплекс радиоэлектронной борьбы хлестнул по прицелам противника бичами электромагнитных помех, ослепляя пилотов "Фалконов".
Две ракеты, которые от корабля отделяло не больше четырех миль, потеряли цель, когда лазерные лучи увязли в облаке помех, и зарылись в волны, стремительно уходя на дно. Но еще две оставались на курсе, быстро сокращая расстояние.
– Две цели по корме, – сообщил мичман, вперивший взгляд в экран локатора. – Дальность – тридцать пять!
– По ракетам противника – заградительный огонь! Зенитный артиллерийский комплекс и ЗРК – к бою! Пли!
Зенитный автомат АК-630, поведя связкой тридцатимиллиметровых стволов, изрыгнул поток огня в сторону приближавшихся ракет. Спустя секунду в небо взмыли две зенитные ракеты "Стрела-3", метнувшись навстречу скользившим над волнами AGM-65E.
– Первая – промах! – доложил оператор радара, видевший, как ракета "корабль-воздух" прошла мимо цели, позволив американской ракете преодолеть еще несколько сотен метров. – Вторая – тоже промах!
Инфракрасные головки наведения "Стрел" так и не смогли захватить слишком маленькие, излучавшие слишком малое количество тепла ракеты "воздух-земля". "Мейверики" были достаточно большими, чтобы не остаться незамеченными для локатора, но оказались ничтожно малыми для того, чтобы хоть как-то помешать их стремительному полету.
Вновь зашелся в длинной очереди, буквально захлебываясь свинцом, зенитный артиллерийский комплекс, и мерцающая нить трассеров пересекла траекторию полета чужих ракет. Один из "Мейвериков" взорвался, осыпавшись в море градом осколков. Моряки на "Калмыкии", видевшие это ликующе закричали, а в следующий миг последняя ракета, преодолев все рубежи обороны, боднула корабль в борт массивной рубки.
Сработал контактный детонатор, и взрыв фугасной боеголовки весом без малого сто сорок килограммов проломил тонкую сталь, и раскаленные газы ворвались внутрь, в отсеки. Оказавшихся ближе всего матросов просто расплющило о переборки, из-за перебитой проводки кое-где исчезло энергоснабжение, и корабль превратился в мертвый кусок железа.
– А, черт, – капитан "Калмыкии", сбитый взрывом с ног, кое-как поднялся, опираясь о переборку. – Старпом, доложить о повреждения! Команде приступить к борьбе за живучесть!
Сверху, откуда-то с небес пришел надсадный гул, и моряки, запрокидывая головы, провожали взглядами пару истребителей "Файтинг Фалкон", серыми призраками пронесшихся над побежденным противником. Противолодочный корабль остался на плаву – попадание пришлось выше ватерлинии, и вода в трюм не попала. Но теперь команда только и могла, что в бессилии наблюдать за уходящей на восток, к родным берегам, воздушной армадой, рев турбин которой еще не скоро стих. Американские истребители спешили добраться до целей, избавившись от смертоносного груза. Уже гремели взрывы над Кронштадтом, на очереди были Выборг, Псков и Петербург.
Война пришла в северную столицу России, прекрасную в своей суровой сдержанности, вместе с первыми лучами солнца, словно стремясь опередить сияние светила. Никто здесь, в Санкт-Петербурге, не ждал, что небо над колыбелью трех революций в одно мгновение заполонят самолеты, плоскости которых будут испещрены белыми звездами, чужими знаками, знаками, сулящими разрушение и гибель. Сирены оповещения о воздушной тревоге молчали, не успев подать сигнал. А потом, когда над кварталами прокатились отзвуки взрывов, они уже стали и вовсе ненужными.
Люди, вырванные из объятий морфея, вскакивали с постелей, и сердца их учащенно, с тревогой, колотились в такт громовым раскатам, плывшим над кровлями. И паника впивалась ледяными когтями, в души, наполняя их безотчетным страхом перед грядущим, диким, не подконтрольным разуму ужасом.
Выскакивая из подъездов, оказавшиеся в одно мгновение в гуще сражения обыватели метались по улицам, вжимая головы в плечи, когда с неба приходил монотонный гул реактивных двигателей. Стальные птицы, сжимая в когтях смерть, проносились над кварталами, и оттуда, из вышины, пилоты, во власти которых была сейчас судьба тысяч смертных, бесстрастно наблюдали за подчиненной ужасу суетой, неторопливо выбирая, чью именно жизнь оборвать здесь и сейчас.
– Война, война, – кричали метавшиеся по улицам разбуженного поступью смерти города люди, едва одетые, не понимающие толком и сами, куда и от чего они бегут, но твердо знавшие в этот миг – в движении – жизнь. – Это террористы! Спасайтесь все!