— Втайне хочет представлять Ирландию на конкурсе «Евровидение» — да, знаю.

Тут появляется Майк и покровительственно обвивает рукой талию Кэролайн. Для меня это дополнительный повод расстроиться, хотя я этого никогда не высказываю. Они стали встречаться тогда же, когда и мы с Питом, и до сих пор так прекрасно ладят, что это лишь подчеркивает медленное ухудшение нашей ситуации. Простой пример: Майк подарил Кэролайн на рождество нитку жемчуга. Чтобы ее купить, ему пришлось вкалывать в свободное время в гараже, а Пит явился… без подарка. Вообще. Ноль без палочки.

Правда, он заявляет, что принципиально против идеи дарить подарки, пока в Африке люди гибнут от голода, но из-за этого я чуть голову не сломала, придумывая, что ему подарить. Наконец купила сезонный абонемент в «Грин-синема» на ретроспективу Феллини, что, как я знала, должно ему понравиться.

Забавно, но, протестуя против дарения подарков, он совсем не возражает против их получения…

— Как поживают два моих любимых Ангела Чарли? — спрашивает Майк. — И куда пошли Сабрина и Чарли?

— Понятия не имею, — отвечаю я. — Кажется, за пивом.

— Правда, он красавец? — спрашивает Кэролайн, глядя на Майка с обожанием.

Майк наряжен Ричардом Гиром из «Офицера и джентльмена» и выглядит воплощенной девичьей мечтой. Как только я собираюсь спросить их, на манер Золушки, далеко ли до полуночи, в комнату втискивается Пит.

— О, привет, Пит! — тепло приветствует его Кэролайн. — Кем ты нарядился?

— Одной рок-звездой.

— Кем именно?

— Угадай. Эмилия, не подсказывай.

— Э-э… Бон Джови? — спрашивает Майк.

— Ты думаешь, что я бы оделся как Бон Джови? Мимо!

— Принц?

— Даже не похоже.

— Сдаемся.

— Билли Айдол. Хотя это было ну та-а-ак очевидно.

Если быть честным по отношению к Кэролайн и Майку, это было вовсе не так очевидно. Единственная разница между обычным видом Пита и сегодняшним состоит в том, что он чуть больше взлохматил волосы.

— Ты можешь что-нибудь предпринять насчет музыки? — спрашивает он Майка. — Если я еще раз услышу Тину Тернер, то уйду.

— Одну минуту, — вежливо говорит Майк, вскакивая с дивана.

— Да, вот еще что: я не хочу никого напрягать, но нельзя ли подать что-нибудь чистое, из чего можно пить?

— Здрасте, — говорит Майк, — ты же сказал, что не хочешь никого напрягать.

— Как тебе нравятся наши костюмы? — спрашивает Пита Кэролайн, когда Майк скрывается в толпе.

Он не отвечает ничего, просто окидывает нас тем снисходительным взглядом, который начинает меня по-настоящему бесить.

Но нашу Кэролайн не испугаешь каким-то жалким взглядом, если она намерена добиться комплиментов от Пита, пусть даже ценой его жизни.

— Правда, Эмилия отлично выглядит со взбитой прической и в узких шортиках? Как киберкрасотка в стиле пятидесятых.

Пит смотрит на меня, явно подыскивая подходящую ядовитую остроту.

— Она выглядит как… как пошлая наклейка на фюзеляже американского бомбардировщика. — И он неторопливо отходит, довольный донельзя, воображая, что он тут самый большой шутник.

— Елки-палки, я же сижу прямо перед тобой! — ору я, кипя от возмущения.

— Я вижу. Воспринимай это как двусмысленный комплимент.

И он удаляется в кухню.

— Ты права. Если ты не порвешь с ним сегодня, — с горечью заявляет Кэролайн, — я сама сделаю это за тебя. Только дождись полуночи.

Вдруг Майк несколько раз включает и выключает верхний свет, чтобы привлечь всеобщее внимание.

— До Нового года осталось две минуты! — выкрикивает он. — Всем разбиться по парам!

— Давай я пойду искать Чарли и нашего заблудшего ангела, — предлагаю я Кэролайн. — Тогда мы, по крайней мере, все вместе встретим 1987 год.

Кэролайн улыбается и присоединяется к своему кавалеру, а я прокладываю себе путь сквозь толчею в поисках остальных. Я обследую крошечную грязную кухоньку и прихожую. Никаких следов.

Потом натыкаюсь на Пита, который беседует с приятелем Майка, и он делает мне командирские жесты, чтобы я была под рукой при двенадцатом ударе часов.

Ну уж нет.

Я вздрагиваю и начинаю лихорадочно обдумывать, как мне от него отвязаться, и тут Майк выключает музыку и начинает обратный отсчет.

— Десять! Девять! Восемь! Семь! Шесть! — считают все хором.

Я вижу, как Пит пробирается сквозь толпу поближе ко мне.

И понимаю, что выбора у меня нет.

— Пять! Четыре! Три! Два…

Я распахиваю дверь в ванную, не обращая внимания на то, сидит ли кто-нибудь в уборной и насколько в ней грязно; это просто научный опыт. Я в чрезвычайном положении.

Именно там они и есть.

Я не верю собственным глазам.

Там обнимаются Джейми и Рэйчел, целуя друг друга с таким самозабвением, что не замечают, как я уставилась на них в глубоком шоке.

— М-м-м… о господи, если ты меня простишь, я уйду отсюда и больше никуда глаз не покажу, — бормочу я.

Хор разражается последним выкриком:

— С Новым годом!!!

Я уже говорила и скажу снова: слава богу, что существует работа. Слава богу, что есть так много забот, и слава богу, что они не оставляют времени задумываться. Это я ощутила в офисе, погрузившись в мельтешащую суету сценарных совещаний, консультационных летучек и спешных встреч с пресс-службой, чтобы подготовить средства для преображения, сокращения и взбадривания «Кельтских тигров», которые вскорости появятся перед вашими взорами на телевизионных экранах. Только в два с лишним часа пополудни я улучила момент сесть за рабочий стол, ухватить сандвич и прослушать голосовую почту.

Девять пропущенных звонков. Все от Джейми, извиняющиеся — сокрушенные — униженные, на тему… впрочем, сами послушайте:

«Ладно, дорогая, я знаю, что плохо себя вел, но ты должна меня простить. Ты меня знаешь, истина в вине, и кроме того, я думал только о тебе, любовь моя. Я бы никогда не осмелился протрепаться о тебе, Пите Муни и твоих вечерних курсах, если бы не думал, что это поможет…» Гудки.

«Черт побери, прости, сел аккумулятор. Как бы то ни было, не суди меня слишком строго. Я, честное-пречестное слово, думал, что оказываю тебе услугу; я больше никогда ни словечка не пророню о твоих курсах, которые — для протокола — по-моему, классная идея. Я знаю, как страстно ты хочешь быть замужней дамой — любимой мамой, и искренне желаю тебе счастья. Ты действительно ходишь туда и делаешь что-то такое…» Гудки.

«Извини, опять эти чертовы батарейки. У тебя до сих пор важные встречи? Позвони мне, когда освободишься. Мне пришла в голову одна мысль, как я могу все загладить. Я люблю тебя, знай это». Гудки.

«Прекрасно, сейчас уже полдень, а ты мне еще не перезвонила. Это означает, что ты либо все еще на меня дуешься, либо до сих пор выискиваешь способ сделать свой сериал популярнее, чем «Части тела»… Ненавижу клянчить и умолять, но позвони мне, позвони немедленно!» Гудки.

«Гм-м, двенадцать двадцать две. Теперь я начинаю беспокоиться: а вдруг Божья Кара О'Киф обнаружила, что подпадает под сокращение, и подсыпала тебе в кофе бациллы сибирской язвы? Если не услышу от тебя весточки в самом скором времени, то начну обзванивать все больницы в радиусе двадцати миль…» Гудки.

«О боже! Меня уже посещают видения: ты лежишь в палате реанимации, а добрый доктор применяет к тебе электрошок и сокрушается: „О нет! Этого не должно быть! Эта женщина слишком молода и прекрасна, чтобы умереть!" А затем ужасная рыжая регистраторша с тростью, как они там все ходят, говорит: „Все ясно, ей не повезло. Как ты думаешь, не пора ли вызывать ее лучших друзей? "» Гудки.

«Порядок. Наклевывается одно дельце. Я затеваю его в твоих интересах. Пока ты активно не отвечаешь на мои звонки, меня посетило вдохновение. Я придумал хитроумный план, который должен сработать. А теперь внимание, агент Бонд. Я собираюсь позвонить Питу Муни и сказать ему то, о чем он, возможно, про тебя наслышан и потому не удивится: ты вводишь в сериал нового персонажа, который днем тихо-мирно работает бухгалтером, а по вечерам с группой играет диско в стиле восьмидесятых. Блестящая идея, правда? Он ничего не заподозрит. Он всегда был простой, как доска. Не утруждай себя благодарностями, это самое меньшее, что я могу для тебя сделать. Если ты пока не в палате интенсивной терапии, позвони мне сейчас же. Люблю тебя до невозможности» Гудки.